– Что, Савва, отвык от лошади? Все по морю, да в лавке с товаром?
– Моя б воля – с коня не слезал, – проворчал Савва, подхватил узду, гикнул по-разбойничьи, сразу беря в галоп.
Следом пролетел Копыто.
– Счастливый путь!
– И тебе того же.
Вздымая песок и пыль, кормщик с десятником унеслись к воротам, а к Невзору подошел Острожек, улыбаясь во весь щербатый рот.
– Слышь, дружина просит уважить: посидим, выпьем меда, бражки. Попрощаемся, как люди. Полюбился ты нам, парень, хоть и молчишь, что пенек замшелый.
Невзор вопросительно взглянул на Олега, тот пожал плечами: мол, смотри сам, мне спешить некуда.
– Давай, – заговорщицки подмигнул Острожек, – Савва серебра дал за вора в шапке, что я снял стрелой. Гульнем, а?
– Пошли, – наконец согласился Невзор, – но платим пополам. Я побрякушки вот эти поставлю, – показал он нательные кресты, снятые с убитых врагов.
Под вербами рядом с пристанью, под нависшими ветвями, притаился небольшой постоялый двор. Дружинники, галдя, направились к нему. Внутри пылал сложенный из валунов очаг, хозяин тыкал ножом сидящего на вертеле поросенка, две девки протирали длинные столы, стоящие вдоль стен. В углу, закусывая копченой рыбой, наливались бражкой перевозчики.
– Хозяин! – заорал с порога Острожек. – Браги, меда, вина, пожрать давай, да поторопи девок. Гулять так гулять!
– Все, как в сказке будет. – Хозяин с готовностью бросился к стоящим за стойкой бочонкам. – Вино греческое, ромейское, меды старинные, по дедовским рецептам.
– Неси, неси… – Дружина рассаживалась за столом, заранее распуская пояса, звенела мечами, откладывая их в сторону.
– Давай во главу, Невзор. – Острожек потащил бывшего дружинника к середине стола. – Ты сегодня первый гость.
Засуетились девки, поднося холодную закуску: моченые яблоки и бруснику, копченую рыбу, печеную птицу, всевозможные пироги, – ставя на стол братины с пивом, ендовы с вином, кувшины с квасом и морсом, корчаги с медом. Дружинники поторапливали их, прихватывая за бока, норовя охлопать по заду, ущипнуть.
Острожек встал, стукнул кулаком по столу, призывая к вниманию.
– Слово хочу молвить! Первую чарку за друга нашего, за Невзора подымем! Что говорить, не будь его – не сидеть нам за этим столом, не пировать, не гулять. Как налетели вороги, – Острожек отвел руку с чаркой, заговорил распевно, то снижая, то поднимая голос, – злые-лютые, душегубцы, степняками прикинулись, обмануть, живьем взять хотели. Сила несметная у них, да у нас свой герой есть. – Он склонился, обнял Невзора за плечи: – Да ты не тушуйся, али не правду я баю?
– Правду, все как есть, речешь, – загудели дружинники, плывшие с ними в ладье.
– Ты толком расскажи, как дело было, что ты тут песни нам поешь, – потребовали встречавшие их на берегу товарищи.
– Сперва – выпьем!
Все подняли чаши, кубки, стукнулись разом, плеская на столешницу мед и вино.
– Слава!!!
Выпили, стукнули кружками о стол, накинулись на закуску. Дальше уже разговор пошел вперемежку: все, кто был на ладье, стараясь перекричать один другого, торопились вывалить на слушателей все подробности схватки. Олег только дивился: с каждой поднятой чаркой врагов оказывалось все больше, Невзор нырял уже чуть не через весь Днепр и мало, что врагов покромсал на ленты, так еще и лодку в щепы изрубил. Сам виновник торжества только головой крутил, слушая о собственных подвигах.
– …а я тебе говорю: голова – прочь, весло на зубах – хрусть…
– …и как вспрыгнет, да как крикнет – душа с него вон!
– …и только щепки по воде!
Сидевший рядом с Олегом здоровенный дружинник всосал огромную чашу вина, впился зубами в румяный бок курицы, потом, брызгая слюнями, наклонился к нему:
– А ты чего молчишь? Сам-то видел чего?
– Все видел, – пожал плечами ведун, – так и было, провалиться мне на месте!
– Да-а, – протянул здоровяк, – есть же люди. – Он подтянул ендову с вином, налил, плеская через край, себе и Олегу. – Давай, за друга твоего.
– Острожек тоже молодец, – кивнул Середин на раскрасневшегося лучника, – главного стрелой с лодки ссадил. Прямо в глаз, как белку.
– А-а, – отмахнулся воин, – он только с лука и горазд.
Олег выпил чару, пожевал мяса, заел моченой брусникой. В голове приятно шумело, стол, на который он облокотился локтями, слегка покачивался. Даже шум и гомон подвыпивших людей не раздражали, покрасневшие лица казались добрыми, веселыми. Он любил их всех как братьев, готов был за них в огонь и в воду. Что с того, что в головах у них пусто, что инстинкты пока еще ведут по жизни, подавляя разум. Придет время – и вот из таких вырастут и ученые, и бизнесмены, и знающие толковые офицеры… А пока… Ну что ж, дикое время, дикие нравы. Еще недавно съесть печень убитого врага было проявлением воинского духа, а теперь на это смотрят, как на диковинку. Сейчас пока сословий немного: князь – боярин – воин – купец – крестьянин. Народ, как эта дружина – дети. Иногда добрые, иногда злые, хитрые, добродушные, спокойные, буйные, но – дети.
Середин поднял чашу и обнаружил, что там пусто. Он привстал, подтащил к себе медную ендову. Внутри что-то булькало. В чашу упало несколько капель вина, Середин с досадой брякнул ендову на стол и, покачиваясь, поднялся на ноги.
– Хозяин, мать твою! Ты что, жаждой нас умри… уморть… уморить хочешь? Где вино?
Дружинники поддержали его, стуча по столу кулаками, кувшинами и чарками.
– Вина давай, мед где?
Хозяин приволок огромную братину с пивом, все полезли в нее кружками, толкаясь черпали хмельной напиток. Пиво текло по лицам, на расстегнутые рубахи, на столе образовались целые лужи, в которых плавали поросячьи, птичьи и рыбьи кости.
– Что за сабелька у тебя такая? – подивился сосед, тараща глаза на наборную пластиковую рукоять с разноцветными вставками. – Камень, что ль, такой? Ишь, как играет. Хазарская не хазарская, печенежская не печенежская.
– А-а, – Олег встал, потащил из-за плеча саблю, – таких больше не сыщешь! Одна на весь свет, подруга моя, – он истово приложился губами к лезвию, – ты б видел, как ворога сечет! Пополам, до седла! Во!!! Дай-ка… – Олег вылез из-за стола и вышел на середину корчмы.
«Ну-ка, покажу я этим увальням, что такое сабля в умелых руках, – подумал он. – Зря, что ли, у Ливона Вороныча… то есть Ратмирыча, столько лет учился?»
Середин расставил ноги, вытянул саблю перед собой, покосился на стол. Дружинники примолкли, ожидая представления. Еще он увидел замершего за стойкой хозяина, прыснувших в дверь девок и серьезные, совсем трезвые глаза Невзора. Ведун еще успел удивиться, чего это тот не пьет, и…
Сабля будто сама попросилась показать себя в полном блеске: засвистел рассекаемый воздух, заблистал клинок, шипя и рубя гарь от сгоревшего жира, масляную копоть, спертый перегаром воздух. Олег вдруг почувствовал необыкновенную легкость: он перехватывал клинок за спиной из руки в руку, перебрасывал перед собой из ладони в ладонь, крутил «восьмерки»: нижнюю, верхнюю, дробил воздух «крестами», успевая уходить «свилями» от воображаемого нападения. Сейчас он один бился со всей нечистью, резал всех нелюдей, что душили, грызли, убивали его народ, всех этих упырей, оборотней, вурдалаков, василисков, велетов, леших, кикимор и хрен знает кого еще…
Рука сама требовала ощутить сладость удара: рассечь, разрубить, располовинить лютого изверга так, чтобы в корчах последнего часа катался он по полу, изрыгая свою черную кровь…
