– Ну, не серчай.
– Да ну тебя. Только зря одежу намочил. Чумовой ты какой-то…
– Что есть, то есть, – согласился Середин. – Ты лучше скажи: сетка али невод у тебя не запасен? Тут рыбы, наверное, несчитано-немеряно, а жрать все одно нечего – может, рыбки наловим?
– Сетка есть. Вон, в моей телеге, под поклажей.
Середин раскатал сеть на песке. Ячейки оказались крупные, в пол-ладони, камни с отверстиями служили грузилами. Справа, под обрывом, возле упавшей в реку сосны, где течение было не такое быстрое, он осторожно, чтобы не спугнуть возможную добычу, вошел в реку. Широко размахнувшись, бросил невод, стараясь накрыть как можно больше поверхности. Сеть пошла под воду, исчезая в зеленоватой глубине. Подождав, Олег ухватил края невода и, быстро перебирая, потянул на себя. В сети кто-то бился, дергая ее из стороны в сторону. Пятясь, ведун вышел на берег. В ячейках запутались три сазана, килограмма по три каждый, и сом, в руку длиной. Олег оглушил рыбу подвернувшейся под руку корягой, выпутал из сети и понес к лагерю. Вторуша уже разложил костер и теперь рассыпал овес по торбам, собираясь кормить лошадей.
– Вот, гляди какой улов, – приподнял Олег добычу.
– Мелковата, – пробурчал купец, – вот у нас сом однажды теленка с водопоя утащил. Только голову и нашли потом.
– Ну, ты сказал, – Олег бросил рыбин у костра, – а бражки под телятину он у вас не спросил?
– Вот, лопни мои глаза, коли соврал!
– Ладно, котелок есть у тебя?
– Есть. Сейчас, коней покормлю и займусь.
Олег вернулся к реке, нашел глинистый выход на берегу и простирнул пропитавшуюся потом рубаху.
Вечер перешел в ночь, похолодало. Середин накинул куртку на голое тело, надел кожаные штаны, подхватил сапоги и подсел к костру. Вторуша, бросив в котел рыбьи головы, хвосты и плавники, резал рыбу крупными кусками. Потрескивали в огне сучья, лошади хрустели овсом в подвешенных на головы торбах.
– Я сомика варить не стану, – сообщил Вторуша, – мы его в углях запечем. И похлебка будет, и жарево. Лады?
– Лады, – ответил Олег, растягиваясь у огня.
Он облокотился на локоть, наблюдая, как купец колдует над котелком. Вторуша экономно подсолил похлебку, зачерпнул деревянной ложкой, попробовал, подумал, добавил еще соли. Затем побросал в котел куски рыбы, помешал и присел у костра. Делал он все не спеша, степенно и размеренно.
– Слушай, купец, – спросил Олег, – а на кого это ты с топором кинуться хотел? Неужто на водяного?
– На кого, на кого… – Вторуша покосился на него, почесал затылок. – Стал быть на него, на водяного самого.
– Ну, ты даешь, купец, – усмехнулся Середин, – да что ж ты ему топором сделаешь?
– Знаешь чего, мил человек! Там думать не пришлось: я вижу – орешь ты и руками, чисто рыба хвостом, плещешь, подхватился да и кинулся.
– А если б вместе пропали, а?
– Ну, значит, доля такая. Ты меня спас, как же я могу по-другому? – Он внимательно посмотрел на Середина: – Эй, да ты смеешься надо мной! А я-то – олух…
– Ну, не сердись. Ты лучше скажи, чего ж ты на нежить с топором не пошел?
– Так под рукой не было! Я уж когда ты двух завалил, только и понял, чем я отмахиваюсь. У меня силы не дюже. Вот у Тиши, у брата… – Вторуша вздохнул, покачал головой. – Выходит, не всегда силушка спасает. Кому что положено, кому сколь отмеряно… – Он выкатил из костра половину углей, нанизал порезанного сома на веточки и пристроил над углями.
Посидели, помолчали, глядя в огонь. Плеснула рыба. Середин оглянулся. Луна проложила на реке дорожку. Вода под ее светом напоминала жидкое серебро. Комары звенели, словно кто-то далекий и неумелый пилил на скрипке заунывную мелодию. Вторуша закряхтел.
– Ох и есть охота… – Он зачерпнул из котелка, вытянул губы, пробуя похлебку. – Ну, вроде, готово. Давай-ка, подсоби.
Они сняли котелок с костра, поставили его прямо на землю. Вторуша разлил из кувшина остатки меда.
– Ну, помянем брата моего и мужиков, что сгинули.
Угрюмо выпили. Купец достал оставшийся хлеб, разломил пополам и протянул один кусок Олегу. По очереди зачерпывая ложкой, стали хлебать из котелка. «Сазан, конечно, рыбка ничего, – подумал ведун, – но уха без картошки… Знал бы – захватил мешок с собой из будущего. Все-таки скуден рацион местный: ну, мясо, ну, каша, репа пареная, пироги, рыба, сыр, грибы, молоко, а вот картошечки не хватает! Эх, почему же это Конкиста лет на шестьсот раньше не началась?» Олег заглянул в котел и выловил кусок сазана.
Уха оказалась настолько сытной, что сома решили приберечь на потом. Олег сложил куски рыбы в горшок из-под каши и поставил в сторонку, остывать. Вторуша пошел к реке вымыть котел, Середин крикнул ему вдогонку, чтобы тот прихватил топор на всякий случай, но купец только отмахнулся.
Костер догорал, и Середин подбросил несколько поленьев.
– Ты где спать-то будешь? – спросил вернувшийся с реки Вторуша.
– Да здесь и лягу возле огня.
– А-а, ну, я тогда на возок, к товару поближе.
Купец проверил, как привязаны лошади, достал кусок овчины и передал Середину – все мягче будет. Свет от костра золотил стволы сосен, в полутьме всхрапывали лошади, глядя на огонь блестящими, как антрацит, глазами. Ночь была ясная, крупные звезды помаргивали, едва заметно кружась вокруг Полярной звезды. Олег отыскал Большую Медведицу. Где-то он слышал, что со временем положение звезд меняется и через несколько тысячелетий можно не узнать знакомые созвездия. Но то ли десяток столетий для Вселенной слишком мало, то ли Олег забыл контуры Медведицы из своего века, однако явных изменений он не обнаружил. Вот и Полярная на месте.
Поленья прогорели, Середин передвинулся ближе к костру и завернулся в овчину. Уголья подернулись серым пеплом, сквозь который проглядывали кроваво-красные, словно глаз василиска, огоньки. Ветерок с реки принес прохладу, запахи водорослей, распустившихся кувшинок и лилий.
Где-то далеко, на границе слышимости, раздавался плеск и смех: русалки или бродницы хоровод водят. В гости пойти?
«Нет, спать буду, – лениво подумал Середин. – Вода холодная, комары едят. Это им все нипочем. Говорят, есть заклинание, которое на время меняет хвосты бродниц на нормальные женские ножки. Стройные, аккуратные, длинные, как у фотомоделей. Собственно, если захотят, они и сами на берег выйдут. Мне надолго и не надо. Долго ли умеючи? Хотя, – вспомнил Олег, – как сказала одна знакомая, умеючи как раз и долго. Крест поколет, пожжет слегка, вот как сейчас, но мы это перетерпим. Волшебство у бродниц доброе, легкое… Однако, надо бы все-таки крест снять – эдак и до волдырей обожжет».
Легкий шорох вернул его к действительности. Не двигаясь, Середин прислушался, пытаясь сквозь ресницы разглядеть источник звука. Ветерок нес с реки клочья тумана, ущербная луна светила в спину, оставляя лицо в тени, и он смелее приоткрыл глаза. Крест под повязкой на запястье налился жаром. Теперь Середин увидел, что тень от телеги, на которой спал Вторуша, была чуть темнее, чем должна быть. Он уже собрался прошептать заговор на кошачий глаз, как вдруг тень слегка сдвинулась. Медленно и плавно, словно проявляясь на фотобумаге, показалась мускулистая рука, плечо в кожаной куртке и лицо человека с короткой бородой, обрамлявшей хищное лицо. Глаза прятались в тени нависших бровей, серебристо-серый в свете луны мех круглой шапки скрывал волосы. Мягко, будто перетекая, человек переместился к погасшему костру. Середин сладко зачмокал и перевернулся на спину. Рука его невзначай легла на рукоять сабли. Человек замер на несколько мгновений, словно в камень превратился, затем, решившись, подался вперед и вытянул руки с длинными крепкими пальцами.
Словно подброшенный пружиной, Середин метнулся через костер, обрушиваясь на пришельца всем телом. Дико всхрапывая, затопотали на привязи лошади. Человек закрутился юлой, выходя из-под удара, врезался в колесо телеги и замер, почувствовав у горла холодный клинок. Олег снял у него с пояса нож в
