ее словах усомнился. Придя домой, он прямо спросил жену, не укрывает ли она где-нибудь Ракел.
— Неужели ты думаешь, что Ракел стала бы прятаться, если бы ей удалось спастись? — ответила ему Изаура, и Флориану оставил жену в покое.
Около суток жизнь Сампайу была в опасности, а затем кризис миновал, и близкие получили возможность поговорить с больным. Кароле Сампайу обрадовался, с Андреа же не захотел даже и говорить.
Обеспокоенный таким поведением компаньона, Виржилиу решил не рисковать и отложил посещение Сампайу до лучших времен, боясь, что тот сгоряча может разорвать с ним контракт. «Сейчас он взвинчен и болен, а потом, когда выздоровеет, будет вести себя осмотрительнее», — рассудил Виржилиу. Вызвав к себе Маркуса, он велел тому ехать в Аргентину для заключения важного договора — вместо заболевшего Сампайу:
— Надеюсь, ты сможешь его заменить?
— Постараюсь, — ответил Маркус. — Но не лучше ли тебе самому туда съездить? У тебя больший вес в деловых кругах, нежели у меня.
— Нет, у меня здесь достаточно хлопот, — отклонил его предложение Виржилиу. — Да и тебе надо когда-то заявлять о себе.
Маркус, нежно простившись с женой, уехал, а Виржилиу погрузился в ставшие уже привычными для него интриги.
Прежде всего он навестил в больнице Марию-Элену, попавшую туда с кишечной инфекцией.
— Я хотел прийти сразу же, как только узнал о вашей болезни, — сказал он, вручая Марии-Элене роскошный букет цветов, — но меня не пустили. А теперь, когда карантинный срок прошел, я здесь. Надеюсь, вы не в обиде на меня за то, что я выступал против закрытия пляжей? Говорят, ваша болезнь стала следствием купания в море?
— Это одни разговоры, — с досадой ответила Мария-Элена. — Врачам не удалось ни подтвердить эту версию, ни опровергнуть.
— Значит, вы на меня не сердитесь?
— Нет, что вы!
— А к Брену своего отношения не переменили?
— Мы невзлюбили друг друга с первого взгляда! Так что мне трудно переменить мнение о Брену.
— Вы однажды обещали мне рассказать кое-что о прошлом Веры. — напомнил ей Виржилиу. — Разумеется, я тоже намерен выполнить свое обещание, — и он передал ей чек.
Мария-Элена замешкалась с ответом, но сумма, обозначенная в чеке, придала ей решимости, и она заговорила:
— Когда-то очень давно Вера не могла найти работу и вынуждена была устроиться в ночной клуб — танцовщицей.
— Это был стриптиз-клуб? — оживился Виржилиу.
— В какой-то мере. У меня хранится красочный плакат, где Вера обнажена до пояса.
— Вы могли бы дать его мне? А точнее — продать? За плакат я уплачу дополнительно.
— Разумеется…
Теперь Виржилиу имел еще большую возможность шантажировать Брену. Он настолько воспрянул духом, что учинил разнос Кларите, изорвав в клочья рукопись Вальтера.
— Твой возлюбленный — преступник! — заявил он. — Ты связалась с дурным человеком.
— Не тебе о нем судить. — вступилась за Вальтера Кларита.
— А ты спроси его как-нибудь, почему он оставил капитанский мостик и поселился здесь, — посоветовал Виржилиу, ядовито усмехаясь.
Довольный тем, что оставил жену в тревоге, он отправился в Понтал — поквитаться еще с одним своим противником. Остановив машину возле клиники Муньоса, Виржилиу зашел туда с видом победителя.
— Доктор Муньое? Рад вас видеть! Не верите? А я и в самом деле рад, потому что у меня есть для вас очень важное сообщение. На вас заведено уголовное дело! Да! Вероятно, сегодня вы получите вызов в суд. Я разыскал мать того пациента, который умер у вас на операционном столе, и убедил ее подать на вас в суд. И о доказательствах вашей вины тоже позаботился!
— Это была естественная смерть! — возразил Муньос. — У больного не выдержало сердце.
— Вам трудно будет доказать это на суде. Поэтому предлагаю на выбор: или тюрьма, или — вы покинете Понтал в течение суток и навсегда забудете сюда дорогу. Я настоятельно советую вам выбрать второе, потому что свидетелей я уже подкупил, ха-ха-ха!
— Вы отпетый негодяй! — сказал Муньос и, подумав, добавил: — Я уеду из Понтала сегодня же. Но лишь затем, чтобы подготовиться к этому суду как следует.
— Всей твоей жизни не хватит, чтобы подготовиться, — расхохотался Виржилиу. — Tы сделаешь непоправимую ошибку, если вздумаешь тягаться со мной на суде.
Место Муньоса в клинике занял Зе Луис, и у него теперь стало меньше времени, чтобы видеться с Каролой.
— Я буду приезжать к тебе, как только смогу, — сказал он ей, — а ты не слишком увлекайся Алоаром.
— Неужели ты тоже ревнуешь, как Малу? — рассмеялась Карола. — Ну, Алоар — видный мужчина, — уклончиво ответил Зе Луис.
— Не волнуйся: он без памяти влюблен в Малу. К тому же необходимость в нашем спектакле скоро отпадет сама собой.
— Tы так думаешь?
— Да, я уверена.
Ревность Малу, действительно, возрастала не по дням, а по часам, но Алоар изобретал все новые ситуации, в которых бы чувства его фиктивной жены проявлялись с полной силой.
Во-первых, он при каждом случае звонил Кароле и заканчивал разговор неизменным: «Целую», зная, что Малу это слышит. Во-вторых, он однажды поцеловал Каролу во время танца в ночном клубе, заставив поволноваться не только Малу, но и Зе Луиса.
— Не могу тебя понять, — сказала после этого Малу Кароле. — Тебе ведь нравился Зе Луис, ты сама мне говорила. А теперь кокетничаешь с Алоаром. Мне-то все равно, а Зе Луису это может не понравиться.
— Главное, чтобы ты на меня не обиделась, — уклончиво ответила Карола.
На следующий день Малу позвонила ей и предложила погулять за городом, в большой веселой компании.
— А Алоар тоже едет с тобой? — спросила Карола.
— Нет, он уехал на ферму Арлет. Там у него остались какие-то дела.
— Знаешь, мне что-то нездоровится, — поскучневшим голосом произнесла Карола, соблюдая правила игры. — Пожалуй, я не поеду.
Малу такой ответ явно не понравился, но она смогла сдержаться, чтобы не наговорить подруге гадостей.
Прогулка получилась долгой, и домой Малу вернулась поздно ночью. Алоар, до той поры не смыкавший глаз, услышал ее шаги за дверью и затаился. Дверь он заранее запер на защелку, чтобы Малу не смогла ее открыть ключом. Ему было очень жаль несчастную Малу, настойчиво звонившую в дверь, но он сцепил зубы и сидел неподвижно до тех пор, пока звонки не прекратились. Заглянув в глазок, он увидел, что Малу сидит на ступеньках, прислонившись к перилам. Сердце Алоара сжалось от боли, однако он вновь пересилил себя и открыл дверь лишь утром, уходя на работу.
— Нет, постой! — преградила ему дорогу разгневанная Малу. — Ты не смеешь так со мной обращаться. Почему ты не открыл мне дверь?
— Я прочитал твою записку. Ты писала, что уезжаешь за город с ночевкой. Я очень устал за день и крепко уснул. Мне и в голову не приходило, что ты можешь вернуться ночью.
— Конечно, тебе наплевать на меня! — стала упрекать его Малу. — Тебя не волнует, где я и с кем провожу время!
