жизнь.
Жена Пэта умерла четыре года назад. Убитый горем, он поручил другим присматривать за тремя детьми и попытался упиться до смерти. Нед нашел его, когда он был почти без сознания, не дал ему больше пить и проговорил с ним всю ночь напролет. Он заставил его рассказать о доме в Ирландии, который тот покинул, будучи ребенком, о своей музыке, о детях. После этого Пэт всегда говорил, что обязан Неду жизнью.
И теперь, когда они стояли рядом в Аллее Роз, Пэт сказал:
— Если, по-твоему, притаиться и выжидать — значит позволить чертовым мерзавцам следить за тобой и оставаться в живых, пусть так. Позволь мне купить тебе пинту эля, чтобы мы могли обсудить твой ход мыслей. И позволь мне рассказать тебе о твоем брате. Я беспокоюсь о нем.
— Я заметил, что дела у него, кажется, идут не очень хорошо, — заметил Нед, идя за ним в направлении «Короны».
— Дела у Мэтью Варринера идут очень плохо, — сказал Пэт с ударением. — Люди уже не рискуют приносить ему вещи на продажу. Констеблям — хотя он по-прежнему платит им — явно кто-то платит гораздо больше. Я говорил ему, чтобы он смотрел в оба, но он упрямый англичанин, вроде тебя, и не хочет ничего слушать. Твоему брату нужна помощь, Нед.
— Тогда я рад, что вернулся.
— Даже пусть и ненадолго?
— Пожалуй.
— А если я опять увижу, что эти шпионы в черных плащах, с мордами, как прокисший творог, крадутся за тобой, я должен оставить их в живых?
Нед усмехнулся.
— Пока я не скажу иначе, да.
Они подошли к таверне. Прошло немного времени, и кто-то принес Пэту скрипку, чтобы он поиграл, а все могли потанцевать и попеть. Двое ирландцев — товарищей Пэта — присоединились к нему с бойраном и флейтой, а Нед откинулся назад и отдался во власть безыскусной кельтской музыки.
Для своего образа жизни — воровства — этот рослый ирландец всегда находил веские оправдания.
— Это способ сделать жизнь на этой земле немного справедливей, — сказал он как-то раз Неду. — С богатыми ублюдками ничего не случится, если они и потеряют что-то из своих богатств. А очень много нуждающихся людей станут гораздо счастливее, если смогут хотя бы накормить досыта свою семью. Так золото богачей превращается в пищу и одежду для голодных детей. Это вроде философского камня, только наоборот.
— Ты в него веришь? — спросил Нед.
— Во что? В философский камень? Господи, надеюсь, что его не существует. Если бы он на самом деле существовал, это был бы конец всем нам, — ответил Пэт.
Нед вспомнил слова Пэта, когда слушал его игру, но раздумья длились не долго, потому что вскоре Пэт положил скрипку и попросил Неда спеть. После того как все его отговорки были отвергнуты, Нед потешил переполненную таверну куплетами, которые поют в пивных Кракова, — о тамошних шлюхах и о неприятностях, которые у них были с польскими рыцарями, возвращающимися после битв с турками. Наконец он решил, что пора идти.
— Хорошо, что ты дома, — тихо сказал Пэт. — Следи за друзьями брата. Кое-кто из них куда умнее его.
Нед взглянул на ирландца. Но Пэта снова позвали играть, а Неда ждали другие дела.
За домом Мэтью в том же переулке стоял одноэтажный каменный дом с черепичной крышей и приземистой трубой. Когда-то здесь была пекарня, но она закрылась много лет назад, как и многие лавки в округе. Вместо сдобного хлебного духа теперь переулок наполнял запах конского навоза — поблизости находились конюшни Петри — и отвратительная вонь из сточной канавы.
Именно в пекарню и направился Нед после того, как расстался с Пэтом. Это здание принадлежало Мэтью; Нед заранее запасся ключом. В помещении было очень холодно, и Нед, едва вошел, сразу же развел огонь в старом очаге, в котором еще оставалось немного угля; еще он зажег сальную свечку, и тени от нее заплясали на облезших стенах, покрытых известкой. Паутина свисала со старых дубовых стропил и с каменных полок на стенах. Когда очаг достаточно нагрелся, Нед положил немного кусков конского навоза из конюшни Черного Петри в тигель, купленный в этот день. Потом налил туда немного вина, позаимствованного в погребе Мэтью, запечатал это пробкой и поместил сверху на очаг. Чтобы вызревало, как говорилось в письме к Ариелю.
«Сначала исходный материал должен быть погружен в spiritus vini, затем выращен в запечатанном сосуде…»
Интересно, подумал он, что сказал бы Пэт. Он, конечно, усомнился бы в здравом уме Неда, почуяв, как запахи, острые и непривычные, наполнили комнату. Он сел на низкую каменную скамью у очага и начал читать «Эликсир Агриппы», почти ничего не понимая. Спустя некоторое время он слегка задремал, согревшись, Варнава спал у его ног, и вдруг резко проснулся от сильного треска — стекло разлетелось на куски.
Нед тихонько выругался, увидев, что тигель взорвался от жара, заляпав при этом подгоревшим навозом старую пекарскую печь и пол вокруг нее.
Он присел на корточки; в помещении стоял запах горелого навоза. Варнава, заинтересовавшись, подошел и лизнул ему руку.
Нед рассеянно потрепал его за ухо и встал. Он вынул из внутреннего кармана письмо к Ариелю и снова просмотрел его при свете единственной свечки. Потом открыл украденную книгу и начал читать.
«Размышляя над нашим Первым Делом, в котором содержится Семя, помни, что ключ к нему состоит в правильном растворении руды в воде, которую философы называют своим Меркурием, или ртутью, или водой жизни…»
Никаких упоминаний о принцах или скорпионах. Только конский навоз в вине.
Он допил остаток вина и захлопнул дверцу печки, сложив туда вонючие осколки. Потом сунул письмо к Ариелю в карман вместе с маленькой книжицей и покинул пекарню, заперев за собой дверь. Он понял, что выпил слишком много, когда вышел в ночь и увидел, что звезды над головой у него кружатся. Но они перестали кружиться, как только он вдохнул холодный воздух и вспомнил Кейт и своего сына, которого так и не видел до сих пор.
Когда Нед подошел к конюшне угольщика, где была его комната, на мгновение сердце у него сильно забилось, потому что кто-то, одетый в черное, стоял в тени у подножья лестницы. Он понимал, что спастись от наблюдателей Нортхэмптона невозможно, но все же слабая надежда у него оставалась.
Потом он увидел, что это Элис, в черном плаще с шерстяным капюшоном, скрывающим ее светлые волосы. Капюшон упал; не поправляя его, она посмотрела на Неда темными глазами.
— У тебя такой вид, будто ты ждал кого-то другого, — сказала она. — Кого-то, кого тебе не хотелось бы видеть. Но я надеюсь, что меня ты рад видеть.
— Элис, — сказал он, — я устал, и уже поздно.
— Ты пил с Пэтом.
Она посмотрела на него оценивающим взглядом.
— За Пэтом нужен глаз да глаз. Это грубый и бешеный человек.
— Только когда ему нужно быть таким, я думаю.
Она нахмурилась.
— Ну да? Как-то ночью, когда Мэта не было дома, Пэт попытался меня изнасиловать.
Нед отпрянул.
— Я в это не верю…
— Это правда. Я стала звать на помощь, и он отступил, прежде чем другие друзья Мэтью не увидели, что происходит. С тех пор Пэт имеет на меня зуб, черт бы его побрал.
— Как странно, — сказал он. — Он хороший человек.