камешек. — Альберт Иос словно с ума сошел, клянусь ястребом Джува!
— Я тоже слышал про эту историю, — покачал головой Планокур.
— Так расскажите, — не выдержал Зезва.
Огрызок переглянулся с соплеменниками, крякнул. Поднял на Ныряльщика глаза. Покосился на мальчиков.
— А ну ка, ребята, — быстро сказал брат Кондрат, — бегите, проверьте, как там лошади. Живо!
Сандр и Евген разочарованно вздохнули, взялись за руки и побежали к лошадям. Зезва проводил их взглядом. Один раз Евген оглянулся и кивнул Зезве. Тому стало не по себе. Падающие перед ним стрелы. И выглядывающий из-за дерева маленький мальчик…
— Альберт Иос, — начал рассказ Огрызок, — один из благороднейших рыцарей в королевстве Мзум. Его род ведет начало от легендарных Рыцарей Зари, основателей первой династии. Впрочем, думаю, это вы и без меня знаете… Так вот. Пять лет назад, когда началась война с овсянниками, Альбер Иос, верный присяге, вместе с отрядом рыцарей отправился воевать. Дома, в родовом поместье Горном, что неподалеку от Горды, остались ждать его жена, молодая Елена и двое детей: мальчик и девочка. Малые совсем, — Огрызок скривился, — пацаненку семь лет, а дочурке — пять. Не знаю уже, что там и как там случилось, но один из отрядов овсянников оказался возле Горного…
— А знающие джуджи говорят, — вставил Густав Планокур, — что не овсянники то были вовсе, а элигерцы!
— Не перебивай, юноша, — сверкнул глазом дядя. Густав потупился.
— Может и элигерцы, кто их знает, — продолжал Огрызок, задумчиво ковыряясь в зубах. — А что, есть разница между Овсаной и Элигершдадом? Через перевал — Снежная Овсана — автономное тевадство в составе Элигершдада… Сами элигерцы считают овсянников своими гражданами…
Огрызок умолк. По тракту проследовали рыцари. Альберт Иос возглавлял отряд. Мертвые глаза смотрели вперед. Он молча кивнул, проезжая мимо. Зезва вздрогнул.
— Та банда напала на Горное. Мужчин зарубили. Мальчиков тоже… Женщин и девочек… — Огрызок сжал меч. — Даже маленьких… Сначала изнасиловали по несколько раз. Потом перерезали всем горло, подвесили на деревьях…
В наступившей тишине лишь было слышно, как молчаливые и мрачные джуджи возятся с обозом. Мзумские лучники-люди расположились чуть поодаль и разводили костры. Заржал Толстик, которому наскучило стоять без дела.
— Альберт Иос сам снял жену и дочку с дерева. Потом отыскал тело сына. Стал помогать остальным мужчинам из отряда хоронить тела родных. В тот вечер Иос и его люди дали клятву. Страшную клятву… С тех пор, словно призраки, они шляются по дорогам Верхнего тевадства. Горе тому овсяннику, что попадет им в руки! Думаете, почему мы им пленных не отдали? Зарубят сразу, не задумываясь!
— Страшное дело, — тихо сказал брат Кондрат. — Ужасное… Лик мстителя внушил мне ужас, едва я увидел его. Но спрашиваю я — какой смысл в отмщении, его семью уж не вернешь! А теперь несет он смерть, быть может, невинным овсянникам!
Альберт Иос молча наблюдал, как его люди забрасывают факелами крыши хижин. У овсянников дома добротные. Хорошо горят. Рядом оруженосцы тащили по земле извивающихся, верещащих жителей деревни. В воздухе стоял плач и истошный, непрекращающийся крик.
— Господин, пощадите! — пожилой овсянник рухнул на колени, подполз к ногам коня Иоса. — Мы мирные эры, признаем власть Ламиры, да продлят боги ее лета! Пожалей баб да детей малых, добрый господин…
Иос взглянул на старика. Овсянник отшатнулся. Подбежавший солдат ударил его по голове, потащил за собой. К большому сараю, куда сгоняли плачущих и вырывающихся жителей деревни.
— Детей с бабами — в обоз, — глухо приказал Иос. — Отвезти в Мзум. Остальных — вы знаете, что делать.
Стоявший перед ним сержант мрачно кивнул, подал знак солдатам.
Через полчаса Иос смотрел, как пылает сарай. А еще он слушал крики. В его глазах горела смерть. За его спиной стояли рыцари и солдаты из деревни Горное. И ад следовал за ними.
— Неужели он мстил детям и женщинам? — прошептал брат Кондрат.
— Мстил, человече, — мрачно кивнул Огрызок. — Его отряд жег и убивал, не зная пощады… Впрочем, молвят люди, что в первой спаленной деревне, случилось вот что: солдаты Иоса согнали жителей на центральную площадь и всех подряд, включая женщин и детей, загнали в храм Ормаза…
— Нельзя так, — воскликнул монах, — нельзя!
— Почему, отче? — спросил молчавший до этого Зезва. — А если бы у тебя овсянники родных вырезали да дочку пятилетнюю изнасиловали, как бы ты поступил, а?
Брат Кондрат взглянул на Ныряльщика, отвернулся.
— … Иос уже собирался подать знак, чтобы храм подпалили.
— Но ведь, — Зезва впился глазами в джуджу, — малышня же…
— Подняли дети плач и крик. И случилось непонятное: упал на колени суровый рыцарь Альберт Иос. Повторял вслух имена детей своих и жены… Плакал долго, бил кулаками о землю. Взглянул затем на воинов своих — те поняли все без слов. В общем, освободили детей и баб.
— А мужчин? — повернулся брат Кондрат.
— Всех повесили. Никого не пощадили…
— Переночуем, и с утра — в путь, на Мзум! — сказал брат Кондрат, устраиваясь поудобнее. Зезва сонно кивнул. Сандр и Евген сидели рядом, заворожено рассматривая языки пламени, что возносились высоко вверх, разбрасывая золотистые сверкающие искры. Напротив нахохлились два джуджи — Пантелеймон Одноглаз и его племянник Густав Планокур. Уже почти стемнело, на небе зажглись первые звезды.
Накануне вечером отряд Огрызка снялся с места и отправился по тракту на Горду. Командор Джуджей попрощался с путниками, пожелал им счастливого пути, уважительно пожал руку Зезве. Выяснилось, что двум синим джуджам по пути с Зезвой — они тоже направлялись в Мзум. Поэтому, к всеобщему удовольствию, маленький отряд пополнился двумя бородачами. Зезва был особенно доволен, ведь два лишних топора никогда не помешают, особенно на пустынной дороге.
— А еще говорят люди, — сказал Густав Планокур, — будто война скоро будет.
— Война? — фыркнул брат Кондрат. — Чего это? Не навоевались еще?
— Эх, отче, — усмехнулся Пантелеймон Одноглаз. — Никогда война не наскучит людям. Гораздо веселее рубить головы, чем вспахать и засеять поле. Не говоря уже об урожае! Крут ты неимоверно, когда на коняке врываешься во вражескую деревню, да факелом размахиваешь, ох, как крут, клянусь усами бабушки! А то, что скоро будет война, это как пить дать, слишком уж долго мир у нас тут! Надоело это всем, скажу я вам.
— Разве мир и спокойствие могут надоесть? — насупился брат Кондрат. — Не верю!
— Уж поверь, святой отец, — Одноглаз хмыкнул, потянулся. — Мир ведь что это? Так, скукотища одна. Благородные человеки не могут подвигов совершать. Оно ведь как: деву чтобы спасти там, или с триумфом в город с трофеями въехать — для этого потребно войнушку затеять, и нехилую! Иль разбогатеть нужно купцу, к примеру. Когда самые большие заказы на провизию и одежду? Верно, в войну! А доспехи? А оружие? Воистину, война есть наисовершенненйшее и наиудачнейшее изобретение человеков!
— Человеков? — спросил брат Кондрат. — А вы, джуджи да ткаесхелхи, можно подумать, ангелы с крыльями! Или не воевали в свое время?
— Воевали, — согласился Одноглаз. — Ткаесхелхи, те вообще, скоро окончательно в дикарей превратятся. А какой могущественный народ был, а?
— Говорят, — вмешался в разговор Зезва, — что ждут они некоего мессию, который поведет их в новый, светлый мир.
— Сказки! — фыркнул брат Кондрат.
Неожиданно заговорил Евген.
