— Не шкашки, дедушка Кондрат, не шкашки! Ткаешхелхи дошдутся мешшию, так папа рашкажывал.
— Евген, умолкни! — Сандр дал брату легкого подзатыльника. Тот обиженно надулся и отодвинулся. Зезва приподнялся на локте.
— Евген, а что еще рассказывал папа?
В наступившей тишине было слышно, как шипит и волнуется костер. Из леса уже доносились ночные звуки и шорохи. Где-то далеко раздался вопль.
— Очокоч, — поежился Зезва. — Сюда чтоб не приперся, стаховидл…
— Чуды тракт стороной обходят, — покачал головой Одноглаз, с удивлением рассматривая Евгена, словно видел мальчика в первый раз.
— Зезва, оставь парня в покое, — отец Кондрат с кряхтением поднялся. — Дровишек бы еще нам.
— Не хватит до утра, или как? — удивился Густав Планокур.
— Вроде б должно, но я схожу, хвороста насобираю.
— Дедушка Кондрат, я ш тобой! — Евген вскочил и вцепился в руку монаха. Брат Кондрат покачал было головой, но потом передумал.
— Ладно, сорванец, пошли. Будешь меня охранять!
— Конечно, буду! — радостно заулыбался мальчик, торжествующе оглядываясь на насупленного Сандра. Старший брат явно не одобрял инициативу Евгена, но ничего не сказал, только поближе придвинулся к костру.
Весело переговариваясь, монах и мальчик скрылись в темноте. Зезва вдруг забеспокоился, сел и потянулся к мечу. Джуджи непонимающе уставились на него.
— Ты чего дергаешься, человече? — спросил Одноглаз. — Рядом они, голоса не слышишь, или как? Соберут ветки и вернутся. Костер, чай, в Мзуме виден! Заместо ориентира.
— Действительно, — согласился Зезва, но встал и, скрестив руки, стал прислушиваться к близкому гудению голоса брата Кондрата и радостному смеху Евгена. Было слышно, как монах хрустит ветками.
— Дедушка Кондрат, вот еще, шмотри!
— Ага, точно… — отец Кондрат нагнулся за веткой.
Вдруг помутнело перед глазами, закружилась голова. Монах пошатнулся. Испуганный Евген схватил его за руку.
— Деда, что ш тобой?
Брат Кондрат потряс головой. Огляделся. Вокруг все по-прежнему, он держит в руках кучу хвороста, рядом стоит испуганный мальчик. Но… Монах огляделся.
— Костер, — хрипло проговорил он. — Ты видишь костер, сынок?
— Нет, — удивленно оглянулся Евген. — Не вижу, деда Кондрат!
Они стояли в почти полной темноте. Лишь множество светлячков освещали кусты вокруг. Отец Кондрат вздрогнул: он понял, что его так испугало. Тишина. Было очень тихо. Светлячки светили в полной тишине. Не было слышно ни шороха, ни возни мыши, ни шелеста листьев, ничего. Даже ветер утих. Брат Кондрат глубоко вздохнул и прочел молитву Дейле. Евген молча слушал, широко раскрыв глаза.
— Надо идти, — сказал мальчик, как только монах умолк.
— Идти? — словно удивился брат Кондрат. — Да, сынок, надо. Вот только куда… Мы вроде пришли вон оттуда, значит…
— Пошли, дедушка Кондрат! — Евген уверенно потянул за собой монаха.
— Куда ты меня тащишь?
— Надо спешить, деда.
— Хм, но мы же пришли совершенно с другой стороны!
— Та шторона — не та шторона…
Зезва уже собирался идти на поиски, когда раздался треск, и в круг света зашли брат Кондрат и Евген. Монах тащил довольно большую охапку сухих веток. Мальчик улыбнулся и, подбежав к обеспокоенному Сандру, уселся рядом с братом.
— Где вы были? — проворчал Зезва. — Я уже шел вас искать!
— Точно, — поддакнул Густав Планокур. — Разговор ваш утих, вот мы и заволновались!
— Да ладно вам, дети мои, — усмехнулся брат Кондрат, бросая хворост на землю.
— Все в порядке, — заулыбался Евген, толкая брата в бок. Тот нахмурился.
Некоторое время они сидели в тишине, прислушиваясь к ночным звукам. Джуджи клевали носом. Зезва еще долго пялился в огонь, но затем и его стал одолевать сон. Дежуривший первым отец Кондрат подкинул веток в костер, прокашлялся, покосился на спутников. Сандр отвернулся от костра, и нельзя было понять, спит уже мальчик или нет. Евген сидел, обхватив колени руками, плотно сжав губы. Сквозь полудрему Зезва взглянул на мальчика. Тот кивнул ему. Все в порядке, подумалось Зезве. Он улегся рядом с уже храпящими вовсю джуджами, укрылся плащом и закрыл глаза. Потянулся. Ах, как это здорово: засыпать в тепле, рядом с костром…
— Брат Кондрат?
— Да?
— Разбудишь меня через три часа…
— Конечно, сын мой.
— Спокойной… Шпокойной ночи, дядя Зезва! — раздался голосок Евгена.
— Спокойной… — Зезва по привычке потянулся к мечу.
И тут же вскочил, как ужаленный. Пригнулся, выхватил меч. Зашевелились джуджи, уставились сонными глазами сначала на Зезву, затем на отца Кондрата. Вернее, не на совсем отца Кондрата…
— Сынок, куда ты меня ведешь?
— Вше в порядке, дедушка Кондрат! Верь мне, мы правильно идем!
Брат Кондрат сжал руку Евгена, огляделся. Они по-прежнему окружены деревьями. Темно, лишь светлячки слабо освещают им путь. Костра не видно, голосов тоже. О, Дейла Защитница, куда они попали? Куда столь упорно тащит его юный отрок? Отец Кондрат вдруг вспомнил виденное им на дороге несколько дней назад. Жуткие багоны снова предстали в его воображении. Монах обернулся, зашептал молитву. А Евген решительно шел вперед.
— Евген, мальчик, постой!
— Что, деда?
— Ты знаешь дорогу?
— Нет, не шнаю.
— Так как же…
Отец Кондрат осекся, потому что Евген молча указал ему на что-то впереди. Это что-то имело вид двух светящихся в темноте голубых глаз. Евген заулыбался, присел на корточки. Из темноты появился огромный черный кот, потерся о ноги мальчика. Деловито оглядел брата Кондрата с головы до ног. Коротко и солидно мяукнул.
— Деда, пошли!
Кот уже скрылся в темноте. Евген последовал за ним, тащя за собой отца Кондрата.
Зезва по прозвищу Ныряльщик и джуджи Одноглаз и Планокур, прижавшись друг к другу и выставив оружие, смотрели на тех, кто только что был отцом Кондратом и Евгеном, а теперь…
— Святая Богиня Горы и Матерь Подземного Кузнеца! — стиснув зубы, проговорил Густав Планокур, сжимая топор. — Это же…
— Не дрейфь, племянник, — Пантелеймон Одноглаз сплюнул под ноги. — Стой, где стоишь.
Зезва вздохнул. Меч Вааджа дрожал и вибрировал. Лезвие горело синим пламенем.
Вместо Евгена перед костром стояла женщина в длинных белых одеяниях. Блестели голубые глаза под короткой челкой коротко остриженных темно-русых волос. Тонкие изящные губы искривлены в улыбке. На
