поразвлечься с ней перед тем, как проткнуть мечом. 'Рыцарь' сплюнул, осторожно подкрадываясь ближе. Ну, а если сиганет вниз? Ну и ляд с ней тогда, меньше забот будет. Или нет, лучше подождать арбалетчиков. Болт в глаз, и можно идти пить пиво.
Девушка неожиданно вскрикнула, взмахнула руками. Преследователи не успели сказать и слова, как беглянка широко раскрыла глаза и камнем упала вниз, прямо на валуны. Главарь грязно выругался. Осторожно приблизился к пропасти, взглянул вниз, воткнув меч в землю и держась за него. Два других бандита также подошли и уставились вниз.
— Готова шалава.
— И мы ни при чем, клянусь Кудианом!
Главарь долго смотрел вниз. Прищурился, заметив, как рядом с головой девушки растет темное пятно. Кровь. Отлично. Он резко отошел от обрыва, выдернул меч.
— Уходим. Кена, беги, разворачивай остальных.
— Тело оставим?
— Нет времени. Мы рядом с Гордой, а не в лесу у Даугрема. Если появится какой-нибудь разъезд, нам придется худо. Пошли.
Девушка открыла глаза, пошевелилась, но тут же замерла, услышав странный голос, раздавшийся у нее прямо в голове.
— Не двигайся. Хочешь что- то сказать, говори, но только не двигайся. Они смотрят.
— Кто?
— Те, кто преследовал тебя.
Беглянка задрожала, заметив красную лужу возле себя.
— Успокойся, это иллюзия.
— Кто ты? Где ты? Это ты заставила меня прыгнуть, а потом мягко приземлила на землю?
— Слишком много вопросов, милая моя. Хотя, казалось бы, вопросы должна задавать я. Тихо!
— Что?
— Ушли. Лежи и не двигайся.
Когда через некоторое время неведомая спасительница разрешила девушке сесть и взглянуть на нее, боль в ноге, усталость и потрясение при виде той, кто стоял перед ней, все это повергло беглянку в такой шок, что она потеряла сознание. Говорившая с ней вздохнула, еще раз осмотрела обрыв, и уселась на ближайший валун, поджав длинные ноги.
— Да едрит твою налево душу проститутку мать!! — ревел тевад Мурман, подпрыгивая от злости. — Кривоногие болваны, чурбаны неотесанные, мундозвонники траханые! Ну, кто, кто так копье держит, а?! Аристофан, не, ну ты видишь? Стой!! Ногу, ногу держи, едрит твою направо! Ох, клянусь панталонами бабушки, что вылупился, как баран на овцу?! Я те щас копье в задницу вставлю, из тебя выйдет отличный базарный петушок! О, порок, о нравы… Аристофан, налей мне пива. А то я сейчас с ума сойду, клянусь дубом…
Наместник Верхнего тевадства стоически вздохнул, погладил огромный живот и в сердцах воткнул в землю огромный меч. Аристофан, тщедушный глава лакеев светлейшего, бесстрастно держал поднос с пивом и закусками. Мурман протянул за пивом волосатую ручищу, но замер, обернулся на шум.
— Э, а это кто у нас? Зезва, ты, едрит твою душу?! Аристофан, отойди!
— Я, светлейший, — Зезва по прозвищу Ныряльщик перекинул ногу с седла, с любопытством рассматривая не меньше трех сотен копейщиков, замерших перед светлейшим. Солдаты тяжело дышали и имели весьма несчастный вид. — А что это тут, новобранцы? Учения?
— Учения? — фыркнул Мурман. — Ты глянь на этих баранов! Не учения, а мучения, едрит ихню жизнь!
Тевад снова подпрыгнул на месте, колыхнув животом. Потряс кулаками, схватил огромную кружку пива, выпил залпом, страдальчески скривился. Несмотря на довольно прохладный ветер, светлейший щеголял в одной рубахе с расстегнутым воротом и свободных шароварах ярко-желтого цвета. На голове бравого тевада красовался шишак. Из лакеев рядом был лишь невозмутимый Аристофан, но судя по доносившемуся из леса шуму и запаху костра, все остальные слуги находились рядом, причем вовсе не бездельничали. Мурман раздул щеки, отошел в сторону, развязал шнурок на шароварах и принялся отливать на пожелтевшую траву.
— Из этих мундозвонников такие же солдаты, как из меня джуджа! А, едрит твою мать, штаны намочил…Аристофан!
Зезва усмехнулся. Отец Кондрат и Каспер почтительно взирали на наместника, послезав с коней и обнажив головы. Монах даже покачал головой, ознакомившись с мнением тевада насчет 'мундозвонного сборища недотраханых козодрючеров'. Что касается Каспера, то юноша долго смотрел на тевада широко раскрытыми глазами, но затем, оглянувшись несколько раз на явно веселившегося Зезву, несколько успокоился. Не без сочувствия оглядел скорбные физиономии 'козодрючеров', улыбнулся. Мурман уже шел к ним размашистой походкой, хмуря сросшиеся брови, и с мечом на плече.
— Уф, устал, ну! — тевад, прищурившись, окинул взглядом слезшего с Толстика гонца. — Долго тебя не было, сынок. Что, гоняла тебя Ламира туды-сюды, а? Ха-ха, едрит твою душу. А это кто с тобой? Гм!
Пока Зезва представлял своих спутников, Мурман делал вид, что рассматривает мокрое пятно на шароварах, хотя на самом деле пытливо изучал монаха и долговязого юношу, приехавших с гонцом.
— Отче, — кивнул он монаху, осклабившись, — из Орешника, значит, будешь.
— Именно так, сын мой.
— Хорошее у вас там пиво, клянусь дубом, да. А ты, юноша, — Мурман прищурился, оглядывая несколько смутившегося Каспера с головы до ног, — сын Алексиса, значит. Это которого?
— Победителя Сильнейших, — подсказал Зезва.
— Героя Водопадов?! — Мурман впился взглядом в Каспера, схватил за руку. — Похож, едрит твою налево, копия отец, ну! А я смотрю, напоминаешь кого-то. Зезва, сынок, хороших ты себе друзей завел, а? Время не зря терял. Хороший товарищ лучше тысячи окронов, дуб меня дери.
Ныряльщик молча поклонился. Мурман отгрыз кусок ногтя, сплюнул, критически осмотрел палец, наконец, поманил к себе Аристофана.
— Беги, скажи безмозглым баранам, что лакают мое вино в лесочке, чтоб готовили стол. И шустро, а не то, клянусь небритыми ногами мамочки, отправлю хлев чистить, ага. Ну, ты еще здесь?!
Аристофан убежал, смешно семеня ногами. Мурман засопел, повернулся к Зезве и его друзьям.
— Вот что, господа хорошие. То, что вы за гонца моего по разным оказиям стоите (а до меня доходят слухи), — лучшая рекомендация. Поэтому, без церемоний. Пока мои болваны готовят пожрать, и до того, как я в подробностях узнаю все о ваших приключениях в Цуме, хочу вам кое-что поведать. Как вы, наверное, знаете…а, дуб меня дери! — Мурман ударил себя по лбу ладонью. — Забыл про моих козодрючеров. Уф! Эй вы, бараны! А, ну, копья на пле-е-ечо! Раз-два! В казармы, шагом-марш! Левой, левой, левой! В ногу, в ногу, козотрахеры!! Раз-два, раз-два… В ногу!!!
Когда нестройная толпа новобранцев, неумело сжимая древка копий, почти скрылась за пригорком, вспотевший Мурман вытер лицо рукавом, сплюнул в пыль.
— Бараны тупомозглые! Вот такое теперь поколение, едрит их души через дышло! Видели этих доходяг? Деревенщина!
— Сейчас набор в армию? — осторожно спросил брат Кондрат, провожая копейщиков сочувственным взглядом.
— Нет.
— А почему тогда…
— Потому, что когда будет война, я не хочу, чтоб эти молокососы все до одного полегли в первом же сражении! — Мурман снял шишак, в сердцах бросил на землю. — Вот, пытаюсь вдолбить в их тупые башки, как маршировать, как идти в атаку, как защищаться от кавалерии, как строй, его мать, держать. Трудно, со скрежетом, но учатся помаленьку. Глядишь, и каждый третий ближайшую войну переживет. Да!
— Светлейший тевад считает, что будет война? — спросил Каспер, переглянувшись с отцом Кондратом. Зезва задумчиво жевал травинку, гладя довольно похрапывающего Толстика.
— Будет, сынок, — вздохнул Мурман. — Я смертоубийство окаянное нутром чую. Стараюсь, по мере
