главным ночным светилом. А в Даун-тауне она словно съеживается и тускнеет, стесняясь своего соседства с городской иллюминацией. Даже на окраинах, где эта иллюминация отсутствует. Но и при такой луне я, прислонясь к кладбищенской решетке, могла разглядеть, как по тюремной стене, распластавшись как паук, уверенно спускается человек. За спиной у него болталось нечто увесистое… или болтался.
Примерно на высоте в полтора моих роста он отлепился от стены и мягко спрыгнул вниз. Я выступила из тени. Рыбин Гранат, увидев меня, нисколько не удивился.
– Деньги принесла?
– Какой ты меркантильный, Кагор, – я отцепила кошелек от пояса. – Вот они.
– Зато я задолбался уже твоего племянника на себе таскать. – Он, в свою очередь, начал разматывать веревку, которой привязал к себе Хэма. – Из Чужанского посада его на себе тащи, из оврага тащи, из тюрьмы тащи… Я что, лошадь?
Освобожденный Хэм тихо рухнул на траву.
– Эй! Что ты с ним сделал?
– Обездвижил я его, чтоб не мешался. Ты не сомневайся, я нажму на нужные точки, как только свалим… а то орать начнет.
Предупредив мое движение, он извлек откуда-то отмычку и стал вскрывать замок на кладбищенских воротах.
– А стража как же?
– Они в отключке лежат… Старинный прием восточных единоборств.
– Сдается мне, что какой ты ни есть единоборец, – сказала я, – а родом ты не с Ближнедальнего Востока, а из Союза Торговых Городов, которые, как известно, переполнены ворами.
– Я у вас что-нибудь спер? – обиделся он.
– У нас тырить – себе дороже. Да и крысятничать у своих по кодексу СТГ – западло.
– Больно много ты знаешь об этом кодексе, – сказал Рыбин Гранат почти тем же тоном, что Остин- Мартин ХVI. – И о том, как банки брать… Идем!
Ржавые ворота приоткрылись. Мы пролезли внутрь, протащили Хэма и снова захлопнули ворота.
Кладбище, похоже, посещалось редко – посетители предпочитали более новые и современные. Дорожки были усыпаны листьями нависавших над могилами плакучих ив, памятники растрескались и покосились. К одному из таких памятников, изображающему скорбящего ангела, опирающегося на щит с надписью: «Cry, baby, cry! Пришел полный край!» Рыбин Гранат усадил Хэма и принялся нажимать жизненно важные точки. Через пару мгновений я услышала:
– Ядрена Вошь! Фиолетовых своих лапай, а не то все поотрываю!
– Я же говорил – орать начнет, – констатировал Рыбин Гранат.
– Рада слышать, Хэм, что ты в порядке.
– А чего он руки распускает!..
Дальнейшие клеветнические выпады Хэма прервал удар колокола.
– Не знал, что здесь поблизости есть какое-то святилище, – пробормотал Рыбин Гранат.
– Нет, это не в святилище. – Я подняла голову и увидела, как мелькают факелы на стене тюремного замка. – Это тревога. Видно, здесь кроме тебя есть умельцы нажимать на точки…
– Рвем когти, – воскликнул Рыбин Гранат, – не то и в самом деле полный край придет!
Никто не стал спорить, и мы побежали, на ходу перепрыгивая через надгробия почтенных даунов. Никому не хотелось вновь столкнуться с правосудием генерального принца. По счастью, все мое оружие было при мне, а Рыбин Гранат, у которого меч, несомненно, отобрали при аресте, реквизировал табельное оружие у кого-то из тюремной охраны. А вот сделать того же для Хэма он не догадался. Да, ребята, это вам не с демоном Лахудрой сражаться. Кстати, моим спутникам крепко повезло, что они ни словом не обмолвились об этом эпизоде. Наверняка припаяли бы статью за убийство редкого животного, да еще за порчу деревьев, и парились бы Рыбин Гранат с Хэмом, и я за компанию, не в следственной тюрьме, а где- нибудь в подземелье.
Впрочем, у нас еще был шанс там оказаться. В отдаленных криках, топоте и прочем шуме погони я с напряженным вниманием ожидала услышать лай собак. Однако его не было. Возможно, хоть в чем-то законы Даун-тауна пошли нам на пользу. Если Кэш не соврал, свободу собак сворками ограничивать запрещено, а без сворок от них в городе мало пользы. Там, помимо беглых, еще законопослушные граждане ходят. Притвориться, что ли, ими?
Мы перемахнули через ограду кладбища и оказались в неизвестном мне районе Даун-тауна. И тут же неподалеку зацокали копыта. И верно – ограничения по поводу собак на лошадей не распространялись. Приближался конный патруль.
Рыбин Гранат – сразу видно опытного человека – не бросил веревку на кладбище, а прихватил с собой и теперь, соорудив петлю, зашвырнул ее на шпиль крыши ближайшего дома.
– По крышам лошади не пройдут, – пояснил он свои действия.
К тому времени, как патруль оказался в поле зрения, мы успели вскарабкаться наверх – даже Хэм, пыхтевший при том тихонько что-то ненормативное – и влезли на чердак. Оттуда, через слуховое окно – на крышу и далее, стараясь не греметь жестью и не ронять черепицы, с одной крыши на другую. Временами приходилось прыгать на изрядное расстояние. Рыбин Гранат в этом деле далеко меня превосходил, а Хэм, наоборот, отставал, и хоть мы подстраховывались с помощью веревки, было у меня чувство, что моя нелюбовь к полетами, временами казавшаяся капризом, имеет под собой глубокие основания… и даже может явиться предзнаменованием… Наконец, когда стало ясно, что даже Рыбину Гранату придется перепрыгивать улицу в два приема, мы, к радости Хэма, продолжавшего бубнить, что по стенам ползать пристало мухам, а не героям, спустились на землю и побежали по улице.
