шиповника, в местном захолустье принимаемом за розы, но я по первости решила, что это кухонные принадлежности.
– А вампир, говорят, на кладбище хоронится, – продолжал Бабло, пропустив мимо ушей невольную игру слов. – У нас кладбище аккурат между лесом и болотом…
– Что ж вы не убьете его, ежели известно, где он скрывается?
– Так ведь боязно! Вампир все же, а не фунт лягушек… опять же не мастера мы вампиров убивать. Будь он живой – другой разговор, а так…
– Вот мы и подошли к сути дела. А суть у нас такая: ты хочешь, чтоб я убила вашего вампира.
– Убила, прогнала, в общем, избавила нас от такой напасти.
– Однако ж напасть вас не первый месяц мучает. Что ж вы специалиста не пригласили, кроме жреца? Истребитель бы вам в два счета вампира вывел.
– Ну… – Бабло замялся.
– Ясно мне все с вами. Истребители берут по таксе, она у них высокая, А ты решил, что с дурной бабой мимоезжей дешевле выйдет. А загрызет меня вампир – не жалко, и неустойку платить не придется. Только вот что, любезный Бабло. Я, может и соглашусь поглядеть на вашего вампира. Но, поскольку действую я на свой страх и риск, то премию за этот самый риск возьму авансом.
Тут Бабло, разумеется, начал возмущаться, и кричать, что никто ему как выборному лицу от всей деревни не гарантирует, что я не удеру вместе с авансом, я отвечала ему в том же духе, и в результате мы пришли к соглашению, что мне положено в качестве аванса сорок имперских гроссфатеров. Это было вдвое меньше, чем запросил бы истребитель, вдобавок скаредный Бабло умудрился вычесть из этой суммы стоимость ужина, ночлега и выпивки, так что наличными я получила тридцать.
– Между прочим, – спросила я, – в Шпацирене есть харчевница, мадам Лавэ. Она тебе, случаем, не родственница?
– А кто ее знает. У меня родни много, и все при деле. Может, кто и в Шпацирене осел. Мы на такую глупость, как письма, не тратимся.
На следующий вечер я караулила возле сельского кладбища. Поблизости Мрак мирно объедал высокую траву. Когда я стала выводить его из конюшни, Бабло снова поднял крик, будто я хочу удрать с денежками, но мне удалось его успокоить, заявив, что лошади относятся к тем животным, что лучше всего чуют приближение нечисти (кстати, это правда). Затем Бабло пытался навязать мне связку чеснока с розами, от чего я еле отбилась. Во-первых, запах получается уж больно противный, во-вторых, я опасалась, что Бабло вставит антивампирские средства в счет, и в-третьих, из лекций по технике безопасности, прослушанных в МГБ, я знала, что это бесполезно.
Как выражаются в Нездесе, спрашивается вопрос: зачем мне это было нужно? Приключений на разные части тела я никогда не искала, они сами меня находили. И деньги были мне нужны не до такой степени, чтоб лезть вампиру в зубы.
Об этом я размышляла, полируя рукавом осиновый кол, выструганный еще днем. Появление вампира вблизи храма Края как будто снова свидетельствовало в пользу теории мэтра Халигали. Но почему он застрял близ деревни, а не углубляется в лес? И ведет себя нестандартно. На людей вроде бы нападает, но при этом никого не укусил. Одно из двух – или Бабло мне врал, или среди вампиров тоже имеются извращенцы. Хотя в Волкодавле я слышала, что среди предков тамошнего правящего рода водились любители целовать лягушек. Но они не были вампирами, и лягушек не кусали.
Короче, все теории следовало проверить.
Окончательно стемнело, и луна скрылась за зубчатой стеной Безысходного леса. Я прошептала заклинание ночного зрения, и в тот же миг Мрак тревожно зафыркал.
– Спокойствие, малыш, только спокойствие, – прошептала я, поглаживая его по морде. – Я слежу.
Земля на одной из могил зашевелилась, и надгробный камень, подобно тяжелой двери, отъехал в сторону.
Я, оставив Мрака, переметнулась к толстенному вязу, откуда открывалась лучшая позиция.
За камень уцепилась худая бледная рука с обломанными ногтями, и затем вампир оказался на виду. Отряхнулся и поднялся на ноги.
Еще одна легенда оказалась ложью. Ибо легенды изображают вампиров весьма презентабельными мужчинами в элегантных черных одеждах, с пылающими очами и красными губами, которых лишь немного портят клыки и мертвенная бледность. Бледность и была единственной приметой вампира, соответствовавшей канону. В остальном он весьма смахивал на нищего бродягу. Нет, наверное, вампиры и не должны быть толстыми, но этот был какой-то чересчур худой.
Облаченный в лохмотья, с длинными редкими волосами, он весь дрожал и только что не всхлипывал. Вдруг на миг замер, и метнулся в траву, как кошка.
Я даже не догадывалась, насколько была права с этим сравнением. Когда вампир снова поднялся, в зубах у него корчилась крыса. Подхватив ее руками, он вгрызся в крысу, и я невольно отвела глаза. Видывала я зрелища и пострашнее, но это было уж больно противное. Когда я вновь взглянула на вампира, от крысы он уже избавился. Дрожать перестал, словно пьяница, перехвативший рюмку с похмелья, и в тусклых глазах появилось какое-то осмысленное выражение. Он повел носом, и мне показалось, что я сейчас услышу любимое выражение экстремалки Бабы-Яги: «Тьфу-тьфу, поволчанским духом пахнет!» Но он не был Бабой-Ягой, и поволчан вблизи не было и в помине. Вампира взволновало совсем другое.
– Лошадь! – пробормотал он. – Край Неминуемый, лошадь!
И облизнулся.
Такого безобразия, как нападения на Мрака, я допустить не могла. Это вам не крыса и не лягушка, в конце концов. Вампир рванулся туда, где был привязан конь, но я, высунувшись из-за вяза, подставила ему подножку. Он споткнулся, по инерции пролетел несколько шагов вперед и рухнул ничком. Я оказалась рядом и приставила ему к спине осиновый кол.
– Без глупостей. Иначе втыкаю кол.
