Что ж, придется справляться самой. Не выпуская факела, я подпихнула в кучу сухие ветки, палые листья и подожгла.
– Ты что, спятила? – вопросила Мразь. – Летом, в лесу, костер… пожар же будет.
– Ничего, в случае чего – подморозишь, – я с удовольствием грелась у огня.
– Ничего не понимаю, – Мразь отодвинулась еще дальше. – Ты падчерица?
– В некотором роде. – Отец мой и мачеха давно умерли, но падчерицей побывать я успела.
– Что ж ты отвечаешь неадекватно?
– Зато я действую адекватно!
Бормоча проклятия и размахивая посохом, Мразь поспешно удалилась во тьму леса. С сосулек на одежде и посохе капала вода.
С исчезновением Мрази снова вернулось лето, иней начал таять, отдельные замерзшие твари – отмерзать.
– Что ж ты меня подвел? – укоризненно сказала я Мраку. – А еще предполагается, что нечисть чуешь…
Конь понурил голову.
– А ты, Генрих, большую часть гонорара, почитай, отработал.
– Костерок-то притуши! – жалобно попросил вампир, продолжавший отираться в стороне.
– Погоди, только подогрею себе что-нибудь. Кстати, когда будешь питаться, какую-нибудь птичку, если не жалко, оставь для меня.
Пока Бедный Генрих шарил вокруг поляны в поисках пропитания, я сообразила, кем была наша нынешняя гостья, о чем я сообщила вернувшемуся вампиру.
– Когда ты ее назвал, я не поняла, потому что в Гонории и Токай-Гуляше ее называют госпожей Метелицей. Мужчин она убивает морозом на месте, а женщин уволакивает в свое логово. Причем предпочитает пад-
чериц.
– Почему?
– Не знаю. Извращенка, наверное. Но ты прав, летом она не охотится. Наверное, близость храма сказывается.
Подкрепившись, я затоптала костер, и мы опять двинулись в указанном Бедным Генрихом направлении. Однако встреча с Мразью была лишь первой в цепи происшествий этой ночи. Вероятно, в порядке компенсации за предыдущую, чересчур спокойную.
Из зарослей орешника раздалось злобное рычание.
– О! Зверюшка! Это по твоей части, Генрих.
Но вампир уже спрятался за круп Мрака.
– Не по моей. Это не простой зверь, это чудовище, я сювствую.
– Хорошо. Сейчас разберемся.
Я спешилась, вытащила меч и прошла несколько шагов. Из кустов высунулась острая морда.
– Какое чудовище? Это собака. – Я убрала меч и вернулась к сумке за сухарями. – Иди сюда, хороший…
– Какая собака! Это баргест – пес-демон! Ты что, сама не видишь?
Пес окончательно выдвинулся из орешника. Он был абсолютно черный, с горящими глазами-плошками и длинными заостренными рогами.
– Ну, вижу. Собака и есть. Подумаешь, рога… Может, у него кальция в организме переизбыток?
– Сейчас он тебя этими рогами ка-ак проткнет… а потом меня…
Я протянула баргесту сухарь, и он жадно схватил его.
– Прости, песик, мясного в запасе нету – не добыли еще… хотя, может, там на поляне валяются, не до конца отмороженные…
– Ты чего несешь? – от возмущения Генрих даже забыл присвистывать. – Баргест – это воплощение зла.
Демонический пес завилял хвостом и потрусил в указанном ему направлении.
– Озлишься тут, когда никто куска хлеба не предложит. Вот ты, например, тоже не ангелом считаешься. А отчего? С голодухи.
Бедный Генрих вынужден был согласиться, и пробормотав: «намек понял», занялся охотой, ибо обещанную птичку с места столкновения с Мразью он не принес. А принес он кролика. Я привесила тушку к седлу, и мы продолжили путь, надеясь пройти как можно большее расстояние, пока лес не станет непроходимым.
Не тут-то было.
Едва мы выбрались из-под сводов деревьев на прогалину, где по мшистому ложу бежал глубокий ручей, как уши у меня заложило от пронзительного воя.
– Опять! Да что это такое! – простонал Бедный Генрих.
