Я встрепенулась. В канонических сюжетах, если сыщик собирается все объяснить, значит, развязка близка, и один из собравшихся и есть преступник.
– Итак, вы раскрыли тайну?
– Так просто все выглядит лишь в измышлениях дилетантов… Но в каком-то смысле вы правы. Да, я еще не закрыл дело. Но я разгадал тайну… Однако не будем забегать вперед. Что происходит в Киндергартене и его окрестностях? Ряд нелепых и мрачных событий. Лесоруб, доселе не замеченный ни в чем противозаконном, с нечеловеческой жестокостью убивает почтенного старца, с которым прежде никогда не встречался. Уважаемый врач сжигает храм, множество людей получают ожоги, только чудом обошлось без худшего. Почтенный трактирщик, отец семейства, свершает действие, более приличествующее молодому хулигану. Что общего у всех этих преступлений? Казалось бы, лишь то, что никто из преступников не извлек выгоды из своих деяний – это отмечалось неоднократно. Нельзя их поступки объяснить и местью. Но если связать эти происшествия воедино, то все случившееся получает логическое объяснение. – Дознаватель остановился и обвел нас взглядом. – Мы имеем дело с преступлением сложным и чрезвычайно элегантным. Следственная практика герцогства Букиведенского еще не знала такого. Я начал догадываться об этом два дня назад. В случае с поджогом все указывало на доктора Обструкция, но у доктора не было никакого мотива. Напротив, мотив был у Ферфлюхтера, но тот обладал железным алиби. Однако после истории с наводнением все стало на свои места. Зачем Ферфлюхтеру было покушаться на источники? Из ненависти к их целебным свойствам? Господа, это несерьезно. Что бы делали трактирщики без воды, чем бы они разбавляли пиво? Но, как показало следствие, доктор Обструкций тяготился своим ремеслом и занялся им лишь под жестким давлением. Как мы знаем, в качестве наиболее употребительного лекарственного средства от всех болезней в этом городе принято прописывать воду из источников Киндербальзама. Можно ли усомниться в том, что для доктора эти источники стали символом ненавистной профессии, который он желал бы уничтожить? Однако улики неопровержимо свидетельствуют о вине Ферфлюхтера. И мне стало ясно: эти два преступления – только фрагмент головоломки. На самом деле мы имеем дело с разветвленным заговором, каждый участник которого совершает преступление, потребное не ему, а другому. Каждый преступник обеспечивает алиби другого и освобождается от подозрений. Поскольку не имеет повода совершить то, что он сделал, и не извлекает из этого выгоды. Мы знаем, что у арестованного Хардкора не было причин убивать мануфактур-советника Шнауцера. Но дайте несколько дней – и обнаружится, что такие причины были у сапожника Штюккера.
– Почему именно Штюккера? – уточнил Вассерсуп.
– Именно выстрел Штюккера положил начало цепи роковых событий. Возможно, он исполнял то, что должен был сделать Хардкор. В Киндергартене нередки драки между горожанами и лесорубами. Вероятно, имела место ссора между Броско и Хардкором. Итак, четыре преступления – четыре преступника. Но каждый исполнял партию другого.
– А как же пророчество Похареи?
– Значит, дело закрыто?
Суперстаар и Пулькер задали свои вопросы одновременно, и ван Штанген досадливо мотнул головой.
– Всему своя очередь, господа. Я сказал вам, что раскрыл тайну. Но закрыто ли дело? Нет. Я весьма сомневаюсь, чтоб кто-нибудь из арестованных мог измыслить такой план и привлечь к нему исполнителей. Глава заговора должен быть человеком умным, образованным, решительным и обладающим организаторскими способностями. Что же мы видим? Доктор Обструкций – интеллектуал, но он слабоволен и труслив. Ферфлюхтер, как всякий удачливый предприниматель, организаторскими способностями обладает, но должного образования не получил. Хардкор силен и решителен, но во всем прочем – полный тупица. Что ж говорить о Штюккере, который на жизненном пути не пошел дальше ремесла сапожника? Следовательно, истинный глава заговора все еще на свободе.
– У вас есть кто-нибудь на подозрении? – Вассерсуп откашлялся.
– Да, – скромно отвечал ван Штанген. – Четверо.
Воцарилась тишина. Присутствующие напряженно подсчитывали, сколько человек находится в комнате.
– Вот именно, – подтвердил ван Штанген. – Вы все входите в число подозреваемых. – Он придвинул стул, сел и повернулся ко мне. – Признаюсь, вас я поначалу поставил в список подозреваемых под номером первым…
– Ну, естественно, опять бабы во всем виноваты…
Он пропустил мое замечание мимо ушей.
– Слишком уж велик был соблазн. Вы имеете нехарактерные для вашего пола навыки и привычки. По видимости служа закону, вы постоянно его нарушаете. Вы не теряетесь в сложных обстоятельствах – это я наблюдал лично. И, что особенно важно, преступления в Киндергартене начались после вашего приезда. Причем не сразу, а по прошествии срока, достаточного для того, чтобы выработать изощренный план…
– Если я все это придумывала, зачем мне было помогать захватывать Харди, рискуя своей шеей?
– Отыгранные фигуры сбрасывают с доски, не правда ли? А шеей и прочими частями тела, если Хардкор был вашим сообщником, вы ничуть не рисковали.
– И огонь, в который я перед этим лезла, тоже был моим сообщником? К сведению: меня называют Этелинда, а не Саламандра.
– О, вы вполне способны рискнуть, чтобы войти в доверие к следственной бригаде и получать сведения из первых рук. Оттого вы и стремились сблизиться с моими приставами – хотя бы путем совместного распития аквавиты. Оттого вы и последовали за мной к месту наводнения. И если ради этой цели вы не побоялись войти в огонь, то пожертвовать болваном Хардкором для вас – раз плюнуть. Но…
К его манере делать многозначительные паузы я уже успела привыкнуть.
– …поразмыслив, я пришел к выводу, что многое из вышеизложенного свидетельствует о вашей невиновности. Все арестованные – мужчины. Сомнительно, чтоб целое сообщество мужчин подчинялось женщине. Да и характер ваш… Вы – особа решительная, поступки ваши доказывают, что живете вы чувствами, не головой. Следуете порыву, а не расчету. А ваши пируэты вокруг приставов объясняются не тонким коварством, а извечной женской тоской по сильному мужскому плечу. Вы не соблюдаете правил, оттого что не в силах их соблюдать. Какой там организаторский талант! Вы себя-то не можете подчинить дисциплине, не то, что других…
– Неправда! – оскорбилась я. – У меня есть понятие о дисциплине! Я целый воинский устав наизусть
