боя. Я ручаюсь за них обоих.
– Мечи в ножны, сэры! – скомандовал граф Бан, и был не совсем прав. Меч имелся только у одного из двоих – тощего, с вытянутой физиономией, немытыми русыми волосами до плеч и редкой бороденкой. Второй – здоровенный, высокий, белобрысый, с квадратной рожей и носом картошкой – был вооружен боевым топором. – В таком случае я должен представить вам своих спутников. Это, – он указал на бугая с топором, – славный конунг Ауди Гоблинсон. А это, – последовал небрежный кивок в сторону тощего, – миннезингер Шланг.
– Гоблинсон? Уж не родич ли Грабли Гоблинсона?
– Великий воин Грабли был моим старшим братом, – пробасил северянин. – Он сгинул под стенами Балдинсхейма.
– Да, я видела, как его убили.
– А его правда убили в бою? Он не умер от ран в своей постели, как непорядочный?
– Правда.
Перед этим Грабли предал орден (скорее всего, не из вредности, а просто не поняв, что происходит), и его случайно зашиб собственный соратник. Но скорбящему брату вовсе незачем было знать такие подробности. Да и волновало его совсем не это.
– То славные вести! – воскликнул он. Потом поднатужился и сказал такую вису:
Миннезингер, к моему удивлению, не промолвил ничего, что вовсе не характерно для представителей его профессии. Напротив, он, стиснув зубы, прилагал все усилия, чтоб не издать ни звука. Еще более странно – такое поведение ничуть не удивляло Ауди и графа.
– А я, со своей стороны, имею ли право спросить, что делает в этой степи граф Бан Атасный, Великий Магистр гидрантов, вдали от своего замка и своего ордена?
Граф Бан вздохнул.
– Увы, дитя мое. Нет больше графа Бана Атасного, есть воевода Бан Заволчанский. И нет больше прежних гидрантов.
Я невольно покосилась на Кирдыка и Ласкавого. Их лица были невозмутимы. Впрочем, Кирдык мог и не знать про гидрантов. Его сфера деятельности – другой регион.
– Это очень долгая и печальная история… – сказал граф (называть его воеводой у меня язык не поворачивался).
– … и ее неплохо бы запить, – наконец разомкнул уста миннезингер. Голос у него был хриплый, не в пример многим собратьям. – Ежели, конечно, у вас есть жрачка.
– Это можно, – откликнулся Ласкавый. Похоже, ему так осточертели вода и молоко, что он готов был поделиться последней бараниной. – Кирдык, приведи лошадей!
– Нет уж! – заявила я. – Кирдык здесь побудет. А лошадей мы с тобой приведем.
Как только мы отошли от костра, я спросила:
– Ты уже знал, что приключилось с гидрантами, когда арестовал меня в Суржике?
– Ну, знал. Оттого, собственно, ты и привлекла внимание нашей конторы.
– Что же ты мне не сказал, когда мы из этой конторы утекли. Я понимаю – раньше не мог, но после- то?..
– Сначала некогда было… а потом как-то необходимость отпала…
После нашего возвращения Ласкавый принялся подогревать мясо, поддев его на саблю, а по рукам пошла миннезингерова фляга с аквавитой. Даже Кирдык не отказался глотнуть.
Но и я не собиралась отказываться от рассказа графа Бана.
– Так что же случилось с гидрантами?
– О, история эта не новость, она случалась во все времена. Мы стали слишком сильны, слишком богаты… и его императорское величество взревновал к нашей славе. Тем более, что после гибели Армии Теней и разгрома мятежного маршала Мордальона империи ничто не угрожало, и мы стали не нужны.
О чем-то подобном намекал мне по приезде в Киндергартен дознаватель ван Штанген. Но потом я была слишком занята, чтобы поинтересоваться развитием событий.
– Ах, эта извечная неблагодарность власть имущих… Нас обвинили в государственной измене в пользу Шерамура. Поскольку маршал Мордальон, с которым сражались гидранты, бунтовал против короля Шерамурского, извечного врага империи, а враг нашего врага – наш друг.
– Ну, если на то пошло, Мордальона прикончила Армия Теней, а вовсе не гидранты.
– Кого это волновало? И кто вообще верил к тому времени в Армию Теней? Ведь с ней воевали только гидранты… Короче, был отдан приказ об аресте орденских братьев. По счастью нас успели предупредить…
– И вы бежали.
– Вы вправе осудить меня… увы, это так. Мы постановили, что лучше скрыться, чем предстать перед предвзятыми судьями. Стыдно признаться, из Динас-Атаса мы бежали, спрятавшись в возу с сеном…
– Хорош же должен быть воз… – пробормотала я. – И что же было дальше?
– Те орденские братья, что находились в капитанствах на побережье Радужного моря, бежали в Кабальерру. Большинство тех, кто ушел от ареста, нашли приют на пиратском острове Флеш-Рояль и бросили вызов империи, нападая на ее корабли. Я же с горсткой верных людей испросил политического убежища у Иванов, повторив стихи древнего поэта:
