раз вполне предназначенный для человеческих ног подъем, я выбралась на стену цитадели.
Поначалу мне показалось, что вновь наступило затмение. Потом я поняла, что это просто вечер – всего лишь вечер так давно начавшегося дня.
Мглу усугубляли клубы дыма, поднимавшегося над рвами. Ужасно воняло «кровью огня».
Нагнувшись над парапетом, я увидела, что от дворцовых ворот – одних из множества – надо рвом переброшен мост. Мои люди сумели как-то затушить огонь, или «кровь огня» просто выгорела. Стало быть, отряды отвлечения уже в цитадели. И дело близится к развязке.
Я прислушалась к доносившимся из глубины дворца звукам. Это были не только звуки боя. Ясное дело, раз я не разрешила самофракийцам грабить город, они могли отвести душу во дворце. Тем более что жалеть это сооружение у меня не было никакой причины. Внезапно я почувствовала, как сильно устала за этот день, и прислонилась к стене, ощущая, как тяжелеют руки и ноги, и как налипает к телу рубаха, еще недавно свежая.
Но колебание воздуха уловила и вяло отодвинулась в сторону. Дротик пролетел мимо и звякнул о плиты.
– А теперь достань меня, если можешь! – раздался сорванный голос.
Я с трудом повернула голову (мышцы болели, как проклятые). Передо мной высилась башенка, слишком узкая для того, чтобы там мог поместиться хоть один стрелок. Я сказала Хепри, что признаю целесообразность, но в этом дворце никакой целесообразности не было. Локтях в пятидесяти от меня красовалась точно такая же башенка, между ними горбатился мостик, на нем стоял Аглибол с еще отведенной для броска рукой.
– А, это ты, – без любопытства сказала я. – Ступай, отскреби от стены своего царя.
– Ну, попробуй, убей меня! – кричал он. – Достань меня! Иди сюда! Последний гвардеец последнего царя не сдается без боя! Вы, поганые рабы, уничтожили все, что было светлого в этом мире, так уничтожь и меня!
Я утомленно махнула рукой.
– Шел бы ты отсюда. Ты мне надоел.
Но он не уходил. Наверное, мечтал о поединке на горбатом мосту над горящим рвом, о поединке замечательно красивом и благородном… Звенящие клинки и рыжее пламя во тьме, последний гвардеец последнего царя убивает 'гнусную варварку и гибнет сам…
А может, он просто был уверен, что я не смогу до него добраться. Ведь я не знала, как перебраться через эту дурацкую башенку.
Позади меня раздался топот. Я обернулась. Это был юный Архилох, о котором мне уже приходилось упоминать.
– Военный Вождь! – выдохнул он. – Дворец полностью захвачен! Гвардия побеждена! Но Хтония передает, что нужно уходить, потому что огонь из рвов уже перекинулся на внутренние постройки.
– Убей меня! – надрывался Аглибол.
Он надоел мне окончательно. И почему-то вспомнился мне Парис. Перевертыши. Насмешка…
– Много тебе чести умереть от женской руки! Застрели его, Архилох.
Юноша с готовностью извлек лук, достал стрелу из колчана, прицелился и выстрелил. Но стрелок он был хотя и старательный, да неважный. Стрела попала Аглиболу не в сердце, как положено, а в левое плечо.
Кажется, он совершенно не ожидал от меня подобного приказа, потому что перестал кричать, а замер, ошеломленно уставясь на стрелу, торчавшую в его теле.
– Ну, кто же так стреляет? – я зашла Архилоху за спину, чтобы поправить ему стойку. – Вспомни, как тебя учили. Позиция наискось. Направление ветра учел? Значит, целься левее. Теперь проверь натяжение. Стой, куда ты тетиву до плеча тянешь? И грудь зачем выпятил? Левое предплечье не сгибать. И голову на плечо не укладывай. Стрела – на уровне глаз, вправо от лука. Где у тебя право? А теперь – тетиву на полную длину стрелы – до мочки уха…
Аглибол поднял голову, и я впервые увидела ужас на его лице.
Я собиралась всего-навсего поучить парня стрелять. Но Аглибол явно решил, что я нарочно отдаю его неумелому стрелку, чтобы поразвлечься его, Аглибол а, мучениями. Наверное, такие развлечения дворцовой гвардии были здесь привычны. Иначе я не могу объяснить себе, почему Аглибол, все время, что яего знала, настроенный на красивую и славную смерть и готовый встретить ее лицом к лицу, дрогнул и побежал. Побежал, спотыкаясь, по мосту.
Все быстрее темнело, а мост был горбат и без перил. Человеку при таких обстоятельствах, особенно если он ранен, даже легко, надо соблюдать большую осторожность.
Не знаю, помнил ли об осторожности Аг-либол. Не знаю, помнил ли он вообще о чем-либо.
И он споткнулся и полетел вниз, туда, где за клубами черного вонючего дыма пылала «кровь огня», а точнее – черная, вязкая тягучая кровь земли, которую людям в здравом уме никогда не надо у земли забирать.
Таким образом, что бы там впоследствии ни говорили, на самом деле я не убивала ни Хепри, ни Аглибол а. Но их смерть была гораздо мучительнее той, которой я собиралась их предать.
ИСТОРИЯ, КОТОРАЯ ОСТАЛАСЬ НЕРАСКАЗАННОЙ.
ЕЛЕНА-МЛАДШАЯ
Хороший рапсод прекратил бы петь, во всех красках представив гибель царя. Он собрал бы выручку и удалился. Хороший рассказчик историй умолк бы, сообщив о решении отправиться на Змеиное болото, и ушел промочить горло, оставив слушателей пораз мыслить, что к чему. Потому что рапсоду важны победы и поражения, а рассказчику – причины и следствия.
