— Так, значит, хорошо, что я выстрелил из разрядника, — оживился физик я же их ослепил.
— Да, но почему надо было стрелять именно в меня? — свирепо спросила Веред.
— Я нечаянно, ты просто была ближе всех.
— И он не дал тебе подняться, — добавил Моше, — вот и ни одна из пуль не попала.
— А дальше? — спросил я. — Как вы с ними справились?
— Они с порога все поливали из автомата, — объяснил Моше, — Каплински в углу, Веред на полу. Чудом никого не задело. Каплински еще раз выстрелил из разрядника, на этот раз — куда надо. Я побежал — выстрелил в того же, а Веред с пола кинула нож — один готов. И тут влетает эта горилла, — кивок на пол, он понял, что идет рукопашная и искал, кого убить. Разрядники почему-то перестали стрелять, очень странно, надо проверить, почему. Вбежала Сара, она тоже что-то подумала про рукопашную. Ни и, стали они драться. Она, наверное, с одного удара его хотела вырубить, но такого вырубать — замучаешься. Уж, конечно, не с одного удара. А мужик почувствовал, что это девушка и, понятное дело, решил пообниматься. Даром. Правда, Сара?
— Пошел к черту! — Сара поглаживала свой многострадальный затылок и проверяла, целы ли ребра. — Мне одно непонятно: я в ванной одному горло струной перерезала. Как он мог уйти?
Веред вышла. Через секунду в ванной загорелся свет, потом погас. Вскоре Веред появилась в салоне с лампочкой в руках.
— Там море крови у окна, — сказала она, — живой или мертвый, он не мог уйти сам. Его унесли.
— Почему не приходят соседи? — удивился Каплински.
— Мы разобрались почти без шума, — сказал я. — Стреляли с глушителем. Дверь взорвали тихо, она упала — мало ли… шкаф уронили. Разрядники вообще шепчут. А…
— А как Сара с русским обнималась, так это просто бытовой шум, — закончил за меня Моше.
— Что-то ты разболтался, — сердито сказала Сара, — неужели ревнуешь? Сейчас чепуха. Вот помню однажды в Бразилии…
Мне стало немного не по себе. Не дай Бог, Сара вспомнит какое-нибудь общее с Веред приключение?! Я глянул на Веред. Девушка целеустремленно выковыривала из патрона осколки лампочки и пыталась ухватиться за цоколь. Каплински светил зажигалкой.
— … на карнавале на мне почти не было никакой одежды. А из оружия только струна в трусиках спрятанная. И какой-то черный раза в два крупнее этого, — Сара показала на пол, — загнал меня в угол. Говорит, что заплатит мне двадцать тысяч. А я боюсь упустить объект.
— И двадцать тысяч тоже жалко, — ехидно сказал Моше.
— Да ну тебя… Я его бью — без толку. Или удар не действует, или не попадаю. Почему, думаю, он уворачивается? Этого же не может быть!
— Оказалось — наш агент, — в очередной раз влез Моше, — из мозамбикских евреев.
— Ох, как ты мне надоел, — Сара оскалилась, ее жемчужные зубки даже засветились в темноте. — Оказалось — чемпион по капоэйре. Он потом хотел, чтобы я выступала среди женщин.
— Так он дал тебе двадцать тысяч, или обманул?..
И тут загорелся свет. Вечер воспоминаний закончился. Надо было что-то делать. Но что? Салон выглядел просто ужасающе. Стены в пулевых отметинах, окна вдребезги, телевизор прострелен. Я тут не жил, но все равно, жалко и обидно. Действительно, почему соседи не прибежали? Одним звоном стекол должно было до Хедеры достать. Или посчитали, что мы с женой бросаемся друг в друга посудой? Да, а где мы начнем складывать трупы?
— Какая интересная взрывчатка, — сказал Каплински, изучая лежащую на полу стальную дверь. — Как будто чем-то вырезано.
— Ничего особенного, — фыркнул Моше. — Мы тоже такой пользуемся. Как квартира будет без дверей?
— Можно заварить, — сказал физик. — У нас в машине есть сварка. Очень интересная конструкция. Попробуем?
Я согласился. Забавная ситуация. Каплински, надо понимать, не последний человек в науке своего времени. Я, у себя — тоже. И два таких великих физика занимаются… сварочными работами. Во сколько сейчас оцениваются сварочные работы в Израиле?
Мы подогнали машину, запустили аппарат. Кстати, оригинальный принцип действия. Я о таком не слышал. Запатентовать, что ли?
На крылечках соседних домов появились люди. Кто-то стоял и курил, кто-то просто смотрел. Мы с Каплинским общались по-английски. Русские соседи наверное думали: «Вот ненормальные американцы! Сначала бьют окна и вышибают стальную дверь, а потом, на ночь глядя, приваривают ее на место». Жалко, стекол нет. А то бы Моше с Сарой приказал вставлять. Расселись, подвиги свои вспоминают. Веред трудится, молодец, осколки подметает.
— Эй, Моше, Сара! Сходите, гляньте, куда ушел тот труп из ванной. Будет очень плохо, если рядом с нашим домом найдут мертвое тело.
Сара с Моше, несмотря на возражения Каплински, конфисковали фонарь из автомобильного НЗ и отправились на поиски. Они вернулись, когда дверь уже висела, и мы с физиком пытались добиться, чтобы она еще и закрывалась.
— След был легкий, — отчитался Моше, — кровь все время капала. — Раненого (или мертвого) несли. Их ждал аппарат без колес, там глубокие следы от какой-то рамы. В аппарате находился, как минимум, еще один человек.
— Трое вернулись, трое остались здесь. Всего шесть. — Я подвел итог. Кстати, вас тоже шестеро. Это что, обычай в вашем времени такой: шестерками в прошлое прыгать?
— И у нас, ты сказал, погибло шестеро, — вмешалась Веред, напомнив мне ложь, о которой я забыл. Потому и посмотрел на нее с удивлением. Но тут же вспомнил и вместо удивления попытался изобразить неизвестно что.
Туша на полу начала издавать весьма подобающие ей звуки. Грубо говоря захрюкала. Веред с Моше кинулись проверять веревки. Я закрыл жалюзи на всех выбитых окнах, плюхнулся на диван и пожаловался всем и никому:
— Нам даже не удается осмыслить происходящее. Только я попытаюсь задуматься — что-то происходит. Это же не жизнь, а сплошной «экшн»! Вот я сейчас задаю вопрос: «За что ухватиться в этом узле?» Задумались? Думайте, думайте… через несколько секунд либо нас взорвут, либо обстреляют.
Странно, ничего не произошло. Только Каплински тяжело вздохнул, а Моше зевнул.
— Мы обрастаем вопросами и пленниками, — заумно выразилась Сара, — если вопросы сидят у нас в головах и ничего не весят, то пленники не только весят, они еще и хотят есть, требуют присмотра и охраны. Пять мужиков! Это же замучаешься водить их в туалет. Особенно этого, с пола.
Я хотел было сказать: «Пускай ходят под себя, все равно квартира пропала». Потом вспомнил, что пленников придется везти в одной с нами машине…
— У нас еще и труп есть, — добавил Каплински. — Он скоро разлагаться начнет при местном климате!
Мои новые напарники были абсолютно правы. И мертвый, и живые требовали внимания. Но мне было абсолютно не до бытовых дел! Еще никогда в жизни я не чувствовал себя таким по-идиотски запутавшимся. Что значит все происходящее? Все эти американо-израильтяне и русские, возникшие из небытия? Почему все они свалились именно на мою голову? Ясно одно: я раскачал пространственно-временную структуру в нашем уголке Вселенной. И по этому «уголку» сейчас гуляют туда-сюда вероятностные волны, меняя реальности, как картинки в книжке. Хорошая теория? Я подумал: «Ясно одно»? Да ни черта не ясно! Я жил тише воды и ниже травы, работал исключительно с мелочами. Я готовился нанести всего один удар. Только один, зато точно в цель. Все! Все четыре года, что я жил здесь, структура была цела и невредима, недаром меня ловила все та же Стража. Кто-то другой нарушил структуру!
Теорию надо было обдумать. Я пошел не по пути упрощения, а по пути усложнения. Мало мне четырех экспедиций в прошлое, так я допускаю существование еще одной. И именно в Израиле, на Севере, как считают американцы. Как поверить в такое совпадение?
— Шеф, — обратилась ко мне Сара, — Адамс хочет поговорить. Он клянется во всем подчиняться тебе. Он понял, что сделал глупость, и очень об этом сожалеет.
