— Как я уже сказал, тебе нужна моя защита. Ей защита никогда не была нужна.
— Она далеко не всегда может выбрать будущее, в котором она в безопасности. Иногда просто нет никакой альтернативы, и тогда ее ловят.
— Тебе не приходило в голову, что по мере того, как она будет расти, ей будет открываться все большее и большее число альтернатив?
— Я очень надеюсь, что так оно и будет, — сказала Мышка. — Она уже и так настрадалась вполне достаточно.
Айсберг сделал нетерпеливый жест рукой.
— Я не имею в виду те варианты будущего, в которых ей ничто не угрожает.
— А что же?
— Если существует бесконечное количество возможных вариантов будущего и она научится все лучше распознавать и манипулировать ими, то почему ты так уверена, что не наступит день, когда она увидит будущее, в котором железной рукой будет управлять всей Галактикой, а также сможет повернуть события так, что именно это будущее превратится в реальность?
— Боже мой, Карлос! Она всего лишь перепуганная до смерти маленькая девочка. В твоем же представлении это какой-то монстр.
— Я не сомневаюсь, что Калигула, и Адольф Гитлер, и Конрад Бланд когда-то были перепуганными маленькими мальчиками. Они выросли. — Он помолчал. — Ты уверена, что хочешь, чтобы и она выросла?
Она вперила в него яростный взгляд:
— Ты действительно мерзавец. Ты не помог мне одиннадцать лет назад; мне надо было сразу сообразить, что от тебя ждать помощи не приходится.
— Ты знала, на что шла, — сказал Айсберг. — Когда я узнал, что тебя поймали, я пытался устроить обмен, но обмен их не интересовал.
— И ты просто списал меня.
— Любым из нас можно пожертвовать. — Его лицо не отражало никаких эмоций. — Это заложено в природе игры.
— Игра вовсе не кажется тебе игрой, когда ты сидишь в камере на чужой планете.
— Вероятно, ты права.
Снова наступило молчание; Мышка рассматривала того Айсберга, что сидел перед ней, и пыталась согласовать увиденное со своей памятью о Карлосе Мендосе.
— Ты хорошо выбрал свое новое имя, — сказала она наконец. — Ты никогда не отличался особой теплотой и не показывал, что чувствуешь, но теперь ты холоден как лед.
— Горячность и экспансивность никогда не решали проблем, — отозвался он. — В конечном счете они приносят только боль.
— Мне теперь трудно поверить, что когда-то я любила тебя, — сказала она. — Такое впечатление, что ты был совершенно другой человек.
— То был совершенно другой человек. Его звали Карлос Мендоса, и его больше нет.
— Может, оно и к лучшему, — сказала Мышка, вставая из-за стола. — Похоже, нам придется попытать счастья еще где-нибудь. Извини, что напрасно потревожила тебя.
— Заткнись и сядь, — сказал Айсберг. Он даже не повысил голоса, но его тон был настолько властным, что, к своему изумлению, Мышка обнаружила, что подчинилась ему.
— Так-то лучше, — продолжал он. — Ты и девочка в безопасности, пока вы находитесь на Последнем Шансе, — это по крайней мере я тебе должен. — Он выдержал паузу. — Мое покровительство не распространяется на Вечного Малыша. Теперь отправляйся в отель и побудь там, не выходя из комнаты, полчаса. За это время я дам знать всем, кому нужно.
— Что насчет Малыша?
Айсберг пожал плечами.
— Он может остаться или улететь, как ему будет угодно, — но если он желает найти кого-нибудь, кто положит конец его бесконечной скуке, то здесь у него столько же шансов, как и везде.
— Ты имеешь в виду себя?
Он покачал головой.
— У него нет причин желать мне смерти, а мне незачем самоутверждаться.
— Если я буду еще здесь через три недели, — сказала Мышка, — то кое-кто ко мне присоединится. Это иллюзионист, его зовут Мерлин. Я хочу, чтобы защита распространялась также и на него.
Айсберг изучающе посмотрел ей в лицо и кивком подтвердил свое согласие.
Мышка отодвинула стул и поднялась.
— Еще увидимся, — сказала она.
— Полагаю, что да.
— Официантка сказала, что с меня не возьмут плату за комнату и выпивку. Это остается в силе?
— То же распространяется и на еду.
— Ну еще бы, — сказала она. — Хорошо, когда чистую совесть можно купить так дешево.
— Я не чувствую за собой вины, — отозвался он. — Но я чувствую себя обязанным.
— Ты просто ошеломляешь меня глубиной своих переживаний, — сардонически заметила Мышка.
— Можешь не верить, но я рад, что ты жива.
— Сейчас ты скажешь, что все еще любишь меня.
— Нет, не люблю.
— Или что никогда не любил.
— Я любил тебя когда-то. — Он помолчал. — То была большая ошибка; нельзя подвергать опасности того, кого любишь.
— Ты хочешь сказать, что перестал подвергать людей опасности?
Айсберг печально качнул головой.
— Нет. Я перестал их любить.
ГЛАВА 10
В конце дня Мышка зашла в контору оценщика и обратила свои алмазы в наличные за стандартные тридцать три процента от рыночной стоимости. Она вышла со ста шестьюдесятью пятью тысячами кредиток в кармане и, заплатив Вечному Малышу за всю неделю, отправилась в комнату, которую делила с Пенелопой, и спрятала оставшиеся деньги вместе с извлеченными из карманов мертвых старателей двадцатью тысячами в подушку девочки.
— Деньги здесь будут в безопасности? — спросила она. Пенелопа, занятая в тот момент игрой со своей куклой, пожала плечами:
— Думаю, что да.
— Но ты не знаешь наверняка?
— Никто пока ими не интересуется.
— А не позарится ли на них кто-нибудь сегодня ночью, когда все будут думать, что мы крепко спим? — спросила Мышка.
— Нет, наверное, — ответила Пенелопа.
— Почему «нет, наверное»? — спросила Мышка. — Почему не «да», или «нет», или «не знаю»?
— Потому что я не могу видеть все будущие так далеко. В тех, в которых я вижу, никто не пытается забрать эти деньги. — Она задумалась. — Кроме одного варианта, пожалуй.
— А что случается в этом будущем?
— Человек, которого ты называешь Айсбергом, убивает женщину, когда она пытается забраться сюда и ограбить нас.
— Он что, на самом деле ее убьет?
— Только если она попытается сюда забраться. В других будущих, которые я вижу, она не останавливается у конторы оценщика, или она останавливается, но человек, который там работает, не говорит ей ничего про наши деньги.
— Должно быть, это очень запутанно — отделять настоящее от будущего или реальное будущее от воображаемого.
