– Послушай, может, он гей? Обычное дело. Только положишь глаз на нормальног
– Зачем бы ему тогда жениться?
– Зачем-зачем. Для маскировки. Нужно же как-то держать себя в приличном обществе.
– Что ты, он вовсе не такой! – горячо возразила Стейси.
– Интересно, почему ты так думаешь?
– Наверняка за столько времени он как-то проявил бы себя. В моем присутствии он не выказывал ни малейшего интереса к мужчинам.
– Ни сайтов, ни специфических журналов?
– Нет, ничего подобного.
– Ни переглядываний в магазинах с симпатичными консультантами?
– Прекратите!
– Дело в том, что картина довольно характерная для подобных персонажей, – вздохнула Патриция.
– Характерная? Что ты имеешь в виду?
– В колледже не отличался особой склонностью к общению с представительницами противоположного пола. К жене не проявляет здорового интереса.
– Но мы же спали вместе! – запротестовала Стейси. – То есть… я хочу сказать…
Патриция скептически подняла подрисованные брови.
– Один раз? Как бы то ни было, это еще ни о чем не говорит. Некоторые геи вполне способны спать с женщинами. Как по чистой случайности, так и для маскировки. Или же для разнообразия.
Стейси побледнела.
– Да прекрати ты! – воскликнула Розалин. – Это слишком провокационные разговоры для ушей нашей Стейси.
– Без пяти минут бывшей девственницы, – захихикали остальные.
– И потом, есть один аргумент в пользу Кевина.
– Какой же?
– Церковь. Община. Он очень серьезно относится к вере. Сами понимаете, в религиозной трактовке это грех. Он непременно сознавал бы это. И покаялся, думаю. А уж тут слухи неминуемо бы распространились. Не такие уж священники и безупречные. Только и всего.
– Все это, бесспорно, очень весело, – хмуро произнесла Стейси, – но, может, вы все-таки посоветуете мне, как быть с моим мужем, который наверняка не гей?
– Ну что тут можно посоветовать. Как минимум – обратиться к хорошему врачу.
– И с какой же жалобой?
– На его мужскую несостоятельность, конечно.
– Но ведь он… Ведь мы же…
– Стейси, один раз вряд ли может что-то доказать.
– А по мне, – вступила Розалин, – тут и хороший психиатр вряд ли поможет. Дело вовсе не в несостоятельности.
– В чем же тут дело, мисс Всезнайка?
– Просто Кевин никогда не любил ее. Вот и все.
По щекам Стейси сами собой градом покатились слезы. Внезапно, без малейшего предупреждения. Разом, будто кран открыли и хлынула вода.
Патриция открыла сумочку, достала упаковку бумажных платков и протянула подруге. Потом повернулась к Розалин.
– И что же это, по-твоему, было? Что означает этот брак?
Розалин пожала плечами. Секунду подумала.
– Сначала, не стану спорить, возможно, и была какая-то симпатия. Интерес. Наверное, не более сильный, чем интерес к броскому заголовку какой-нибудь из еженедельных газет. Еженедельник был куплен, заголовок да и сама статья бегло прочитаны. А потом… Потом ему просто было удобно с нашей Стейси. Спокойно, легко. Комфортно. И чем дальше, тем комфортней. Он просто позволял ей любить себя, принимая все, что она отдавала ему.
– А как же истолковывать его поведение в постели? Может, ты скажешь, что он слишком честен, чтобы спать с нелюбимой женщиной?
– Ну конечно, жениться не честен, а не спать честен…
– Правильно, для мужчины чаще всего не составляет особого труда спать с нелюбимой.
– Вы слишком многого от меня хотите! – возмущенно сказала Розалин. – Но, полагаю, дело тут вовсе не в Стейси. Она у нас привлекательная девушка. Просто либо у Кевина серьезные проблемы и он мало на что способен, либо у него потрясающе низкая потребность в интимных отношениях. Потому-то он и не стал завоевывать еще какую-то другую девушку, к которой, возможно, питал бы более сильные чувства. Ну, или хотя бы некое их подобие. С другой девушкой такие номера не прошли бы, думаю. А Стейси. Ею можно вертеть и крутить как угодно. Кевин все-таки не дурак. Он это видит. Стейси же не соберет гордость в кулак, не хлопнет дверью… И не поставит вопрос ребром, чтобы Кевин делал окончательный выбор. Да, Стейси?
Та испуганно вздрогнула.
– Я… не знаю, – сказала она.
– Тогда слушай. Раз уж ты собрала нас здесь для совета…
Стейси прилежно сложила перед собой руки, изображая ученицу. Ей пришло в голову, что, раз не имеет никакого смысла плакать, то, может, уже пришла пора начинать смеяться? Хотя бы над собой.
– Во-первых, – велела Розалин, – срочно собирай вещи и переезжай ко мне.
– Как? Зачем?
– Затем.
– Правильно, – поддержала Пат. – Пока ты у него под носом, ты можешь сколько угодно вести душещипательные и нравоучительные беседы. Не думаю, что для него все твои доводы являются вескими, а слова – такими уж сильными аргументами. Он может это воспринимать даже в таком ключе: пусть бубнит себе под ухом, все равно никуда не денется, главное – чтобы все продолжалось по-прежнему.
– Возможно… И что же дальше?
– Как что? Ты уходишь из дома. Он остается в одиночестве. У него будет время поразмыслить над своим поведением. Пусть выбирает. Не уверена, правда, что он выберет в твою пользу. Но, пока ты будешь оставаться с ним под одной крышей, у него вообще не будет стимула как-то менять ситуацию.
– Даже, если ты переедешь на чердак, – хихикнула Розалин.
– Ладно. Но к тебе, Розалин, я не поеду.
– Это еще почему?
– Мне неудобно.
– Тоже мне, нашлась скромница!
– У тебя своя жизнь, зачем я буду вам мешать? Слава богу, у вас-то с Патриком все хорошо. Представь: я приеду с чемоданами и баулами, начну путаться под ногами, раскидывать свои бутылочки и заколочки в ванной, выползать в ночной рубашке к утреннему кофе.
– Выползай на здоровье. Не думаю, что этим ты сможешь нас смутить.
– Ты изобразила совсем не апокалиптическую картину, – попеняла Патриция Стейси.
– Да? А для меня такое поведение уже является чем-то непозволительным.
– В этом твоя беда… – вздохнула Розалин.
– Пусть так. Но я все равно не могу к тебе ехать. Мне неудобно. Это мои семейные проблемы – и решать их я должна сама.
– Куда же ты уедешь? Не станешь же ты снимать номер в гостинице? Ты ведь сейчас не работаешь…
– У тебя нет каких-нибудь дальних родственников, к которым самое время сейчас свалить, погостить недельку-другую?
– Нет, – вздохнула Стейси. – Не могу же я нагрянуть в гости к очень дальним родственникам в Ирландии. Во-первых, далековато и дороговато, а во-вторых, может, и не родственники они нам вовсе.