— Я старалась не соглашаться. Но, по-моему, согласна с ней. Теперь.
— И все потому, что Джерри думает, будто в тот вечер забрал его с собой?
— И поэтому, и из-за того, что с тех пор творилось вокруг нас. Из-за Фионы. Из-за миссис Салливэн. Из- за Перышка.
— И в этом тоже виноват камень?
Энджела кивнула.
— О Господи. — Шон недоуменно покачал головой.
— Ну, признай, Шон. Довольно много смертей для одного дома, разве не так? — настаивала она.
Он весело рассмеялся.
— Совпадение, детка, совпадение. «Длинная рука». Сама знаешь.
— Прости. Можешь называть это, как угодно. Факты все равно остаются фактами.
Шон прочесал пятерней свою шевелюру.
— Ищешь виноватого, так, что ли?
— Козла отпущения?
— И миссис Салливэн подсказала тебе идеальный выход. Камень. — Он ткнул пальцем в сторону каминной полки. — Вот лежит причина всех несчастий.
Энджела поморщилась. Рассудительность Шона приводила ее в ярость.
— Я знаю, что это звучит безумно. Но вдруг она знала что-то, чего не знаем мы? Маккей говорил, что вещи вроде этого камня обычно держали в церквях, под замком, чтобы они не натворили бед.
Шон остро глянул на нее.
— Маккей сказал, что верит в это?
— Нет, — уступила она. — Он сказал, что это народное поверье.
— Как раз для людей вроде миссис Салливэн.
— Господи, ну почему ты всегда настроен так скептически? — Энджела сердито отвернулась, но Шон схватил ее за руку.
— Энджела, прислушайся на минуту к своим словам.
— Я знаю, что это звучит безумно, но ведь и жизнь иногда сплошное безумие!
Она с непреклонным видом уселась в кресло. Шон бросился на диван и некоторое время разглядывал ее, размышляя.
— Ладно, — с вызовом сказал он, — допустим — на секунду! — что сказанное тобой соответствует действительности. Камень приносит несчастье. Тогда почему это не затрагивает нас?
— То есть как — не затрагивает?
— Почему все беды случаются с другими — с Фионой, с миссис Салливэн, с кем угодно, только не с нами?
Энджела подумала, вздохнула.
— Не знаю, — пасмурно проговорила она.
— Если подумать, так мне кажется, что в последние несколько месяцев нам здорово везло. Учитывая все обстоятельства.
— Я знаю.
— Энджи, я не пытаюсь застращать тебя. Мне просто противно смотреть, как ты изводишь себя такой чушью.
— Тогда кто положил этот камень назад в мою сумку?
— Почем я знаю? Может быть, ты сама.
— Я? — Энджела была потрясена.
Он кивнул.
Она вскочила и принялась сердито расхаживать по комнате.
— Ладно, значит, у меня выпадение памяти. Ты на это намекаешь? У меня, у Джерри… у обоих. Или, может, я лунатик? Чем не объяснение, а? А может, это горничная снова незаметно подложила его в мою сумку? Еще какие-нибудь притянутые за уши разумные объяснения?
Шон рассмеялся.
— Отлично, сдаюсь. Камень одержим злым духом.
— Ты веришь в это?
— Конечно, нет. Но ты, видимо, веришь.
Энджела прекратила расхаживать.
— Помоги мне, Шон. Мне страшно, — прошептала она.
Он встал, подошел к ней и обнял — так обнимают испуганного ребенка.
— Если этот камень тебя пугает, избавься от него. — Шон говорил нежно, но решительно. — Я разрешаю. Обещаю тебе, что ничего плохого не случится. Он не вернется. На дворе двадцатый век. Все будет хорошо.
Крепко прижимая Энджелу к себе, Шон поцеловал ее в лоб.
Снова раздался раскат грома, теперь уже ближе.
— Да?
Она кивнула.
Шон выпустил ее руку и снова пошел к своим газетам.
Через несколько минут он отправился в душ, оставив Энджелу одну. Она глядела в золу, на угасающее пламя. Комната была полна теней, в окна ударяли резкие порывы ветра. «Может быть, у меня начинается выпадение памяти, — подумала она. — Может быть, я сама выудила камень из корзины для мусора в Дублине». Ей приходилось читать о раздвоении личности (это называлось «Сибил», так, кажется?), когда половина сознания не ведает, что творит вторая. Может быть, и она была такой. Шизоидным субъектом… так, что ли?
А может быть, Джерри вообще не брал камня с полки. Фрэнк говорил, что он, возможно, так и не разберется с памятью.
Но клетка для енота?
Возможно, дело рук миссис Салливэн.
Или это тоже сделала она сама?
Может быть, Энджеле так и не было суждено узнать ответ.
Но одно она знала твердо. Если в происходящем каким-то образом была виновата она сама, на сей раз она собиралась убедиться наверняка. На сей раз она собиралась сделать так, чтобы ни ей самой, ни кому- либо другому не удалось бы вернуть камень обратно.
Она подошла к полке, взяла с нее камень и с порога черного хода вгляделась в сгущавшиеся сумерки. Небо отяжелело от грозовых туч. Скоро должно было стемнеть. Прижимая камень к груди, Энджела выбежала из дома и пробежала через задний двор мимо того места, где лежал в земле Перышко. Вид маленького земляного холмика укрепил ее решимость. Она вбежала в тень деревьев. Поднимающийся ветер трепал над головой поскрипывающие ветки, осыпавшие Энджелу темным конфетти сухих осенних листьев. Глухие раскаты грома звучали уже совсем близко.
Она дерзко продиралась сквозь заросли дуба и боярышника. Ветки протыкали свитер, цеплялись за него, хватали за волосы.
Энджела добралась до тропинки и снова побежала по хлюпающему ковру пропитанных влагой гниющих листьев. Одна нога утонула выше щиколотки, но Энджела не остановилась. Чем дальше она убегала, тем тяжелее становился камень в ее руке и гуще — тени вокруг. Вскоре ей стало казаться, что она бежит по тоннелю, светом в конце которого был блеск воды впереди — к ней-то и спешила Энджела. Ее лицо овеял свежий, пахнущий дождем холодный ветер с водохранилища. Ветер подстегнул ее, как обещание помощи. Деревья поредели: Энджела выбралась к водохранилищу. Она подбежала к кромке воды.
К этому моменту камень превратился в комок свинца.
У Энджелы в голове промелькнуло, что ей его не поднять. Рассудок молодой женщины словно бы окутался туманом удушливого мрака, который притуплял чувства и тянул руку книзу.
Она решительно ухватила камень обеими руками и с трудом подняла на уровень глаз.
Рот каменной головы исходил безмолвным протестующим криком. Энджела чувствовала, как воля камня (или это было ее собственное нежелание?) обрушивается на нее подобно мощным тяжелым волнам,
