и в других зданиях у него за спиной, он усмехнулся: люди попрятались в своих теплых жилищах, спасаясь от пронизанных ветром сумерек, повисших над бушующим морем, которое казалось серым под затянутым тучами небом, — вот-вот должен был начаться дождь.
Темная красота надвигающейся бури, краем уже коснувшейся чуда архитектурного гения, заставила сенешаля замереть на месте. Даже демон, ликовавший при виде разрушений, которые они оставили за собой, молчал.
Храм словно бросал вызов рассвирепевшему ветру и прибою, его шпиль, наклоненный под диковинным углом, указывал в сторону, противоположную от сердитого моря. Основание гигантского сооружения было сложено из огромных блоков плитняка, казавшегося черно-серым в свете садящегося солнца. Им придали вполне определенную форму и скрепили раствором так, чтобы огромные балки из древнего дерева остались внутри. Ухоженные тропинки, выложенные из огромных кусков отполированного камня прямо на песке, вели к главному входу, двери которого были сделаны из планок разной длины.
По идее архитектора собор должен был напоминать корабль, потерпевший крушение, выброшенный на берег и теперь торчащий под углом из песка среди неприветливых скал. Огромная входная дверь, на самом верху украшенная зазубренным, с неровными краями рисунком, изображала громадную дыру в киле корабля. Наклоненный под невероятным углом шпиль представлял мачту.
Огромный корабль был выполнен с точностью до мельчайших деталей. Якоря и снасти, искусно вырезанные из мрамора, своими размерами в несколько раз превышали настоящие.
Сенешаль присвистнул от восхищения, пытаясь понять, как появилось на свет столь величественное и одновременно необычное сооружение.
Чуть дальше, за основным зданием базилики, находилось еще одно, соединенное с главным собором дорожкой, выложенной досками. Сенешаль сразу понял, что эта дорожка и пристройка видны только во время отлива и погружаются в воду, когда она поднимается. Пристройка, по замыслу, являла собой обломки кормы корабля. Гигантский ржавый якорь, лежащий на песке, служил порогом.
Сенешаль невольно поежился. Фарон остался на «Баскелле» и не мог ответить на его вопросы, а ему не слишком нравилось рассматривать памятник кораблекрушению, имевшему огромное историческое значение, — если, конечно, он не ошибся и это здание действительно задумано как памятник.
Несмотря на все старания архитектора придать зданию вид обломков корабля, застрявших в песке и готовых в любой момент развалиться на части, оно производило впечатление очень надежного и прочно устроившегося на земле. Собор крепко стоял на берегу, на него яростно набрасывались бушующие волны, но он не собирался уступать им ни дюйма своих владений.
Сенешаль повернулся к конному отряду солдат, замерших у него за спиной в ожидании его приказаний.
— Обыщите дом священника и все остальные здания, — велел он, поглядывая на огоньки, пляшущие на морских волнах. — Возможно, они спрятали ее у себя. Если вы ее не найдете, сожгите священников, всех до единого. Их наверняка окажется больше, чем вас, так что, когда будете готовы ими заняться, сообщите мне, я вам помогу.
Солдаты молча закивали головами и бросились выполнять его распоряжение.
Сенешаль открыл огромную дверь базилики и заглянул внутрь.
Его глазам предстало огромное, похожее на пещеру помещение. Потолок, с которым смыкались стены, терялся где-то высоко над головой. Куски дерева самых разных размеров были вделаны в камень, и все сооружение напоминало разломанный скелет гигантского зверя, лежащего на спине: его позвоночник служил главным проходом, а ребра в беспомощной муке тянулись к куполу.
Сквозь круглые окна в форме иллюминаторов, расположенные в верхней части стен, днем внутрь пробивался свет. На небольшом расстоянии от пола шел еще один ряд прозрачных, очень толстых стеклянных блоков. Сквозь них можно было увидеть море — вот почему базилику заливал рассеянный зеленоватый свет.
Сенешаль снова поежился. Он находился в священном месте, прославлявшем враждебную и очень сильную стихию — воду, и сейчас ветер и огонь не слишком могли ему помочь.
Кроме того, земля у него под ногами обжигала даже сквозь подошвы сапог, от которых вверх и вниз подымался густой дым.
Священная земля.
Демон внутри него вопил от ярости и боли.
Ф'дор не мог ступить на священную землю.
— Рапсодия? — позвал он, и его голос эхом прокатился по огромному собору.
Ему самому собственный голос показался резким и неприятным, похожим на голос демона, звучавший у него в голове. Он поморщился: похоже, в нескончаемом сражении за главенство демон начал одерживать верх. Сенешаль с трудом сглотнул.
Он вышел из собора и раздраженно захлопнул за собой дверь.
Затем он направился по дорожке к берегу моря и дальше к полоске песка, на которой стоял маленький храм-пристройка со старым якорем вместо порога. Он шагнул на песок.
Никакого дыма из-под сапог.
Значит, этот маленький храм, в отличие от базилики, не является священной землей.
Сенешаль осторожно прошел по песку и шагнул в открытую дверь. Затем обернулся и посмотрел на заднюю дверь.
Медные двери, позеленевшие от соленых брызг, были украшены рунами и барельефами, изображавшими два меча: острие одного указывало вверх, другого — вниз. Вдоль клинков сбегали рисунки, похожие на океанские волны.
На заднем плане виднелся герб — крылатый лев.
Сенешаль затаил дыхание, но в следующее мгновение расхохотался.
Это был герб его заклятого врага из старой земли — Маквита Монодьера Нагалла.
Зайдя в маленький храм, он оказался в небольшой пустой комнате, открытой ветрам и морю. Когда вернется прилив, большая ее часть окажется под водой.
В отличие от главного собора, задуманного и построенного так, чтобы он походил на корабль, маленький храм и в самом деле был обломком древнего корабля, под углом стоящего на песке, с форштевнем, устремленным в небо.
Судно, в носовой части которого построили маленький храм, явно было очень большим. Палубу разобрали, оставив лишь корпус — он и играл роль стен. Сенешаль сразу понял, что при строительстве судна использовали не обычное дерево, потому что его не тронули ни время, ни море.
В центре храма на песке лежала гладкая обсидиановая плита, сиявшая собственным светом сквозь лужицы воды, оставшиеся после отлива на ее поверхности и теперь раздуваемые порывами ветра. С двух сторон в плиту были вделаны два металлических замка, сейчас открытых. На них не было ни единого следа ржавчины.
Поверхность камня когда-то была покрыта рунами, но упрямая рука океана постепенно их стерла, и от них остались лишь слабые следы.
На передней части плиты имелась табличка с выступающими рунами, теми же, что и на медной двери базилики.
Как и замки на плите, табличка нисколько не пострадала от времени и воды.
Сенешаль присел на корточки и принялся с интересом изучать табличку. Надпись была сделана на древнем языке, который он почти забыл, и содержала множество незнакомых ему букв. Но ему удалось разобрать одно слово, начертанное крупнее остальных, к тому же встречавшееся не единожды, и он радостно заулыбался, прочитав знакомое имя во второй, а потом и в третий раз, — и вдруг, откинув голову назад, громко расхохотался.
«Маквит» — гласила табличка на каменной плите.
Жуткий смех сенешаля смешался с дикими воплями морского ветра и пронзительными голосами чаек. Сенешаль с трудом сдерживал радость.
И облегчение.
Маквит стал его проклятьем в старом мире, он был единственным человеком, которого сенешаль боялся. Боялся и сам знал об этом.
