Они достигли места в полдень. Джил чувствовала его издалека, ужас леденил ее кровь. Она знала без объяснений, что это и есть то место, которое Ингольд видел в недрах костра.
Из неестественно гладкой земли поднималась под крутым углом огромная наклонная базальтовая плита, зажатая в подножии горы позади нее. Верхний край плиты поднимался, как корпус накренившегося судна, один угол был погребен в дне долины, словно ввергнутый туда каким-то невыразимым катаклизмом, затерявшимся в безднах вымени. Угол наклона показывал, как глубоко таилось основание плиты – хотя она была вывернута вверх на добрые тридцать футов, не было никаких признаков дна. И в середине ее разверзся черный зев лестницы, дорога, ведущая в бездну Тьмы.
Лестница была открыта. Слабые следы зелени и камней, которые Ингольд видел в призрачном изображении костра, остались где-то совсем рядом с этой чудовищной бездной.
Огромная россыпь камней, как след вулканического извержения, усеяла подножие плиты, но Джил видела по тому, как они поросли цепкой вездесущей сорной травой, что камни выбросило несколько лет назад. Все же она подобрала один. На его грани был виден сухой призрак некогда буйной и пышной орхидеи, замерзшей в каком-то первобытном болоте миллион лет назад и расколотой силой этого древнего взрыва.
Ингольд тоже исследовал широко разбросанный узор из камней, продвигаясь все ближе и ближе к странно искривленной плите и отверстию, зияющему, как безмолвный укор дневному свету.
Он задержался у того места, где кончалась буйно заросшая земля и начиналось черное покрытие. Джил видела, как он остановился, чтобы поднять камень, и задумчиво постоял, вертя его в руках. Потом осторожно шагнул на гладкую наклонную поверхность камня и начал осторожный подъем к самой лестнице.
Хотя все ее существо противилось этому, как и на другой базальтовой мостовой, в подвалах Гея, Джил последовала за ним. Она продиралась через цеплявшуюся за ноги листву, карабкаясь вверх вслед за колдуном по плите, и видела впереди Ингольда, остановившегося ее подождать.
Видимые в дневном свете, открытые небу размеры плиты нагоняли на нее благоговейный страх; от угла, погребенного заросшей сорняками землей, до угла, наклоненного вверх и погребенного выступающими уступами горы, было примерно семьсот футов. В середине ее Ингольд казался очень маленьким и беззащитным. Это был трудный подъем по гладкой наклонной плоскости; когда Джил добралась до колдуна, она задыхалась в липком удушливом воздухе.
– Итак, мы были правы, – тихо сказал Ингольд. – Видение оказалось ложным.
Под ними тянулась лестница, открытая ветрам. Холодное течение сырого воздуха поднималось оттуда, отчего слипшиеся от пота волосы Джил кололи ей шею.
Теперь между ними и Тьмой ничего не было, кроме сияющего солнца, и она быстро взглянула на него, словно боясь увидеть наползающие облака.
– Итак, что мы можем сделать?
– Присоединиться к конвою как можно быстрее. Мы еще не знаем, что они задумали, но по крайней мере знаем направление атаки. И в любим случае, может быть, есть возможность помешать им и прикрыть отступление Тира в Убежище.
Джил взглянула на него.
– Как?
– Что-то Руди однажды сказал. Если мы...
Он оборвал на полуслове и схватил ее за запястье. Джил последовала за направлением его взгляда вдоль гладкого наклонного дна и заметила шевеление в темной роще около одного из тех причудливых нагромождений черного камня, которые усеивали долину. Движение быстро стихло, но Джил знала, что это было. Это могло означать только одно.
Она спросила:
– Они нас увидели?
– Несомненно. Хотя я буду удивлен, если они приблизятся. – Осторожно балансируя своим посохом, Ингольд начал спуск с наклонной плиты, Джил опасливо двигалась следом. Когда они достигли земли, Ингольд снова осмотрел долину, но ничего больше не увидел.
– Что ничего не значит, конечно, – сказал он, поворачиваясь, чтобы идти вдоль поднимающегося края плиты. – То, что ты не видишь Белых Рейдеров, вовсе не означает, что их тут нет.
– Что мы будем делать?
Ингольд указал посохом на сужающийся лабиринт расщелин и наклонных лощин в конце долины Тьмы – огромное выветренное нагромождение старых лавовых полей в трещинах и разломах.
– Там должен быть путь наверх, – спокойно сказал он, задержавшись в оплетенной виноградом тени ровной черной стены.
– Вы шутите, – в ужасе сказала Джил.
– Я никогда не шучу, дорогая, – он двинулся вверх по осыпающейся плите.
Некоторое время Джил стояла на месте, глядя, как он исчезает за неровностями ландшафта.
Земля поднималась и причудливо изгибалась у гладкой стены того черного основания, но когда бы ни произошло это смещение пластов, оно было так давно, что вокруг них осели геологические отложения долины. Что само по себе беспокоило Джил – все это было таким старым, столь неправдоподобно старым. Эпохи прошли с тех пор, как некая тайная сила основала это здесь, так что изменились сами очертания земли и морей. Новые ископаемые попались ей на глаза.
«Бог мой, – думала она, – тут лежало тропическое болото, когда все это было воздвигнуто. Сколь же долго Дарки населяют землю?»
Кто мог сказать, если они не имеют костей в своих текущих плазмовых телах? И все равно у них был разум, разум, чтобы рыть шахты, строить эти темные покрытия над ними так, чтобы они стояли тысячелетия без особых признаков разрушения. Они была достаточно разумны, чтобы создать собственный вид магии, отличный от природы человеческой магии, не усваиваемый человеческим мозгом. Достаточно разумны, чтобы следить за конвоем, знать, где был Тир, и знать, почему его надо убрать с дороги.
Скрестив руки, Джил некоторое время размышляла о Тьме. Потом она подняла глаза и опять увидела Ингольда, появляющегося и исчезающего среди переплетений валунов.
Какой-то первобытный катаклизм разрушил склон одного из пиков, охраняющих долину, оставив массу расколотого гранита и бездонных пропастей, и со временем руины покрылись растениями, высоко забравшимися по вертикальным скалам. Результат смутно напомнил ей китайскую живопись с ветвистыми деревьями, спокойно растущими на склонах утесов. Но это было более спутанным, грязным, темным; тут мертвые стволы падали гнить в лощины, ощетинившиеся белыми остриями под хрупкими опорами над ними. Она заметила коричневую мантию Ингольда, движущуюся вдоль невозможно узкого каменного карниза по этим утесам.
Ингольд увидел, что она смотрит, и остановился, прижавшись к скале позади.
– Поднимайся, – позвал он ее, его голос слабо отдавался в скалах, – тут тропа.
– Что за черт, – вздохнула Джил. – Двум смертям не бывать.
Джил никогда не любила высоты. Карабкаясь по предательским опорам, она позавидовала колдуну с его шестифутовым посохом, потому что местами тропа суживалась до дюймов, местами по ней расползались каскады виноградных лоз и скрывали любой намек на опору внизу. Дюжину раз она оступалась, упорно избегая смотреть вниз, вверх или куда-нибудь, кроме своих оцарапанных рук, когда спасительный карниз исчезал или щель между двумя огромными скалами становилась слишком узкой, чтобы пройти, или слишком забитой гниющей листвой, что могло укрыть любое число существ меньших, чем персонажи Лавкрафта, но наверняка таких же смертоносных, как Тьма.
Она подумала, были ли в этом мире гремучие змеи, или, коли на то пошло, ядовитые змеи, пусть и не гремучие.
Наконец она догнала его у темной трещины в скалах после опасного пути по выпуклой поверхности отвесного валуна над пропастью, усыпанной разбитыми камнями. Джил взмокла и, задыхаясь от полуденной жары, с трудом балансировала, чтобы удержаться на песчаной осыпающейся земле. Солнце, двигаясь над хребтом Крепостного Вала, отбросило на пропасть густую тень. Если бы не бледное пятно лица и бороды, то Ингольд был бы едва виден.
– Очень хорошо, моя дорогая, – мягко приветствовал он ее. – Мы еще сделаем из тебя верхолаза.
