Детективы Дэшила Хэммета. Т. 3

— Несомненно, — она чуть улыбнулась, — у вас возникло впечатление, что муж считает меня любовницей Джеффри.

— И…

— Вы спрашиваете, — на щеках ее показались ямочки; похоже, ее это забавляло, — была ли я любовницей Джеф­фри?

— Не спрашиваю, но знать хотел бы.

— Конечно, хотели бы, — мило согласилась она.

— А какое впечатление произвела наша встреча на вас? — спросил я.

— На меня? — Она наморщила лобик. — Мой муж нанял вас, чтобы вы доказали, что я была любовницей Джеффри. — Слово «любовница» она повторяла так, точно ей нравился его вкус.

— Вы ошиблись.

— Зная моего мужа, в это трудно поверить.

— Зная себя, я в этом убежден, — настаивал я. — По данному вопросу между вашим мужем и мной нет никаких разногласий. Я дал ему понять, что моя работа — найти граби­телей и убийц — и ничего больше.

— В самом деле? — Это было вежливым завершением спора, от которого она начала уставать.

— Вы связываете мне руки, — пожаловался я, вставая и делая вид, что не гляжу на нее. — Теперь мне не остается ничего другого, как схватить Роз Рабери и тех двоих и посмот­реть, что можно, из них выжать. Вы сказали, что девушка вернется через полчаса?

Ее круглые карие глазки пристально посмотрели на меня.

— Она вернется через несколько минут. Вы хотите ее допросить?

— Да, но не здесь. Я ее отвезу во Дворец правосудия, вместе с теми двоими. Можно от вас позвонить?

— Конечно. Телефон в соседней комнате. — Она встала, чтобы открыть мне дверь.

Я вызвал Дэйвенпорт-20 и попросил соединить меня со следственным отделом.

— Подождите, — сказала миссис Ганджен из гостиной так тихо, что я едва расслышал.

Не опуская трубки, я обернулся и посмотрел на нее через дверной проем. Хмурясь, она теребила пальчиками алые губки. Я держал трубку, пока она не отняла руки ото рта и не поманила меня, после чего вернулся в гостиную.

Я взял верх. Я держал рот на замке. Теперь настала ее очередь делать первый шаг. Она с минуту, а то и больше, изучала мое лицо и наконец начала:

— Я не буду притворяться, что доверяю вам. — Она гово­рила нерешительно, едва ли не сама с собой. — Вы работаете на моего мужа, а его даже деньги не так интересуют, как то, что сделала я. Выбор из двух зол — одно верное, второе более чем вероятное.

Она замолчала и потерла руки. Круглые глазки приобрели нерешительное выражение. Если ее не подтолкнуть, она за­мкнется в себе.

— Нас только двое, — подбодрил ее я. — Потом вы мо­жете все отрицать. Мое слово против вашего. Если вы ничего не скажете — я смогу получить те же сведения от других. Я это понял, когда вы не дали мне позвонить. Думаете, что я все расскажу вашему мужу? Если мне придется пропустить через мясорубку других, он обо всем узнает из газет. Ваш единственный шанс — довериться мне. И он не такой слабый, как вам кажется. Решайте сами.

Полминуты молчания.

— Предположим, — прошептала она, — я заплачу вам за…

— За что? Если бы я собирался рассказать вашему мужу, то мог бы взять деньги и все же предать, не так ли?

Ее алые губки изогнулись, на щеках появились ямочки, глаза заблестели.

— Это обнадеживает, — произнесла она. — Я расскажу. Джеффри вернулся из Лос-Анджелеса пораньше, чтобы мы смогли провести день в квартирке, которую снимали. После полудня пришли двое. У них были ключи и револьверы. И они отобрали у Джеффри деньги. Они за этим и приходили. Казалось, они о нас все знают. Они называли нас по именам и грозились, что расскажут все, если их поймают.

Когда они ушли, мы ничего не могли поделать. Мы были беспомощны до смешного. Мы совершенно ничего не могли поделать — нам же не под силу возместить деньги. Джеффри не мог даже заявить, что потерял их или что его ограбили, пока он был один, — его раннее возвращение в Сан-Франциско обязательно возбудило бы подозрения. И Джеффри потерял голову. Сначала он хотел, чтобы я бежала с ним. Потом он вознамерился пойти к моему мужу и во всем признаться. Я не позволила ему ни того ни другого — это одинаково глупо.

Мы ушли из квартирки после семи, порознь. Честно го­воря, к этому моменту наши отношения были уже испорчены. Он был не… теперь, когда мы попали в беду, он не. Хотя нет, этого говорить не стоит.

Она замолкла и посмотрела на меня; кукольное личико стало безмятежным, точно она переложила все заботы на меня.

— На снимках, что я показал, — те двое? -Да.

— Горничная знала про вас с Мэйном? Знала про квар­тиру? Про его поездку в Лос-Анджелес и намерение вернуться пораньше с деньгами?

— Не могу сказать точно. Но наверняка она могла узнать, подслушивая, и подглядывая, и просматривая мои. Джеффри передал мне записку, где сообщил о поездке и назначил свидание на воскресное утро. Может, она ее и видела. Я очень беспечна.

— Я сейчас уйду, — сказал я. — Сидите тихо, пока не дам вам знать. И не спугните горничную.

— Помните, я ничего не говорила, — напомнила она, про­вожая меня к выходу.

Из дома Гандженов я направился прямиком в отель «Марс» Микки Линехан сидел в вестибюле, закрывшись газетой.

— Они на месте? — спросил я.

— Ага.

— Ну пойдем посмотрим на них.

Микки постучал костяшками пальцев по двери номера 410

— Кто там? — осведомился металлический голос

— Посылка, — ответил Микки, пытаясь изобразить голо­сок коридорного.

Дверь открыл тощий человек с заостренным подбородком Я сунул ему под нос карточку В комнату он нас не пригласил, но и не стал препятствовать, когда мы зашли сами.

— Ты Уил? — спросил я, пока Микки запирал дверь, и, не ожидая, пока он ответит «да», повернулся к плосколицему типу, сидевшему на кровати: — А ты Даль?

— Пара шюскостопых [19] , — пояснил Уил приятелю обыденно-холодным тоном.

Тип на кровати глянул на нас и усмехнулся. Я спешил.

— Мне нужна капуста, которую вы забрали у Мэйна, — объявил я.

Они ухмыльнулись одновременно, словно нарочно трени­ровались.

Я вытащил пушку.

Уил хрипло расхохотался.

— Бери кепку, Шустрик, — хмыкнул он. — Нас замели.

— Ошибаешься, — поправил я. — Это не арест. Это налет Руки вверх!

Даль поспешно поднял руки.

Уил колебался, пока Микки не ткнул ему под ребра дуло пистолета 38-го калибра.

— Обыщи их, — приказал я.

Микки прошелся по карманам Уила, изъял пушку, какие-то бумаги, горсть мелочи и раздутый нательный кошель. То же самое он проделал с Далем.

— Пересчитай, — скомандовал я.

Микки опустошил кошели, поплевал на пальцы и принялся за работу,

— Девятнадцать тысяч сто двадцать шесть долларов шесть­десят два цента, — объявил он наконец.

Свободной рукой я нашарил в кармане бумажку с номе­рами стодолларовых купюр, которые Мэйн