Пламя множества светильников освещало росписи художника Орхейи на стенах во дворце Тесайи Милосердного. По ним металась тень – Сатвама ходил вдоль стены, слегка наклонив вперед тяжелую голову. Тесайя молча наблюдал за ним, непринужденно сидя в резном кресле. Дварна в распахнутой на мускулистой груди серой рубахе угрюмо примостился на самом краю скамьи. Одаса Мудрый переводил настороженный взгляд с Тесайи на Сатваму. В покои Тесайи сегодня не допускался никто, кроме самых значительных тиресов Сатры. Впервые после долгой ссоры Сатвама и Дварна сошлись вместе. Тесайя пообещал каждому из них, что сам будет смотреть, чтобы непримиримые враги не разожгли между собой ссору, а те дали слово подчиниться ему.
– Ну так что? – резко спросил Дварна. – Мы испугались? – Он презрительно усмехнулся. – После того как нас назвали людьми…
Сатвама остановился прямо перед картиной, где Дасава в сиянии передавал Белгесту шлем. Расставив ноги, он еще ниже наклонил голову. Мотнул подбородком в сторону нарисованного Дасавы.
– Ты сможешь бросить ему вызов, Твердый? И доблестно умереть?
– Ему? – Дварна скрестил руки на груди, исподлобья глядя на Сатваму.
Тесайя поднял ладонь, призывая к миру.
– Ты сам все видел, – примирительно сказал Сатвама. – Нет сомнений, что Сияющий владеет силами древних небожителей. И я не советую тебе, Дварна, – сказал он, наконец устало садясь за стол, – не советую погибать в поединке с ним. Потому что тогда нас останется еще меньше, чем сейчас.
Тесайя едва заметно улыбнулся и одобрительно кивнул.
– Ты прав, Справедливый. Нам бывало тесно вместе. Но сейчас мы на одной чаше весов, а Сияющий – на другой.
Сатвама положил руку на стол, тяжело оперся на нее всем телом.
– Чем нас меньше, тем ближе час, когда Сияющий останется один. Давным-давно у Сатры не было царя, а были лишь тиресы – наследники царской власти. Так? – Он осмотрел собеседников умными маленькими глазами. – Я не хотел бы увидеть царем Сияющего, который построит каменную Сатру и разрушит Стену в сердцах. Так?
– Да! – выкрикнул взволнованный Одаса. – Он принесет – уже принес – в Сатру гибель! Если бы не он, ничего бы этого не было! Куда же мы придем, если нечестивец не отвечает за свои слова и нет ни одного смелого и верного служителя истины, который остановил бы его?!
Тесайя поднялся с кресла и, проходя мимо Одасы, опустил ладонь на его плечо.
– С единым царем Сатра пока должна повременить, – подождав, когда замолчит Одаса, продолжал Сатвама. – Лучше тирес Сияющий, один из нас, наш друг… До тех пор, пока мы не найдем способ вообще от него избавиться.
– Мы и он – враги! – отрывисто отчеканил Дварна.
– Значит, надо это исправить. Помириться с ним, – устремил на него Сатвама тяжелый взгляд.
Одаса издал неопределенный звук. Зато Тесайя одобрительно кивнул.
– Безусловно, – сказал он, – сейчас и речи быть не может о том, чтобы оставаться с ним в ссоре. Дасава или не Дасава, какая разница. Я вовсе не хочу получить удар молнией и обуглиться, как головешка. Идти на Сияющего войной? Кто такой храбрый, чтобы встать в первый ряд? Если мы полезем воевать в открытую, Сияющий уничтожит первых, остальные побегут, и Сатра останется в его полном распоряжении… «Строить!» – усмехнулся Тесайя. – Ты веришь в «строительство», Сатвама? Прежде чем они начнут, Сатра потонет в беспорядках. Такие, как Элеса, только и ждут часа, чтобы выползти из развалин. Вон, уже… все мы знаем, что там вытворяет Элеса!
Одаса гневно сверкнул глазами:
– Он второй день пишет на стене моего дома: «Одаса – человек».
Тесайя неохотно подтвердил:
– Двух моих «верных» вчера остановили его подонки. И основательно избили. Он осмелел до того, что выкрикивает у меня под окнами… кидает камнями.
– Что выкрикивает? – спросил Сатвама.
– Какую-то брань. Похоже, что тоже называет меня человеком. Я не вслушивался, – пожал плечами Тесайя.
Он помолчал и продолжил:
– Таких, как он, все больше. И еще этот недобитый Грона, который раньше тоже очень любил говорить о строительстве. Глупо получается, когда кто-то умирает не до конца… В общем, скоро весь сброд сбежится к Сияющему. Так что нам сейчас ни в коем случае нельзя ломать себе шеи. Наш долг – сохранить Сатру такой, чтобы Жертве было куда прийти.
– И что для этого делать? Я все же за то, чтобы… – Дварна сделал резкий рубящий жест.
– Вперед! – надвинулся на него Сатвама. – Только без меня… Сейчас надо пойти и сказать, что мы согласны на все, – продолжал он уже без ехидства. – Что там хочет Дэва? Отменить «очистительную неделю»? Ну, отменим. В конце концов, один год можно потерпеть. Мы помиримся с Сияющим, заключим союз. Главное, чтобы он не объявил себя царем. А там уж постараемся, чтобы он им и не стал никогда.
– И строить будем? – усмехнулся Дварна.
– Строить – пообещаем, – уточнил Тесайя.
– А кто пойдет говорить с ним? Объясняться? – беспокойно спросил Одаса.
– Кому и идти, как не Тесайе, – сипло вздохнул Сатвама. – Я уверен, он найдет нужные слова… сможет почувствовать, как настроен Сияющий, и сказать то, что ему по душе. В конце концов, мы могли ошибиться, разгневаться: Сияющий наговорил неожиданных вещей…
– Я опасаюсь, Грона восстановил Сияющего против меня, – заметил Тесайя.
Сатвама махнул рукой:
– Пустяки. Скажи, что сожалеешь. «Строить» и «мстить» – слишком разные вещи. Тиресу Дэве придется забыть обиды.
Дварна утвердительно хмыкнул: мол, верно.
Тесайя, удовлетворенный общим признанием своих способностей, обвел остальных медленным взглядом.
– Если все согласны, я тоже думаю, что справлюсь, – согласился он. – Думаю, у меня отыщутся нужные слова.
В доме Дайка заперлись все, кто был с ним на площади. Сам Дайк поселился в маленькой каморке вместе с Гвендис. В тот день, когда он свел небесный огонь, они долго не могли уснуть: сидели рядом на кровати, крепко сжав руки друг друга, сплетя пальцы. «Эйонна права, – размышляла Гвендис. – Чтобы не заболеть Сатрой и победить ее, нужно много радости». И она, как утешительница, распустила волосы и надела ярко-синее платье, чтобы оживить убогую обстановку покоя. Дайк любовался, как поблескивают золотые браслеты на ее руках и ожерелье на шее в свете тусклого светильника на столе.
Но любой выклик и шум на улице заставляли Дайка настороженно прислушиваться. Он боялся, что небожители опомнятся и придут вооруженной толпой. Дайк понимал: его небесный огонь – ненадежная защита. Все, что он успеет, – обрушить молнию на нескольких передних. Если остальные не побегут, то вломятся в дом.
– Я развязал войну с Сатрой, – глухо произнес Дайк. – Тебе, Гвендис, надо… вот что. С тобой будут Сполох и Тьор. Иди с ними в заросли, к бродягам. Зима скоро кончится, недолго потерпеть. За вами прискачет Эрхе-Алтан, выведет через степь. Итвара, Эйонна, другие… они не смеют выйти за Стену. Я небожитель – я останусь с ними. Если тиресы объявят «очистительную неделю», я попробую поднять рабов защищаться. Они, конечно, покорны… а ежели им Сияющий прикажет? Война, так будем воевать. А потом – останусь жив – приеду к тебе, Гвендис.
Гвендис только покачала головой:
– Ты можешь отпустить Сполоха и Тьора. Но не меня.
Дайк сильнее сжал ее ладони:
– Гвендис?..
– Тьор и Сполох – проводники, которых ты нанял. Пусть берегутся и возвращаются домой. А женщина, когда выходит замуж за чужеземца, едет в его страну. Мы оба останемся в Сатре, раз ты небожитель и раз
