– Алло, Леон Зитрон, вы меня слышите, алло, Леон Зитрон в Даксе… Дакс… вы меня слышите… Дакс меня не слышит.
– Я спрашиваю, что за учитель, Мари!
– Алло, Ги Люкс, я вас плохо слышу… Теперь, кажется, лучше.
– Я же тебе сказала, тот учитель, который преподавал у Жан-Жака в шестом.
– Леон Зитрон, как у вас там, в Даксе? Вас слушаем, Леон Зитрон.
– Как его зовут?
– Ксавье…
– Здесь, в Даксе, царит необыкновенное оживление. Весь город на стадионе – шум, пестрота, все возбуждены. Собралось по меньшей мере шесть тысяч человек…
– Как?
– Ксавье Марфон. Я несколько раз видела его в лицее в прошлом году, когда ходила справляться об отметках Жан-Жака.
– А вот и мэр Дакса… Господин мэр, вы, разумеется, верите в победу Дакса…
Луи не слышит и половины того, что говорит Мари. Толпа, точно жгут, обвивает арену, все машут руками. Слово предоставляют какому-то самодовольному типу.
«Ксавье». Мари ощущает прилив нежности, произнеся наконец это имя. Она бессознательно медлила с ответом. Мари сказала мужу не всю правду и втайне рада, что он занят в воскресенье.
Треск и миганье на экране, выкрики, взрывы хлопушек, комментарии, которых она не слушает, – все это только усиливает неразбериху в ее мыслях.
«Ксавье… matrona…» Смешно. Рассуждения Жан-Жака ее рассердили… «Ты воображаешь себя еще молодой… матрона… о чем ты думаешь?» Но ведь между ней и Ксавье ничего нет. И ничего не может быть.
Луи зацепился за слово «учитель». Это утешительно. Он представляет себе старого господина с бородкой клинышком.
– Спасибо, господин мэр… Вам предоставляется слово, Ги Люкс.
– Алло, Леон, последний вопрос, прежде чем вы передадите слово Сент-Аману: Рири, будет ли присутствовать знаменитый Рири?
– Да, вот и он сам.
На переднем плане появляется невысокий, седой мужчина со счастливой хитроватой улыбкой.
– Спасибо, Леон Зитрон.
Вопли стихают, на экране – мельканье: трансляцию с Дакса переключают на Сент-Аман; оттуда тоже несутся крики.
– Сент-Аман ничуть не уступает Даксу в энтузиазме, и, конечно же, на стадионе присутствует Йойо, популярный мэр Сент-Амана… Рядом с ним Симона Гарнье. Предоставляем вам слово, Симона Гарнье.
– Что ты говоришь, Луи? Такой оглушительный шум, что я тебя не слышу. Шел бы ты лучше смотреть передачу и погасил свет на кухне.
Луи запивает еду большим стаканом вина. Он садится между Симоной и Мари. На языке у него вертится масса вопросов.
Приходят соседи и, тихонько извинившись за опоздание, усаживаются перед телевизором – мужчина, женщина, пятнадцатилетний мальчик.
Начинается футбол, все сосредоточиваются на игре…
«Дакс выиграл у Сент-Амана…»
Завывания, аплодисменты, свистки, улюлюканье толпы превращают шуточные игрища в местную Илиаду, чьи герои оспаривают славу, бегая в мешках, перетягивая канат и разыгрывая пародию на корриду. И все это в полумраке гостиной отражает экран. Здесь болеют кто за кого. Поругивают толстяка Зитрона или уродца Ги Люкса. Восхищаются милашкой Симоной Гарнье… Луи чуть не разругался с соседом из-за спорного гола. Мари еле их усмирила.
Последняя вспышка фейерверка «Toros de fuegas»,[23] и на экране проходят заключительные титры с именами.
– Чем мне вас угостить? – спрашивает Мари.
– Ради бога не беспокойтесь… Хватит того, что мы вам надоедаем.
– О чем вы говорите… Чуточку виноградной настойки? Маминого приготовления.
– Как ваша мама, здорова?
– Да.
– Разве что с наперсток. Завтра рано вставать.
– Вкуснятина, – говорит сосед, прищелкивая языком.
– Да вы садитесь.
– Нет, нет, пора отчаливать.
Луи сидел, расставив ноги; на него опять навалилась усталость.
– Здорово все-таки, когда есть телевизор… Нам бы тоже не мешало завести.
– Ну что, Луи, работы как всегда хватает?
– Хватает, хватает.
– Без дела жить – только небо коптить.
– Говорят.
Короткие фразы перемежаются небольшими паузами и покачиваниями головой. Парнишка зевает.
– Вы недурно загорели, мадам Люнелли. Все еще ездите на пляж?
– Да, пока погода держится… Дети…
– Извините, – говорит Луи, – но я совсем раскис. Пойду-ка спать.
– Ребята тоже, – спохватывается Мари. – Симона, Жан-Жак, марш в постель!
– Мы пошли… Спасибо… До свиданья…
– Ты идешь, Мари?
– Погоди. Мне надо вымыть посуду.
От приторно-сладкой настойки у Луи слипаются губы. Как и каждый вечер, он засыпает с горьким вкусом во рту.
– Правда, хороша?
Луи оборачивается, оторванный от созерцания гипсовой статуи; его паломничества к ней стали теперь ежедневными.
«На тебе, – думает он, – учитель!»
Прямо на земле, за кустом, сидит человек с бородкой клинышком и в соломенной шляпе. Он встает и подходит к Луи.
– Ах, хороша! Я рад, что вы любуетесь ею. Смотрите, смотрите. Я разыскивал ее долгие годы. На днях был в Эксе, в кафе «Два мальчика», а там один человек со смехом рассказывал, какой переполох поднялся на стройке, когда в земле обнаружили женскую статую. И едва он сказал, где ее нашли, как я понял – это она.
– Она?
– Да, Мари.
– Мари? Что вы болтаете?
– Мари Беррская. У вас есть минутка времени?
– Есть.
– Так слушайте. Потом сможете подтвердить, что я совершил открытие… В 1520 году молодой человек прогуливался верхом по лесам, окружающим Беррский залив, – и вдруг эта удивительная встреча… Сосны спускались с холмов к спокойным и ленивым волнам. Небольшие бухточки размывали тенистый берег, и вода там была светлой и чистой, как в роднике. Наш герой ехал по извилистому краю залива дорогой, вившейся между деревьями и колючим древовидным кустарником, где сквозь просветы в зелени виднелось небо и море. Вы знаете историю про то, как Одиссей, попав в страну феаков, уснул голым на берегу моря, и его разбудила стайка девушек, среди которых была красавица Навсикая?
– Нет, не знаю.
– Неважно, тем более что наш молодой человек не уснул, да и голым он не был. Все это чрезвычайно
