отвезти, он и сам хорошо не знал. Иногда думал, что там они сохраннее, а иногда совсем наоборот, но на даче у него уже лежало семь тысяч долларов. Сегодня он вез еще пять. И пять осталось дома. То есть у него всего. Костя задумался... всего, значит, семнадцать. Ну да, все правильно – почти полмиллиона рублей или даже больше. Что-то по-настоящему приятное шевельнулось в душе – все-таки хорошо, когда есть деньги, как-то... себя что ли уважаешь больше. «Так, глядишь, миллионером стану», – усмехнулся.
Но чем больше у него становилось денег, тем больше он боялся. В банке не держал. Конечно, неплохо было бы, там ведь еще и проценты, но пять лет назад в одном банке у него остались две с половиной тысячи. Ничего не отдали. Костя уже давно забыл про те деньги, но хорошо помнил ночные очереди, ругань, списки и наглое вранье, которое его больше всего почему-то и задело.
Можно было, наверное, положить их в какой-нибудь государственный банк, эти-то вроде надежные. Но... государство сегодня так, а завтра эдак, и что тогда? От них чего хочешь можно ждать.
Нет, в банке нельзя... девки эти, которые сидят в окошечках?! У некоторых такие лица, где и берут-то таких? Наведет каких-нибудь архаровцев – а там же всё – и адрес, и всё. Придут, и что сделаешь? Кто- нибудь с Верой «посидит», а ты пойдешь, снимешь со счета и все отдашь. Он живо представлял себе, как кто-то остается с женой, и его начинало колотить. Нет уж, пусть они на даче валяются. Когда они там, никто ничего не знает. Даже Вера толком не знала, сколько у него денег.
Костя совсем не был неврастеником или каким-то доходягой, наоборот – вполне симпатичный, спокойный и толковый. Боксер в молодости. В офисе его любили – и нравился он многим бабам, и никогда не отказывал в помощи – прибить, привинтить или после работы перевезти вещи на своей машине. Он никогда не брал за это денег. Начальство же его ценило за то, что он был безусловно честным человеком. А вся эта кутерьма с деньгами... все это было делом внутренним, со стороны незаметным.
Хозяин, которого Костя вот уже седьмой год возил на джипе, жил за городом в своем доме. Костя всегда приезжал пораньше и готовил машину. Он привычно осматривал пепельницы, колеса, проверял «незамерзайку» и теперь вот тер стекла, а сам все думал, как лучше сделать: оставить деньги до вечера здесь, в своей машине, или взять с собой. Тоже – целый день таскать – удовольствие небольшое. Но и здесь оставлять стремно.
Они уже подъезжали к офису, когда Костя повернулся к директору и спросил, глуповато и вежливо улыбаясь:
– Игорь, а ты где деньги хранишь?
– В смысле?.. – не понял начальник.
– Ну, в банке, наверное, но я хотел спросить – не опасно там теперь?
Директор в это время набирал на мобильном чей-то номер. Трубку приложил к уху:
– Костя, – он сделал паузу, слушая трубку, – если у тебя дело какое, то ты прямо спроси, а так я не понимаю. Алло! Андрюха, здорово! С днем рожденья, милый! Как дела-то?!
Костя подумал, что у Игоря денег как грязи, а ничего. Улыбается вон, дом огромный, машины – ничего не боится. Нервы у него, что ли, другие? «Это, кстати, может быть – на десять лет моложе. Они вообще уже другие какие-то, – представлял он себе богатых друзей начальника. – К ним придут, спросят – откупятся. Все у них просто...» Костя понимал, что он так не сможет. Но когда он видел спокойную уверенность Игоря, ему самому становилось спокойнее.
– Я, Костя, денег здесь не держу, – бросил Игорь, выходя из машины, – и тебе не советую.
Так и ходил Костя, целый день не снимая куртку – деньги во внутреннем кармане лежали, – объяснял, что мерзнет. А что было делать? В карманы брюк не положишь – торчат очень, видно же, что пачка. Да директор еще весь день в офисе пробыл. Вечером только поехали к его однокласснику на день рождения.
Костя сидел в джипе во дворе длинного многоэтажного дома, смотрел на людей, возникающих из темноты и исчезающих в своих подъездах, и думал про Игоря. Если он деньги за границей держит, значит, тоже боится. А если уж он боится, то мне-то от этого никуда не деться.
Про Туркина вспомнил, одного близкого Игорева дружка, который продал все и свалил с семьей в Новую Зеландию. Дело какое-то там завел, все у него нормально, а видно, что скучает, часто по телефону звонит. Игорь к нему ездил. Костя тогда здорово испугался. Уехал бы Игорь насовсем, и привет его работе. В машине стало холодно, Костя завел мотор и вдруг понял, что боятся все. И он, не взявший за всю свою жизнь ничего чужого, и Игорь, и все вот эти люди, спешащие домой.
Костя достал сигареты, закурил. «Вера, – пришло в голову, – вот она, может, не боится?» Он задумался. «Да, нет, как же... она за меня, за Ленку, что же она каменная... и все-таки... разный страх у нас с Верой. Она-то понятно, так всегда было, а вот я-то за что? За деньги, получается, трясусь. Но я же их не украл...» Он морщился, курил и уже ничего не понимал.
Когда он отвез Игоря, было уже поздно – около часа. Он снова, как и утром, ехал по ночной Москве к себе домой, а деньги лежали в кармане. Опять не отвез. Лицо его казалось спокойным, но внутри засела усталость, и чего-то было жалко. Себя, наверное, да и всей своей глупой жизни.
В такие минуты ему всегда мерещилась его деревня. Там он чувствовал себя в безопасности. Там, казалось ему, все могло бы быть просто. Сейчас, как раз январь, ездили бы на озеро за омулем. Мешками привозили. Омуля были замерзшие, как толстые палки, покрытые седым морозным налетом. На санях ездили. Мужики по случаю улова «садились на стакан», набирались по самые брови, и отец всю обратную дорогу спал под тулупом, а Костя правил. Когда же он первый раз-то поехал? Костя не помнил. Маленький был совсем. Лет, может, семь-восемь.
Косте от таких воспоминаний становилось легче. Он так и думал. Рвануть, думал к себе в Бла-говещенку с концами. И матери было бы хорошо. Старая уже. Но... он понимал, что это несерьезно. Бросить все? Квартира, дача, работа. Ленка опять же здесь. Полжизни ведь ради чего-то гнулся, а теперь уехать? Там же как не было ничего, так и нет. Вода из колодца, дрова в лесу... по телику всего две программы, да и некогда, наверное, телик-то смотреть. А у матери, кстати, его и нет. Надо бы ей купить. Он не понимал, нравится ему деревенская жизнь или нет. Когда приезжаешь на две недели, то сначала нравится, но потом скучно становится. Да и грязно все. Вера моет-моет, скоблит-скоблит, но все равно всего не отмоешь.
Дома вкусно пахло жареным луком и мясом. Вера всегда его ждала, когда бы ни вернулся. Костя зашел на кухню, хотел сунуть деньги на место и увидел, что Вера разогревает куриные окорочка в глубокой сковородке. Костя любил это дело. Особенно любил, что много жареного лука. Он снял куртку и с пачкой в кармане оставил на вешалке.
– А что, мать, может, водочки тяпнем? – спросил чуть неуверенно. Вере не очень нравилось, что он последнее время начал прикладываться чуть ли не каждый вечер. Раньше совсем не пил.
Она повернулась, внимательно посмотрела на него, но ничего подозрительного не нашла.
– Ты знаешь, какая я пьяница.
Они с Верой были из одной деревни. Ей только-только восемнадцать исполнилось, когда Костя вернулся из армии. Он в Москве служил, боевой такой, совсем городской прикатил, и они через два месяца поженились. И как он хотел, так и сделали – уехали в Москву и устроились по лимиту. Через год родилась Ленка. Тогда, наверно, нелегко было – в общаге лет девять прожили, но как-то спокойно все было и правильно. Костя вкалывал на заводе, подрабатывал ночным грузчиком в магазине, по боксу выступал за завод. Вера с маленькой Леной ходила болеть, а вечером делала ему примочки на разбитое лицо. Хорошо было. На рыбалку вместе ездили. Детей, правда, больше не получилось. Они выглядели немного необычной парой: на них посмотришь – и не сразу поймешь, кто в семье главный. Она уважала в нем мужика, а он был мягким по характеру. Наверное, все-таки Вера была поглавнее. Но вот деньгами, например, Костя заведовал. Нет-нет, он не кроил деньги – они лежали в шкафу, в стопке постельного белья, и жена брала сколько надо. Но вот те, что на даче. Вера их не касалась.
Ей было тридцать девять, невысокая, полненькая, с темными глазами и короткой стрижкой. Она была еще вполне привлекательная, а может быть, даже и лучше, чем раньше. Иногда, особенно в последний год, как Ленка вышла замуж, Косте казалось, что Вера живет какой-то своей жизнью, как-то рассеянно интересуется его делами, а иногда и смотрит на него странно. Его в такие моменты в пот бросало от ревности, но это были только подозрения, и он старался об этом не думать. Да и... ну, в общем, все нормально более-менее было.
Он вернулся с балкона с бутылкой водки и банкой грибов.
– Порежь-ка лучку, Верусь, – но увидел, что Вера мажет сметаной шкворчащие куриные око-рочка, – а,
