рыба, только перед самой лодкой она развернулась и ушла обратно. «Кижуч! – удивился и обрадовался Мишка. – Здоровый!» Забросил еще раз и начал подматывать. Он не успел провести и пару метров, как удилище мощно и плавно согнулось. Мишка резко подсек и увидел – метрах в двадцати в воздух взметнулась большая малиново-зеленая рыбина. Это был огромный лосось в брачном наряде, не меньше десяти килограммов. Таких Мишка еще не ловил. Даже и мужики не ловили...
«Красавец!» Спиннинг гнулся, Мишка боялся, что он сломается. «Первая поклевка на сплаве, и такой красавец! Быстро мы с тобой не управимся. Ну ничего, ничего, мы потихонечку». Мишка держал удилище двумя руками, очки сползли, но он не поправлял, ему очень надо было поймать этого кижуча. Он уже видел, как фотографируется с ним, вернее, как показывает фотографии мужикам. Лосось тем временем пошел вниз по реке, шнур с шипеньем рассекал воду и тянул за собой легкую лодку.
Рывки были такой силы, что Мишка слез с низкого борта и встал на колени на дно. Кижуч остановился. Лодка спускалась к нему по течению, Мишка подматывал шнур, но рыба снова, дважды шумно выпрыгнув из воды, мощно потянула вниз по течению, разматывая снасть. «Давай, давай, – усмехнулся довольно, – нам туда и надо».
Так повторилось еще несколько раз, но вот рыба опять остановилась, а может, уже и устала, и Мишка, быстро выбирая шнур, подтянул ее почти к самой лодке – ему не терпелось посмотреть на нее вблизи. Это был огромный самец-кижуч. В воде он казался серо-зеленым. Он чуть пошевеливал большими грудными плавниками, потом ожил, затряс головой, пытаясь освободиться от блесны, торчащей из угла огромной пасти, и устремился в глубину, под лодку. Удилище согнулось до самой воды. Мишка привстал, быстро перекинул спиннинг на другую сторону и тут увидел, что лодку несет на залом.
Он растерялся, не сразу сообразил, куда выгребать, затем бросил вырывающийся спиннинг на дно лодки, прижал коленом и схватил весло. Он греб изо всех сил, но в этом месте вся река уходила под громаду быстро надвигающегося залома. Лодку навалило боком на бревна, начало задирать и переворачивать на Мишку, карабин покатился в бурлящую воду. Мишка схватил его и прыгнул на залом, прямо на торчащие в разные стороны сучки и бревна. Ноги оказались в воде, он подтянулся и вылез наверх. Когда пришел в себя, лодки уже не было. Только спиннинг каким-то чудом зацепился шнуром за корень большого дерева. Мишка осторожно слез вниз на скользкие, «играющие» в струе стволы и достал удилище с пустой блесной.
Мишка как будто не верил в то, что произошло, и был спокоен. Казалось, вот сейчас, так же, как спининг, он найдет и лодку, и остальные вещи. Он осторожно перебрался по залому на берег, положил на землю карабин, удилище и снова полез на залом – смотреть, что же случилось. Но все было понятно и так. Пока он возился с кижучем, река вошла в крутой поворот. Вдоль правого берега был спокойный проход, но он по собственной дурости оказался у левого, и его засосало под залом. Все было очень просто. И очень глупо.
Лодка была оранжевая, Мишка лазил по залому, надеясь увидеть ее сквозь это бессмысленное нагромождение стволов, корней и веток, напрессованное рекой за много лет, но все было бесполезно – залом был старый, многослойный. И очень большой. Может быть, сто лет ему было?! Мишка растерянно огляделся. Это был капкан, из которого не было выхода. Но он все еще не понимал, что потеряны все вещи, – голову будто заклинило. Мишка вернулся к карабину. «Так, спокойно, – говорил он сам себе вслух, – сейчас заварим кофейку и все нормально обдумаем».
Но не было кофейку. Ничего не было.
У него остался карабин с десятью патронами, раскладной нож в чехле на поясе. Мишка полез по карманам куртки. Сигареты, зажигалка, носовой платок и случайная капроновая веревочка, метра два.
Часы показывали полтретьего. По-прежнему было пасмурно и холодно. Он зачем-то еще раз вернулся на залом. Внимательно все просмотрел. Пытался даже кое-где растащить стволы, чтобы добраться до воды, но понял, что ему не справиться. Лодка с вещами была где-то под ним, но. «Черт возьми, – ругался Мишка, – не были бы привязаны вещи, может, хоть что-то выплыло бы».
Он решил ночевать здесь, чуть ниже залома. Взял карабин, спиннинг и пошел искать место для ночлега. Место было плохое – большая галечная коса, заросшая редким, в рост человека, ивняком. Лучше было бы уйти в лес, но Мишка не пошел, вдруг что из вещей выкинет. Все это было глупо. Вещи не могли выплыть. Он это понимал, но все равно остался. Стал резать ивовые кусты на подстилку. Он еще и еще раз прокручивал «ту» ситуацию и удивлялся, как все совпало. На минуту, всего на одну минуту раньше увидел бы, и все было бы нормально. «На пустом, ведь месте все, елки-палки... Чего же ты наделал?»
Он несколько раз сходил в лес за кедровым лапником, уложил сверху ивняка. Получилась достаточно толстая подстилка. Натаскал из залома сухих длинных бревен. Сложил вдоль лежанки, толстые вниз, тонкие сверху, привалил большими камнями, чтобы не раскатились, когда прогорят. Подумал, и с другой стороны постели стал делать отражатель тепла – стенку из камней и бревен.
Мишка работал, стараясь отвлечь себя от тяжелых мыслей. Больше всего он боялся вопроса: «Что будет завтра?». Он будто бы надеялся на утро и тут же понимал, что утром будет то же самое. На сотни километров вокруг никого. Разве только рыбаки на Охотском побережье. Правда, теперь-то их нет, наверное, но должно быть какое-нибудь жилье, а может, и сторож. А у него – рация.
Лег спать рано, как только стемнело, так и не решив, что же будет делать завтра. Разжег большой костер и лег.
Спал он плохо, было холодно и сыро, он все время вставал, поправлял прогоревшие бревна, снова ложился и глядел в огонь. В душе было скверно. Он закрывал глаза и видел необычно серьезные лица друзей, то вдруг – Катьку, крепко обнимающую его за шею и нежно пахнущую, Юльку, которая думает, что он в Карелии. Он остро чувствовал свою вину перед ними, ворочался и не мог уснуть. Под утро все же задремал и проснулся перед самым рассветом – сильно замерз. Рядом, в темноте едва тлело немного сизо-красных угольков.
Он раздул костер, сел на лежанку и закурил. С лодкой все понятно. Надо идти пешком. Это примерно сто тридцать километров, максимум – сто пятьдесят. Если по два километра в час (он специально брал поменьше, закладываясь на худшее) и идти десять часов в день, то это... двадцать километров. Это – реально. Семь дней, ну – восемь. Ну, пусть десять, если вдруг что.
От сигареты закружилась голова, и жутко захотелось есть. Мишка решил, что сначала поймает рыбы, поест и потом пойдет. Он взял спиннинг, при свете костра проверил, хорошо ли привязана единственная блесна, и пошел к берегу. Было еще темно, и он шел громко, специально пихал ногами застывшую за ночь гальку, хрустел льдом на лужах, что-то бормотал вслух. Ему и стыдно было немного, но и не хотелось столкнуться с кем-нибудь в этих холодных предрассветных кустах.
Он вышел на берег, кусты остались позади, и почувствовал себя бодрее. Река была широкая, другого берега не видно было в темноте, и скорее всего мелкая. Постоял, осматриваясь. Хорошего места для рыбалки не было. Вспомнил про нерестилище, где у него вчера взял кижуч, но к нему надо было переходить на другую сторону и идти вверх по течению. Мишка замялся, подумал вернуться к костру и подождать, пока рассветет, но пришлось бы снова идти через кусты... и он, растерянно злясь на самого себя, вошел в воду. Здесь было чуть выше щиколотки, камни, торчащие из реки, обледенели за ночь, и Мишка двигался осторожно.
Он был почти на середине, когда понял, что впереди кто-то есть. Тяжелая волна прошла по телу, он присел, стаскивая с плеча карабин. Очертания леса едва различались в сумерках, но кто-то большой и темный двигался по берегу. Ноги стали ватными. Он осторожно обернулся назад, там тоже были какие-то пятна. И тоже, казалось, движутся, и он отчетливо слышит шаги и даже всплески. Сердце отдавало в голове.
Он еще потоптался на месте, снял карабин с предохранителя и, стиснув зубы и ругаясь на самого себя, осторожно двинулся к лесу. Ноги паскудно дрожали, спиннинг мешал держать карабин двумя руками, он не знал, куда его деть, и злился, и озирался потерянно. Наконец перекат закончился. Он осторожно вышел на берег, постоял, вглядываясь в серую лесную темень, и пошел вверх по реке вдоль самой воды. Тропы здесь не было, приходилось забредать в воду, обходя кусты и коряги, но идти в темноте по лесу он не решился.
Рыбу он поймал быстро. Сначала самку кижуча, а потом и крупного самца. Разжег костер, настрогал палочек и пристроил красномясые, жирные брюшки к огню. Вспорол самку и достал тугой красный ястык. Попробовал, разжевал несколько икринок – икра не пахла рыбой, а напоминала желток яйца – без соли было непривычно, но не противно, и даже вкусно. Он съел много, но не наелся. Съел печеное брюшко. Он
