стлаником, а вдали, куда они летели, – высоко поднимались снежные горы.
Вертолет, преодолев очередной перевал, спустился в долину Кетанды и теперь, обрезая ее петли и гремя железным нутром, тянул в верховья. Игнатьев решил далеко не забираться, а взять километров сто пятьдесят. «Если что, спущусь дней за пять к морю, там рыбаки должны быть», – так он подумал и, как будто слегка успокоившись, сунулся в кабину.
Минут через десять вертолетчики подсели на галечный остров, помогли выгрузить вещи и, подняв в воздух тучу песка и сухих опавших листьев, ушли.
Игнатьев проводил глазами быстро удаляющуюся оранжевую стрекозу, отряхнулся, сел на рюкзак и достал сигареты. Было холодно, пасмурно и тихо. Лес, высокие сопки вокруг, облетевшие, голые кусты ивняка по берегу – все будто замерло. Речка осторожно шумела. Она тоже как будто не понимала, чего это он приперся сюда под самую зиму? «Да так уж вышло, – рассеянно думал Игнатьев, – так вышло». Он и сам еще не понимал, рад ли он, что оказался здесь один, или... да, нет, рад, конечно. Он докурил, хлопнул себя по коленкам и взялся распаковывать лодку.
Михаил, а среди друзей за покладистость и мягкость характера просто Мишка, был в толстом свитере, хорошей непромокаемой куртке болотного цвета, таких же брюках и высоких сапогах. Крепкий, выше среднего роста с довольно правильными чертами лица и внимательными, спокойными глазами. И эти глаза, и чистые, без мозолей руки, и особенно очки в тонкой золотой оправе точно определяли, что этот человек большую часть жизни проводит с книжками, а не у костра. Какой-нибудь местный вполне резонно мог усмехнуться, что этот, мол, человек здесь случайный.
Но это было не так. Или не совсем так. Его любовь к тайге, где он с друзьями каждый год проводил отпуск, была настоящей и давней, еще с университетских времен. Он не был заядлым рыбаком или охотником, – в их компании были люди поглавнее в этих вопросах и выглядели, кстати, куда более бывалыми, – но сам тоже многое умел и, так же как и его друзья, втихаря считал себя опытным таежником.
На самом же деле никто из них не был таковым, потому что настоящий таежник тот, кто умеет жить в тайге один.
Он накачал лодку и погрузил вещи. Подумал, поморщился чему-то, но все же зарядил карабин, который охотовед почти насильно сунул ему в последний момент, аккуратно пристроил его на нос и оттолкнулся от берега.
Здесь, в горах, Кетанда была быстрая и неширокая, метров пятьдесят всего. Осень стояла сухая, и воды вообще было мало – обнажились серые галечные острова, большие косы. Туго накачанная лодка то и дело протяжно чиркала днищем по разноцветной гальке. Мишка подрабатывал веслом с одной стороны, и получалось неплохо – лодка слушалась. Вскоре воды должно было прибавиться, ниже в Кетанду впадала небольшая таежная речка – Мишка видел ее с вертолета. «Там и заночую, – подумал, – торопиться некуда. Костерок запалю, палаточку поставлю». Ему всегда нравилась тихая пасмурная погода.
На речке, однако, он не остановился. Место было неплохое, но уж больно мрачное. По обоим берегам притока вплотную подходила глухая тайга. Прямо вдоль воды шла хорошо набитая медвежья тропа. «А ты, брат, все-таки потрухиваешь один-то», – отметил он про себя и проплыл мимо. Это было новое для него чувство. И неприятное.
Он потихонечку спускался, присматривая место повеселее. Все было как обычно. Возле скал, отвесно уходящих в воду, – узко и глубоко, на перекатах разливалось. Когда становилось совсем мелко, Мишка слезал, и тянул лодку за веревку.
Так он проплыл часа два, когда увидел хорошее место на галечном острове, возле небольшого старого залома. И дров в заломе было полно, и вокруг все хорошо просматривалось. Он причалил и перетаскал вещи к большому бревну недалеко от воды.
Небо на западе над дальними горами слегка расчистилось, из-под туч пробилось уходящее солнце и осветило холодные, заснеженные вершины вокруг. И небо, и солнце казались совсем зимними. Мишка надергал из залома сухих веток, запалил костерок у бревна, сел и закурил. Ему вроде и хорошо было, да только все как-то странно. Дело было не в одиночестве, странно, что друзей рядом не было. Он поправлял палочкой огонь и думал о себе как о ком-то постороннем, будто глядел откуда-то с высокой скалы на свой одинокий вечерний костерок среди тайги, и ему казалось, что все это происходит не с ним.
Он в который раз перебирал в памяти, как все так сложилось, и понимал, что ничего особенного и не произошло. Просто никто из их компании в этом году не смог поехать. Он ждал до последнего, но у всех были уважительные причины. Все это было понятно, но он обиделся. Даже не за испорченный отпуск, но за то, что никто из его друзей не верил, что он может поехать сам. С охотоведом, например. Однажды он даже попытался обсудить такой вариант, но его не приняли всерьез. Он это точно почувствовал. Впрочем, один он и не собирался, но начало занятий в институте (раз в сто лет случается!) перенесли на месяц из-за ремонта. И он понял, что кто-то дает ему шанс и нужно это сделать. Он выпросил у декана «за свой счет» и дозвонился охотоведу. Пришлось прилично занять денег под будущее репетиторство, да еще врать жене.
Игнатьев вспоминал все это и понимал, что то, чего он такими трудами и нервами добивался, имеет теперь совсем мало смысла... потому что рядом нет друзей. И речка, и тайга были не те.
Были бы мужики сейчас, совсем другое дело... уже и палатка стояла бы, и тент натянули, и на костре чего-нибудь варилось. Борька своими огромными ручищами сделал бы бутербродики, налил маленькие рюмочки, обошел всех, низко кланяясь и уговаривая выпить. Все придуривались бы, говорили, что неохота. Первый день веселый. В первый день полагается водочки выпить. «Эх, елки-палки!» – Мишка привычно ткнул пальцем в переносицу, поправляя очки, и растерянно оглянулся вокруг.
Вокруг было пусто и тихо. Не было мужиков. Солнце уже село, и его остров с обсохшими деревьями, вывернутыми с корнями и принесенными сюда большой водой, погружался в сумрак. Тихонько о чем-то своем бормотала Кетанда. Ниже острова прямо в речку уходил черный силуэт высокой сопки.
Мишка пристроил на таганок котелок для чая и пошел ставить палатку. Когда закончил, совсем стемнело. Он подбросил дров и сходил в лодку за карабином. Вспомнил, что охотовед советовал выстрелить, проверить оружие. Он осмотрелся, огонь костра высвечивал небольшой круг, и стрелять было некуда, но, глядя на свою длинную тень, уходящую в черноту, Мишка вдруг отчетливо осознал, что боится шуметь. Не то чтобы боится, но не хочет привлекать к себе внимания. Он навалил побольше дров, достал бутылку водки, палку копченой колбасы и луковицу. Готовить не хотелось.
Утром он проснулся поздно. Потрогал мокрую от дыхания стенку палатки – не замерзла, значит, ночью сильного мороза не было. Расстегнул спальник, надел кроссовки и выполз на волю. Было пасмурно, так же, как и вчера, но холоднее. Бревно у костра, песок, палатка – все было покрыто крепкой изморозью.
Поежившись, надел безрукавку поверх свитера, шапочку, разжег костер и пошел за водой для кофе. Речка была тихой и чуть парила. Мелкие лужицы у берега блестели тонким ледком. Мишка умылся, зачерпнул воды и вернулся к костру. Тоска по мужикам отступала. Ну нет их, и чего же теперь. Теперь – один, дружок. Теперь – сам. Тоже ведь интересно. Он порезал сыр и хлеб, бросил в закипающую воду молотого кофе и снял котелок с костра.
Кофе вышел крепким. Мишка завтракал и настраивал спиннинг. Блесну поставил небольшую – на хариуса. Вряд ли лосось так высоко забрался.
Лосось – кижуч и кета будут ниже, на нерестилищах. Он собрал палатку и вещи, отнес все в лодку, тщательно увязал и глянул вперед. Через триста метров Кетанда от высокой скалы поворачивала направо и уходила в тайгу. Мишка невольно передернул плечами и улыбнулся, приятная щекотка пробежала по спине.
Он проплыл часа полтора, когда появились первые годные для рыбалки места. Речка была спокойная, Мишка не останавливался и бросал прямо с лодки. Проверял. Пока не клевало, никто ни разу даже не поинтересовался блесной. «Ничего, с голоду не пухнем, на лес вот полюбуемся». Время от времени он вынимал весло из воды и закуривал. Осинники по островам стояли угрюмые и неприятно голые, лиственницы осыпались почти все, но некоторые, особенно те, что росли у воды, были еще желтые, цыплячьего цвета. А под ними, по низу, пушисто зеленел и даже чуточку голубел густой кедровый стланик.
Впереди показалось неплохое местечко, возможно даже нерестилище. Мишка взял спиннинг. Первый заброс получился слишком коротким, но он увидел, как из глубины за блесной устремилась большая темная
