пригласили. Джойс была высокой крупной женщиной лет шестидесяти или чуть моложе. Ее самой примечательной чертой казался масштаб. Для женщины она была как-то слишком высока, слишком широка, слишком крупна лицом, у нее были большие нос и рот, буйная копна густых седых кудрей, большие мужские руки и ступни как минимум сорок второго размера. Ко всему этому прилагался гнусавый голос и подчеркнуто-аристократический выговор.
— Я бы хотела задать вам один вопрос. Я прошу прощения, но он довольно щекотливый… В общем, можем ли мы уже заняться… заняться погребением?
— Разумеется. Никаких препятствий нет.
— Вот и славно. Ведь без этого не обойтись. «И в цвете жизни мы во власти смерти»… У бедной малютки Дейзи какие-то дикие идеи насчет похорон, но, разумеется, она не сможет заниматься — да и кто бы ждал такого от нее? Я уже связалась по этому вопросу с миссис Харрисон, это женщина-экономка из Танкред-Хауса. Думаю, будет правильно включить ее, как вы думаете? А назначить я думаю на среду или на четверг…
Вексфорд сказал, что такой порядок кажется разумным. И задумался о том, каково теперь положение Дейзи. Потребуется ли ей опекун до достижения восемнадцатилетия? И когда ей исполнится восемнадцать?
Миссис Вирсон довольно резко захлопнула за ним дверь «хижины» — в ее представлении он был человеком того сорта, что в старые добрые времена входили и уходили через черный ход. Вексфорд двинулся к машине, и тут ему навстречу в ворота въехал старенький, но элегантный «эм-джи». Из него выбрался Николас Вирсон.
— Добрый вечер, — сказал он и тем заставил Вексфорда в тревоге посмотреть на часы. Но было только Двадцать минут шестого. Николас скрылся в доме, не удостоив инспектора вторым взглядом.
Огастин Кейси спустился в гостиную в смокинге. Если бы Вексфорда тревожило, как приятель Шейлы оденется к обеду в «Черитон Форест», он предположил бы, что тот будет в джинсах и свитере. Но это его не беспокоило. Наденут ли на Кейси дежурный галстук в дверях ресторана или им всем придется развернуться и пойти домой — целиком забота Кейси. Вексфорда устроил бы любой вариант. Но смокинг, казалось, так и напрашивался на комплимент, особенно в сравнении с простым серым костюмом инспектора. Вексфорд не придумал ничего лучшего, чем предложить Кейси выпить.
Вышла Шейла. В синей с переливами мини-юбке и блестящей изумрудной блузке. Она сказала Кейси, что он изумительно выглядит, а тот в ответ окинул ее с головы до ног взглядом, который совсем не понравился Вексфорду.
Весь вечер, вернее, первую его половину, все шло хорошо, и это настораживало инспектора. Кейси болтал. Вексфорд заметил, что если Кейси разговорится на какую-то свою тему, делая время от времени паузы для умных и тактичных вопросов аудитории, обычно все обходится мирно. Шейла показывала себя настоящим мастером таких вопросов, точно угадывая моменты, когда их нужно задавать. Она было начала рассказывать о новой роли, которую ей предложили, — заглавная во «Фрекен Жюли» Стриндберга, замечательная перспектива, — но Кейси не стал долго этого терпеть.
В холле он говорил о постмодернизме. Шейла, безропотно смирившись с отсутствием интереса к ее карьере, попросила:
— Гас, а не мог бы ты привести нам несколько примеров?
И Кейси привел изрядное количество примеров.
Обеденный зал — один из нескольких новых, которыми обзавелся отель, — был полон, но во всем зале не было ни одного смокинга. Кейси, который уже выпил две большие порции бренди, заказал себе еще одну и немедленно удалился в туалет.
— Гас такой удивительный! Не могу понять, что он вообще находит в такой, как я! Рядом с ним я себя чувствую такой серой!
В глазах отца Шейла всегда была умной девушкой. Ему страшно не хотелось бы разочароваться в ее уме, но что еще остается, когда она говорит такое?
— Черт побери, хорошенькая основа для отношений! — буркнул он и получил толчок под столом от Доры и уязвленный взгляд от Шейлы.
Вернувшийся Кейси смеялся — такое Вексфорду нечасто доводилось видеть. Кто-то из клиентов принял его за официанта и спросил два сухих мартини, на что Кейси ответил с итальянским акцентом: «Они уже на подходе, сэр». У Шейлы эта сцена вызвала неумеренный смех. Кейси выпил свой бренди и разыграл грандиозное шоу с заказом вина, выбирая какой-то особенный сорт. Он необыкновенно развеселился и вдруг заговорил о Давине Флори — все его «я буду помалкивать» и «смешные маленькие копы» были, очевидно, позабыты.
Кейси видел Давину несколько раз. Первый раз — на презентации чьей-то книги, потом — в издательстве: они столкнулись в «атриуме», то есть в холле. Употребление этого слова спровоцировало Кейси пуститься в рассуждения о модных словечках и ненужных заимствованиях из мертвых языков.
Реплика Вексфорда пришлась к месту.
— Вы не знали, что меня печатает «Сент-Джайлз»? Совершенно верно, я там не издаюсь. Но теперь мы все под одним зонтиком — солнечным, скорее — «Карлайон», «Сент-Джайлз Пресс», «Шеридан» и «Квик», мы все теперь «Карлайон-Квик».
Вексфорд вспомнил о своем приятеле, шурине Бердена, Эмиасе Айрленде. Эмиас был редактором в «Карлайон-Брент» и, насколько знал Вексфорд, оставался на месте и теперь — слияние фирм не выдавило его за ворота. Нет ли смысла позвонить ему и порасспросить о Давине Флори? Рассказ Кейси оказался для инспектора практически бесполезным.
Третья встреча Кейси и Давины имела место на приеме в новом офисе «Карлайон-Квик» в Баттерси — деревне, как выразился Кейси. С ней там был муж — немного не в меру любезный и сладкий пожилой «милашка», который когда-то был парламентарием от округа, где жили родители Огастина, а лет пятнадцать назад преподавал в
Лондонской школе экономики у одного его друга. Кейси назвал его «картонным прелестником». Свое обаяние тот расточал на девочек из рекламы и секретарш, которых на таких приемах всегда бесчисленные толпы, пока бедняжке Давине приходилось толковать с занудными шеф-редакторами и директорами по маркетингу. Конечно, не скажешь, что она держалась в тени: направо и налево разбрасывала свои замечания — фразы с оксфордскими интонациями двадцатых годов, — утомляла публику суждениями о восточноевропейской политике и рассказами о путешествии в Мекку, которое совершила с одним из своих мужей в пятидесятых.
Вексфорд мысленно потешался этому описанию, в котором так замечательно отражалась личность самого рассказчика.
Самому Кейси не нравилась ни одна из книг Давины, кроме разве что «Полчищ мидян» (романа, который Вин Карвер определила как наименее успешный и прохладно встреченный критикой), он считал ее кем-то вроде Ребекки Уэст для бедных[11]. Чего ради она решила, что способна писать романы? Она слишком любила поучать и указывать, и у нее не было фантазии. Кейси был уверен, что на том приеме она единственная не читала его романа, номинированного на Букера, и не потрудилась хотя бы сделать вид, что читала.
Посмеявшись — как будто неодобрительно — своему последнему замечанию, Кейси попробовал вино. Вот тут-то и начались неприятности. Кейси отпил вина, сморщился и выплюнул его в свой второй бокал. Вернув оба бокала официанту, он скомандовал:
— Омерзительное пойло. Унесите это и принесите мне другую бутылку.
Позже, обсуждая события вечера с Дорой, Вексфорд сказал:
— Странно, что ничего подобного не произошло во вторник в «Примавере».
Дора возразила, что в тот раз не Кейси приглашал гостей, а потом — если пробуешь вино, и оно оказалось действительно неприятным, куда его выплюнуть? Не на скатерть же? Она всегда стремилась оправдать Кейси, но в этот раз сделать это было не так-то просто. Что бы она могла сказать в защиту Кейси, который после того, как вино унесли и у их столика собрались три официанта и менеджер ресторана, выговорил старшему официанту, что он имеет столько же понятия о nouvelle cuisine
