Лени вообще не думал о смерти. Увлечение футболом и музыкой не предполагало жертв — на улице в целом было безопасно, и даже после драк футбольных фанатов редко кто погибал. И все же Лени получил тяжелые травмы, несовместимые с жизнью, и покинул этот мир. Прямо на следующий день после того, как проводил Ульму в аэропорт.
Каждый умирает в свое время.
Кто-то наиболее чуткий произносит целительную фразу «но жизнь продолжается…», и все остальные действительно продолжают жить, не меняя привычек и свойств характера.
Родные хотели уберечь Ульму от переживаний, поэтому благоразумно утаили от нее факт смерти Лени А. Стюарта. Отдохнув после перелета, на следующий день она начала писать картину, посвященную этому молодому человеку, а прежде того придумала название для нее: «Моя звезда».
Со смертью Лени в небе действительно зажглась новая звезда, и скептики пришли бы в ужас, узнав, что женскую интуицию не смогли провести даже сердобольные родственники. Однако Ульма не почувствовала перемен на небосклоне и вообще ни о чем не догадывалась. Звезды ей нравились всегда, а Лени — все детские годы. Вчерашний день был особенным, а два образа — звезда и Лени — вдруг стали ассоциироваться друг с другом, постепенно сложились в один замысел, который можно было воплотить с помощью красок.
В своем творчестве Ульма тяготела к искаженному изображению действительности. Она рисовала звезду, но звезда была лишь фоном для изображения Лени. Образ Лени передавался без соблюдения необходимых пропорций и без четкого контура, крупным мазком, с использованием холодных цветов.
Высшая школа искусств Берлина отдавала предпочтение абстракции. Она была идеальным местом для творческих людей, более озабоченных самим искусством, нежели чем его содержанием. Так и для Ульмы — картина и то, что на картине — были два разных понятия.
Звезда рисовалась под звуки песни из диктофона. И в целом, была неотделима от песни. Создавалась не просто картина, а — артистическая коммуникация, соединение музыкального и изобразительного искусства. Педагоги Ульмы были бы в восторге от этой идеи.
Так она и подумала ближе к вечеру, когда работа была окончена.
«Фрау Канн понравится моя звезда», — сказала она себе и решила показать картину любимому педагогу.
Эта женщина была старшим преподавателем факультета изобразительного искусства, специализировалась на живописи и графике, консультировала по архитектуре, то есть была разносторонней личностью. К тому же, посещала занятия класса церковной музыки и мечтала соединить эту музыку с графикой.
Фрау Канн было пятьдесят два года. Она рисовала, выставлялась, занимала высокую должность и любила консультировать молодых художников. Ее реакция на картину «Моя звезда» была негативной:
— Звезды — это очень пошло!
Настроение Ульмы вмиг испортилось. Мысленно она видела свою картину на выставке, а вместе с ней — дружественные улыбки критиков и хвалебные статьи в газете. Поддержка фрау Канн была желательной: без нее попасть на выставку не удавалось никому из студентов Высшей школы искусств (только поэтому фрау Канн считалась любимым педагогом Ульмы).
— А чего Вы хотели? — продолжила фрау Канн, делая ударение на слове «вы», что значило высшую степень раздражения старшего преподавателя. — Звезду каждый дурак может нарисовать. Ничего особенного в этом не вижу. Я, честно говоря, ожидала от Вас большего, Ульма! Как измельчали Ваши мечты!
Вообще-то Ульма гордилась своим даром отделять картину от того, что изображено на картине. Но сейчас, после слов фрау Канн, произошла странная вещь: изображение само оторвалось от картины, медленно подплыло к окну и проскользнуло сквозь деревянную раму, чтобы скрыться в темноте. А на бумаге остались лишь следы карандаша, чернил и акварели — то, что не имело никакого смысла, так как смысл только что ускользнул через оконную раму.
Ульма не смогла удержаться и расплакалась. Фрау Канн вдруг оттаяла:
— Ну, хватит… Многие из студентов не знают предмета и плохо рисуют… Но не стоит отчаиваться… Не всем же быть талантливыми…
Ее слова расстроили Ульму еще больше. Вся прелесть звезды исчезла.
Однако картину еще можно было спасти, ведь она была не так плоха, как хотелось бы злой фрау Канн!
— Музыка! Картина с музыкой воспримется лучше! Сейчас, я включу. Слушайте! И смотрите на картину, пока звучит песня…
Ну, песня была прослушана. А потом фрау Канн стала кричать на Ульму, тыкая пальцем в окно, где зажглись десятки тысяч звезд и где, по ее словам, существовала истинная красота, которую невозможно было изобразить таким вот пошлым способом, какой применила Ульма.
В тот момент Ульма вспомнила, что со вчерашнего дня не думала о смерти. Сосед Лени, звезда и картина выбили ее из привычной колеи, помешали обычному ходу мыслей и нарушили связь с потусторонним миром, которую Ульма поддерживала регулярно, то и дело интересуясь у смерти, пришел ли ее час, и наступит ли когда-нибудь вообще.
На прощание фрау Канн сказала:
— Выставка в городской галерее Мюнхена пройдет без вашего участия!
Ульме было уже все равно: только что она получила вполне внятное сообщение от потусторонних сил. Обычно их сигналы были слабыми, а вот сейчас прозвучали ясно, и слова эти запомнились Ульме на всю ее долгую жизнь: «Ты умерла сегодня утром от кровоизлияния в мозг, разрыва сердца и многочисленных травм внутренних органов».
Даже после этих слов она ничего не почувствовала. Лени оставался для нее прежним — живым и прекрасным. А беседы со смертью Ульма решила прекратить раз и навсегда.
…Фрау Канн проводила Ульму и вернулась в гостиную. Картина, забытая юной художницей, осталась лежать на подоконнике. Фрау Канн взяла ее очень бережно. Теперь она могла не притворяться: образ звезды сильно зацепил ее, даже сбил дыхание, чего Ульма не заметила. И хорошо, что так. Звезды имели большое значение для фрау Канн. У нее была своя причина на это.
Когда фрау Канн поступала в Высшую школу искусств Берлина, много-много лет назад, она мечтала о карьере, славе, богатстве. Тогда многие девушки имели сходные мечты, но фрау Канн считала себя особенной — талантливой — а потому была амбициозна и заносчива.
Для будущих великих произведений она выработала подпись, по виду напоминающую звезду, в которой было зашифровано ее имя. Добилась безупречной легкости написания и приготовилась к раздаче автографов.
На момент поступления она не была профессионалом и с трудом собрала двадцать работ для портфолио. Рисунки и этюды, выполненные в цвете, составляли меньшинство. В основном папка содержала черно-белые работы.
И каждая из этих работ была подписана именем-звездой. Подпись занимала больше места, чем сам рисунок. Фрау Канн гордилась подписью и не подозревала, как та раздражает преподавателей из приемной комиссии. Один из них спросил:
— А что это у вас на каждом листе один и тот же рисунок? Нам не нужны копии. Мы работаем с оригиналами.
Преподаватель шутил. Его коллеги оценили шутку и рассмеялись. И только фрау Канн — тогда просто Гретхен — не смеялась. У нее вообще не было чувства юмора.
Она принялась объяснять, где находится рисунок, а где — подпись, как на все это смотреть и как воспринимать. Пока она объясняла, преподаватели переглядывались и тяжело вздыхали. Они успели догадаться, что у Гретхен нет чувства юмора. Потому решили, что лучше просто принять ее на факультет, ничего не спрашивая.
Так и поступили.
Гретхен стала учиться на факультете изобразительного искусства, потом — преподавать, причем, всегда полагала, что именно звезда вела ее по жизни. Она зорко следила за работами своих учеников и тормозила те, что были посвящены звездам…
