— Внук, да-да, внук. Но его сейчас нет. Он внезапно увидел из окна одну особу… ту, что не дает ему спокойно жить. Нет, не то, чтобы он был увлечен ей… Она преследует его постоянно, и даже сегодня, в такой день, пришла следить за домом! Она стоит под окном и смотрит сюда. Подойдите к окну и вы увидите ее. А Риккардо выбежал на кухню. Идите, посмотрите!
Оливия подошла к окну и никого не увидела, но в тот же момент сообразила, что бабушка Риккардо имела в виду ее, несколько минут назад смотрящую на окна дома с противоположной стороны улицы.
— Как она еще не набралась наглости и не заявилась сюда, прямо в эту комнату? — пробормотала бабушка. — Ну что, видите?
Оливия не растерялась:
— Да, вот она, под окном. Стоит и смотрит. Я показала ей язык, и она убежала. Да, убежала… за тот дом. Наверное, не вернется. И как она не набралась наглости и не заявилась сюда, прямо в эту комнату?
Обе тяжело вздохнули и загрустили.
— А вам с чего вздыхать так тяжело? — спросила Оливию бабушка.
— Я люблю человека, который меня не любит. И вообще… Я тоже принесла вам конфеты. Те же самые.
— Мне? Точно, что мне? Вот спасибо! Теперь у меня…
— Двадцать одна коробка!
— А как зовут вашу любовь, дорогая…
— Оливия, я дочь Сержа Фонтана и Люсии Фонтана, архитекторов с соседней улицы. Вы их знаете. Ваш внук был у них на практике. И вообще… они хорошо известны в городе. А мою любовь зовут Джонатан. Он такой утонченный, такой музыкальный молодой человек, и приехал из самого Кейптауна! Он на меня не обращает внимания. Совсем. И даже не подозревает, что мне нужно его внимание…
— О! Так я вам помогу, Оливия! Прекрасно знаю его родителей. Я очень люблю посещать консерваторию, а его отец там — художественный руководитель. Он очень мне обязан. Помогла ему с переездом. Вы не смотрите, что я такая старая и неуклюжая. В прошлом я была оперной певицей. И была знаменита на всю Южную Америку. Выступала даже в Буэнос-Айресе!
Оливия спохватилась, да было уже поздно: бабушка Риккардо набирала номер телефона и кричала в трубку, перекрикивая музыку и шум в гостиной:
— Джонатан пусть приходит ко мне на день рождения! Я не могу веселиться без него. Все. Без возражений.
А потом она сказала, положив руку на ладонь Оливии:
— Не волнуйся, девочка моя. Он уже едет.
…Когда появился Джонатан, Риккардо говорил с Оливией. Они будто бы обрадовались встретить друг друга и, для бабушкиного спокойствия, проговорили ни о чем целых пять минут. Оливия подумала: Джонатан снова меня спасает.
И бросилась к нему навстречу. Гости расступились. Риккардо выглядел удивленным. Его сестра снова шепталась с одним из гостей, указывая пальцем на Оливию.
А потом ели конфеты. Риккардо, Оливия, Джонатан и бабушка Риккардо вскрывали одну коробку за другой и горстями оправляли конфеты в рот. Все остальные гости уже разошлись, а домашние дома Риккардо ушли спать.
Вчетвером они управились с десятью коробками.
Чтобы подбодрить друзей, Джонатан сел за рояль и сыграл ту мелодию. Ночью мелодию было слышно далеко за пределами дома Риккардо. Она поднялась выше по холму, облетела трущобы и вновь вернулась к морскому побережью. Пролетела над пляжем, прошелестела над садами и террасами богатых усадьб, повернула на юго-запад и устремилась к Андам.
№ 21. Г. Бёлль
Песня не долетела до Анд. В маленьком городе возле Рио-де-Жанейро ее перехватил господин, который занимался изучением древних песнопений и танцев.
Он посчитал, что песня была креольской и древней. Так они познакомились.
Этот человек никогда не находил того, что искал. Поэтому обязательно наталкивался на самые необыкновенные предметы и явления. Его звали Гильермо Бёлль. Или же — просто, как он обычно представлялся — Г. Бёлль. Точно так было написано и на его визитной карточке.
Господин Г. Бёлль был высоким худым мужчиной пятидесяти с лишним лет. Он был кудряв и смугл. Никогда не перенапрягал сердечную мышцу, во всех смыслах. Был здоровым и одиноким. Г. Бёлль страдал аутизмом в его легкой форме: избегал людей, увлекался книгами и животными, никому не верил и ни о чем не мечтал.
Конечно, у него имелся свой мир, где он бывал счастлив. Там он считался самым главным. Иногда — королем, иногда — генералом, в зависимости от того, был его мир в состоянии в войны или же сосуществовал мирно с другими мирами. Г. Бёллю было с кем воевать. Его часто обижали.
Обижали его раньше, не сегодня. А сегодня произошло вот что.
Рано утром Г. Бёлль приехал в Рио-де-Жанейро из своего городка. В его внутреннем мире только- только закончилась война, и очень хотелось поделиться такой радостью с окружающими. Только он не знал, как. И отправился гулять по престижному кварталу, где не было тротуара, так как местные жители никогда не выходили за ворота дома, а только выезжали на автомобилях. Была ровная дорога с разметкой. Довольно широкая дорога. И камеры слежения через каждый метр забора. Дальше, за забором, ничего не было видно. Но Г. Бёллю захотелось прогуляться, а поспорить о целесообразности прогулки было не с кем (война закончилась в пользу его мира, других не осталось.) Сначала все складывалось удачно.
Он шел. Дорога бежала перед ним. Он выдумал себе новую игру: знакомиться со всеми людьми, которые попадутся в пути. Приготовил несколько визитных карточек, чтобы подарить новым друзьям. Дорога бежала перед ним, но больше никого на ней не было.
За четверть часа никто не встретился.
Пришлось выдумать себе попутчика. Он тоже был худым и смуглым. Спросил Г. Бёлля:
— Как вы думаете, многоуважаемый господин, куда мы придем?
— О, достопочтенный попутчик, мне неведомо, куда ведет нас эта дорога. Но мне очень хотелось бы, чтобы она привела нас к конференц-залу Академии наук, так как я приглашен туда.
Действительно, Г. Бёлль был приглашен на очередное заседание Академии, где должен был читать доклад на тему «Креольское видение мира» — заявленный самим докладчиком всего месяц назад. В течение долгого времени, более тридцати лет, он работал библиотекарем и одновременно сочинял «Историю обычаев креолов Южной Америки». Многие читатели, посещающие библиотеку, знали о его увлечении. Они сказали своим знакомым, те — своим, и так далее. Скоро не только соседний с Рио-де-Жанейро городок, но и сам Рио-де-Жанейро был осведомлен насчет сочинения работы.
И тогда к нему стали приезжать ученые, журналисты и писатели. Всех интересовала «История», а более всего — Г. Бёлль. Его называли «талантливым самоучкой» и всякими другими именами (но только не настоящим — Гильермо). Один из гостей преподнес ему в подарок две сотни новых визитных карточек с именем Г. Бёлля, да только самого Г. Бёлля не удалось увидеть: он не открыл дверь никому. Карточки же нашел в почтовом ящике и с удовольствием раздавал их всяким хорошим людям (почтальону, другому библиотекарю, да еще несколько штук стащили дети лавочника). Через двенадцать лет осталось сто семьдесят девять карточек.
И вот, месяц назад, его пригласили читать доклад.
А сегодня утром он приехал из соседнего города, вышел не на той остановке, на какой следовало, решил воспользоваться такой возможностью, чтобы отдохнуть от войны, и пошел пешком через престижный район. Рядом с ним шел выдуманный друг, Гололо.
— Вы — шотландец? — спросил попутчика Г. Бёлль.
— Нет. Испанец.
