Игорь Всеволодович удивленно вскинул брови.
Впрочем, система иногда ошибалась – выдавала материалы, посвященные однофамильцам.
Иванов Крапивиных в информационном пространстве упоминали достаточно часто, потому и уточнял Игорь Всеволодович, что речь идет о художнике.
Но случались накладки – машина уточнение игнорировала.
Так, надо полагать, случилось и теперь.
И все же почему-то он открыл документ.
Это была глава из исторической монографии ученой дамы по имени Ольга Травина. Работа в целом посвящалась одному из красных полководцев, комбригу времен гражданской войны, расстрелянному, как полагается, в 1937-м, в компании с маршалом Тухачевским и прочими военачальниками.
Фамилия комбрига была Раковский.
В главе одиннадцатой объемной, судя по всему, монографии речь шла о его далеком предке.
«Долгое время принято было считать, что прадедом Раковского по отцовской линии был известный крепостной художник Василий Раковский, получивший вольную из рук графа Шереметева… умерший от чахотки в Италии…
Об этом неоднократно упоминал в автобиографических материалах сам комбриг, потому, наверное, никому из исследователей не пришло в голову усомниться в достоверности информации…
Однако…
Жена художника Лукерья Раковская возвратилась на родину, в подмосковное Архангельское, в конце 1835 года, с младенцем (мальчиком), которому, по воспоминаниям княжны Веры Шереметевой, «едва исполнился год»… (34)
Ребенок был крещен в местном храме, церковные книги которого, к счастью, сохранились.
Запись, сделанная в январе 1836 года, подтверждает крещение младенца, нареченного Василием… (35)
Дата рождения ребенка – 11 декабря 1834 года.
Дата смерти художника Василия Раковского, однако, известна доподлинно. Он скончался в Италии 10 декабря 1832 года. И таким образом, никак не мог быть отцом мальчика…
… кто же настоящий отец и, следовательно, прадед легендарного комбрига?…
… В конце концов эту тайну могла унести с собой в могилу Лукерья Раковская, пожелавшая, чтобы отцом ребенка считался ее покойный супруг.
И тем не менее мы находим ответ в эпистолярном наследии престарелой княжны Шереметевой…
… В письме племяннице Антонине Бутурлиной (урожденной Шереметевой) 14 января 1836 года (39) она пишет:
«… Лукерья наконец открыла мне тайну рождения мальчика, в судьбе которого, как тебе известно, я теперь принимаю участие. Представь, отец Василия – также живописец и также крепостной, получивший вольную от князя Несвицкого. Имя его – Иван Крапивин… Но я, поразмыслив, пришла к выводу, что теперь уж ничего не следует менять… отец Антоний поддержал меня в этом решении, хотя, возможно, мы поступаем грешно… Лукерье велела каяться и молить у Бога прощения. Однако – между нами, мой друг, – не вижу особой ее вины. С живописцем Крапивиным… сошлась уже после смерти Василия…» (перевод с фр. мой. –
К счастью, в тот момент, когда Игорь Всеволодович с горящими глазами ворвался в спальню, Лиза уже проснулась.
Она еще не вставала и, сладко потягиваясь под одеялом, только собиралась окончательно осознать реальность нового дня, несущего – об этом помнила еще в полудреме – массу неотложных и непривычных дел. И быть может, неожиданностей. Приятных или неприятных – вот в чем вопрос.
В эту минуту дверь распахнулась и Непомнящий с разбега плюхнулся поверх одеяла.
«Неожиданность номер один», – подумала Лиза.
Но не испугалась и даже не встревожилась.
Не такое было у Игоря выражение лица, чтобы пугаться.
– Представляешь, у него был сын!
– Не представляю.
– О, это умопомрачительная история. Просто сюжет для дамского романа или бразильского сериала. У него был сын, но в отцы записали другого. Тоже, впрочем, художника.
– Потрясающе.
– Ты издеваешься?
– А ты полагаешь, я должна реагировать как-то иначе?
– Господи, я тебя разбудил!
– Не в этом дело. Ты, по-моему, сам еще не проснулся. Или просто сошел с ума.
– Почему это? Ну да. Понятно. Что тебе ничего не понятно. Значит, так. С самого начала. У Ивана Крапивина был сын.
– Значит, Душенька осталась жива?
