– A-a! – неопределённо сказал Дрентельн. – Ну-ну?
– Агент, увидев их вместе, отказался от предприятия…
Дрентельн вздохнул.
– Естественно. Не хватало нам ещё господина Достоевского живьём в пустую могилу закопать… – при этих словах Комаров слегка вздрогнул. – Шуму будет! К тому же господин Достоевский, насколько мне известно, состоит в дружбе с Константином Петровичем и с его подачи даже стал вхож в Аничков дворец… Кстати, кто он, этот ваш агент? Уж не Петруша ли Старушкин?
И Дрентельн проницательно посмотрел на Комарова.
– Он, – слегка смутившись, подтвердил Комаров.
– Однако, скажу я вам, это не лучший выбор. Ваш Петруша, насколько я знаю, просто зверь.
Комаров молчал.
– Нет, не лучший, не лучший выбор, – повторил Дрентельн.
После паузы Комаров спросил:
– Какие же будут указания?
Дрентельн побарабанил пальцами, покрутил мраморное пресс-папье.
– Думаю, что Константин Петрович преувеличивает опасность. Маков практически не общался с женой, – об этом знает весь свет. Так что в этом деле нас интересует не столько сама вдова, сколько секреты, которые хранятся в личном домашнем архиве Льва Саввича.
Дрентельн замолчал, задумавшись.
– Мне кажется, следует поступить иначе: заставить Макову переехать из квартиры. Ну, хоть в Ораниенбаум. Пусть снимет или купит там домик…
– Увы, но у неё нет средств. Вся в долгах, – криво улыбнулся Комаров. – Мы уже действовали с этой стороны, посылали своих людей, из известных магазинов, в которых Макова могла задолжать. Она, естественно, не помнит в точности, кому и сколько должна. Хотя счета ей приходили регулярно, но оплачивал их Лев Саввич. И, по словам горничной Ядвиги, которую Макова рассчитала на другой день после похорон, хозяйка даже вела записи своих долгов. Однако какие из них оплачены, а какие ещё нет, ей доподлинно неизвестно.
– Так. И что же?
– Пока ничего… Дело в том, что Петруша её сильно напугал на кладбище, и она расшиблась, упав. Господин Достоевский увёз её домой на извозчике, затем приглашал доктора Кошлакова… И всю последнюю неделю Макова никого, кроме Достоевского и Кошлакова, не принимала, и сама никуда не выходила.
– Кошлакова? – переспросил Дрентельн. – Знаменательная случайность. Если это, конечно, случайность. Не находите?
Комаров снова прочистил горло.
– Кошлаков – личный врач семьи Достоевских. Так что тут ничего удивительного я не нахожу.
– Ну-ну, – процедил Дрентельн.
И снова задумался.
– Вот что, – наконец сказал он. – Нужно во что бы то ни стало выкурить Макову из её норы. Пусть распродаст всё, что можно. Сейф господина Макова надо опечатать: попросите Палена, Фриша, Фукса, или кого вам будет угодно, составить официальную комиссию. Маковой нечего будет возразить, если ей скажут, что речь идёт о сверхсекретных государственных бумагах. Она, я думаю, поймёт, что в такие дела ей лучше не соваться… – Дрентельн усмехнулся. – Особенно после случая на кладбище… И – продолжать давить на неё с помощью кредиторов и домохозяйки… Как бишь её?
– Генеральша Зуева, – подсказал Комаров.
– Вот-вот. Надо намекнуть этой генеральше Зуевой, через независимых лиц, что Макова разорена и оплачивать квартиру не в состоянии.
– Уже сделано, – подхватил Комаров. – Повторим ещё раз.
– Ну, вот и повторяйте. Покуда Макова не съедет, а личные бумаги Льва Саввича целиком не перейдут в наши руки.
Комаров что-то быстро записал, взглянул на Дрентельна.
– А может быть, поступить ещё проще? – сказал он. – Пусть комиссия прибудет с ордером на обыск и жандармами. Тут уж Маковой трудно будет отвертеться. Можно и сейф вскрыть: у нас есть такие умельцы.
Дрентельн подумал:
– Верно. Значит, действуйте. Я, со своей стороны, переговорю с Фришем и Тизенгаузеном.
Он уже хотел подняться, но Комаров спросил:
– А второй вопрос, Александр Романович?
– Ах да! Второй вопрос… Вы уже допросили городового Кадило?
– Того самого, которого Маков неоднократно вызывал в министерство? – уточнил Комаров.
– Точнее сказать, – с некоторой злобой проговорил Дрентельн, – того самого идиота, который упустил террориста Мирского.
