меня ударишь. А убьешь — головой поплатишься. Я и прежде говорил, что о жизни при дворе у тебя нет ни малейшего понятия. И сейчас еще раз в этом убедился. То, что ты побывал в императорском дворце, написал стихи на стене в кумирне Преданных и доблестных, еще ничего не значит. Все это ты делал втайне, лазал по крышам, перепрыгивал через ограды, да и то ночью, когда тебя никто не видит. А поглядел бы ты, как выходит в зал Сын Неба, как трепещут те, кто его лицезреет, так и у тебя затряслись бы поджилки! Или посмотрел бы ты на Бао-гуна, как он грозен, когда восседает в судейском зале и чинит допрос!
— Ты за кого меня принимаешь! Да я не то, что в Кайфын, в самое пекло не побоюсь пойти! — крикнул задетый за живое Бай Юй-тан.
— Ты правду говоришь?
— А когда я врал?! — обозлился Бай Юй-тан.
— Только помни, перед первым министром своим удальством не похваляйся. Он ценит людей скромных и правдивых. А если не утерпишь, лучше оставайся здесь!
— Ладно, заморыш, не буду с тобой спорить! — буркнул Бай Юй-тан. — Вот побываю в Кайфыне, тогда узнаешь, видал я жизнь при дворе или не видал!
Тут Дин Старший поднес кубок Бай Юй-тану, другой кубок Дин Младший поднес Цзян Пину, и начался настоящий пир. А как только пир окончился, братья Дин проводили Храбреца и остальных справедливых за ворота усадьбы.
Прибыв в Кайфын, Чжань Чжао и Гунсунь Цэ тотчас же отправились к Бао-гуну и вручили ему «три драгоценности». Бао-гун пожелал взглянуть на Бай Юй-тана и велел его привести.
Чжань Чжао вышел в присутственный зал.
— Брат! Господин министр просит тебя войти!
Если вы хотите узнать, как встретились справедливый судья Бао-гун с Бай Юй-таном, прочтите следующую главу.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
Итак, Бай Юй-тана нарядили в арестантскую одежду, надели ему кангу на шею, и в таком виде он предстал перед Бао-гуном.
— Преступник Бай Юй-тан молит господина министра о снисхождении, — смиренно проговорил Бай Юй-тан и распростерся ниц.
— О, пятый из справедливых! — улыбнулся Бао-гун. — Я слышал, что ваши достоинства неисчислимы.
Он велел снять с Бай Юй-тана кангу и арестантскую одежду и пригласил сесть. Своим бравым видом молодец пришелся Бао-гуну по душе, и он сказал:
— Государь уже не раз спрашивал, когда же наконец я разыщу пятого из справедливых, — не преступника, а человека благородного, которого Сын Неба готов принять на службу. Так что не беспокойтесь, все кончится благополучно.
На следующее утро Бай Юй-тана отвели во дворец. Сын Неба остался им доволен и пожаловал ему звание придворного стража.
В тот же день Бай Юй-тан нарядился в приличествующую его новому чину одежду, представился Бао-гуну, а после устроил пир. За столом все пили и веселились, один только Лу Фан грустил.
— Брат, ты не рад встрече? — спросил Чжань Чжао.
— А я знаю, в чем дело! — вмешался Цзян Пин.
— В чем же? — спросил Ма Хань.
— Неужели не понимаешь? Одного из нас пятерых, Хань Чжана, нет с нами. Вот старший брат и грустит.
А теперь вернемся к Хань Чжану. Узнав, что его ищет Цзян Пин, он покинул храм Духа-покровителя и отправился в Ханчжоу.
И вот однажды, когда уже стало смеркаться, он пришел в уезд Жэньхэсянь, остановился на постоялом дворе, поужинал и собрался лечь спать, как вдруг в соседнем дворе послышались плач ребенка и грубая брань. Хань Чжан вышел, заглянул через ограду и увидел, что какой-то человек, с виду шаньсиец, бьет мальчика.
— Эй, Друг, — крикнул Хань Чжан. — Чем тебе мальчонка не угодил?
— Ах, господин чиновник, вы ничего не знаете! Этот паршивец истратил мои пять лян и еще грубит мне!
— Поистине у каждого своя судьба, — заметил Хань Чжан. — Жаль мальчонку. Продайте его мне, я заплачу по совести!
— Если заплатите и цену и проценты, продам, — сказал шаньсиец.
Хань Чжан вытащил из кошелька слиток в пять-шесть лян, пошарил за поясом, нащупал еще слиток около двух лян, взвесил на руке и сказал:
— Вот вам пять лян. Согласны?
— Согласен, согласен! — От жадности у шаньсийца загорелись глаза. — Только уговор — купленный товар не возвращать!
Он передал мальчика Хань Чжану, взял серебро и выскользнул из кабачка.
— Ну и везет ему, — тихонько сказал мальчик.
В этих словах Хань Чжан уловил какой-то скрытый смысл, увел мальчика к себе и стал расспрашивать:
— Ты кто? Из каких мест? Кто продал тебя в Шаньси?
— Я — Дэн Цзю-жу, из деревни Дэнцзява. Отец мой умер, мы жили вдвоем с матушкой. Мой младший дядя У Пин-ань, человек злой, однажды притащил домой какого-то юношу и сказал, что хочет принести его в жертву душе старшего дяди. Юноша этот оказался племянником кайфынского Бао-гуна. Матушка отпустила его, а сама повесилась. Я долго плакал, тогда дядя рассердился, пнул меня ногой, и я упал без памяти. А когда очнулся, то почувствовал, что кто-то несет меня на руках. Это и был шаньсиец.
Об этой истории Хань Чжан слышал, еще когда жил в храме Духа-покровителя, но не очень-то в нее верил. И только сейчас понял, что история не выдуманная, а подлинная.
— Как вас звать, дядюшка? — спросил мальчик, — И что вы делаете здесь, на этом постоялом дворе?
— Звать меня Хань Чжан, а иду я по делам в Ханчжоу. Так что придется где-нибудь тебя пока пристроить.
На следующий день они покинули постоялый двор и зашли в трактир неподалеку. Хань Чжану хотелось покормить мальчонку лакомствами. Едва они сели, как старик за соседним столиком поставил чашку с отваром, отложил лепешку и вздохнул.
— Что ты так пристально смотришь на моего племянника, почтенный? — спросил Хань Чжан.
— Мальчик мне кое-кого напомнил.
— Кого же? — заинтересовался Хань Чжан.
В глазах у старика блеснули слезы. Он вытер их, овладел собой и сказал:
— Сынка моего напомнил, который умер шести лет от роду.
— Позволь узнать, почтенный, кто ты?
— Я — Чжан, родом из области Цзясин, — отвечал старик. — Здесь содержу трактир.
— Вот что я тебе скажу, — продолжал Хань Чжан. — Я иду в Ханчжоу и не могу взять с собой племянника. Может, оставишь его у себя на время?
— Отчего же не оставить! — обрадовался старик.
