— Неправда! — не отставала девочка и дернула Цзя-хуэй за рукав.
— Сказано тебе, нет цветов! Что привязалась?
Случайно взгляд Син-хуа упал на землю. Она увидела маленький сверток, подняла его, спрятала в рукав и, продолжая ворчать, пошла в комнату своей госпожи, наложницы Цяо-нян.
— Ты где была, — спросила ее госпожа, — и почему ворчишь?
— Эта противная Цзя-хуэй нарвала цветов, а мне ни одного не дала, когда я ее попросила, да еще толкаться вздумала. Зато я ей сверток не отдам, который она обронила.
— Какой сверток? Ну-ка, покажи!
Дело в том, что Цяо-нян ненавидела барышню и ее служанку. Вы спросите почему. Сейчас узнаете. Господин охладел к Цяо-нян, и она взяла себе в любовники письмоводителя. Однажды' они уединились в садовой беседке, но в сад неожиданно пришли барышня и ее служанка. Письмоводитель струсил и убежал. После этого случая Цяо-нян возненавидела барышню и Цзя-хурй, помешавших ее свиданию, и решила их погубить.
Вот для чего ей и понадобился платочек.
— Отдай его мне, — попросила она Син-хуа. — Хочешь, я дам тебе за него кофточку?
— Нет-нет! Вы еще в прошлый раз мне обещали, когда я относила господину письмоводителю записку, а до сих пор так и не дали!
— Что вспоминать о старом, — перебила госпожа служанку. — Я прямо сейчас дам тебе кофточку, и не простую, а на подкладке. Только смотри не проболтайся!
Син-хуа обещала.
И вот однажды, когда Цзинь Хуэй вернулся поздно вечером, наложница встретила его у дверей, опустилась на колени и промолвила:
— Я хотела бы доложить вам, господин, об одном деле, весьма важном, но прежде взгляните вот на это. — И Цяо-нян протянула ему платок, в который была завернута подвеска.
Цзинь Хуэй прочел написанные на платке строки и молча удалился в кабинет.
Если хотите узнать, что приключилось дальше, прочтите следующую главу.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТАЯ
Цзинь Хуэй между тем был уверен, что наложница всю вину его дочери свалила на служанку нарочно, она только и думала, как бы сгубить Цзя-хуэй.
Всю ночь Цзинь Хуэй не смыкал глаз, а утром, воспользовавшись тем, что Ши Цзюнь куда-то отлучился, пошел в кабинет и в коробе для книг обнаружил яшмовую шпильку, которую некогда подарил дочери. Едва сдерживая гнев, он направился к жене и спросил:
— Где яшмовые шпильки, которые я подарил дочери?
— Раз ты ей подарил, должны быть у нее.
— Мне хотелось бы на них взглянуть.
Госпожа Хэ немедля отправила за шпильками служанку. Вскоре служанка вернулась с одной шпилькой, сказав:
— Вторая пока не нашлась, барышня ищет.
Цзинь Хуэй прогнал служанку и набросился на госпожу Хэ с упреками.
— Нечего сказать, хорошую ты воспитала дочь. Ты только погляди, чем занимается девчонка! — Цзинь Хуэй вытащил из рукава шпильку и подвеску и бросил госпоже Хэ.
— Где вы нашли ее? — удивилась госпожа Хэ.
Цзинь Хуэй все рассказал жене и заявил:
— Знать ее больше не желаю, эту дрянь! Пусть через три дня, не позднее, лишит себя жизни!
Он круто повернулся и вышел из комнаты… Госпожа Хэ побежала к дочери и, захлебываясь от слез, передала свой разговор с отцом. Му-дань тоже залилась слезами, долго плакала, йотом наконец взяла себя в руки и сказала:
— Эта история мне непонятна! Велите кормилице обо всем расспросить Цзя-хуэй.
Но кормилица от служанки ничего не добилась. Утеряв подвеску, Цзя-хуэй от расстройства слегла. Мать с дочерью были безутешны и не переставали лить слезы. Но тут вдруг кормилицу осенило.
— Мой муж наймет лодку, мы отвезем барышню в Тансянь, к ее дяде, и Цзя-хуэй с собой прихватим, — сказала она.
Но девушка никак не соглашалась, насилу ее уговорили.
Тем временем Цзинь Хуэй удалился в кабинет и даже не удостоил взглядом юношу, который почтительно его приветствовал.
Ши Цзюнь подумал, что надоел хозяину, сказал, что собирается в дорогу, на что Цзинь Хуэй ответил:
— Давно пора!
Резкий тон оскорбил юношу, он вспыхнул, позвал своего слугу и велел седлать коней. Потом покинул кабинет, даже не поклонившись на прощание.
Как только юноша ушел, Цзинь Хуэй вернулся во внутренние покои. Завидев мужа, госпожа Хэ упала на колени:
— Простите, виновата!
— В чем виновата? — спросил муж.
Госпожа Хэ призналась, что отправила дочь в Тансянь.
Она так плакала, что Цзинь Хуэю стало ее жаль, и он смирил свой гнев, сказав:
— Не плачь. Раз так случилось, что поделаешь!
Вернемся теперь к барышне, чьи злоключения только начинались. Лодка, которую нанял муж кормилицы У Нэн, оказалась на беду разбойничьей. Она принадлежала братьям Вэн Эру и Вэн Да и еще одному лодочнику по имени Ван Сань. У злодеев, как только они увидели красивых девушек и узел с вещами, загорелись от жадности глаза. Не успели отчалить, как Вэн Да крикнул:
— Надвигается буря!
Лодку направили в глухую заводь, и старший из разбойников сказал У Нэну:
— Надо помолиться духам и принести жертвы.
— Где же взять курительные свечи?
— У нас есть все, что нужно, вам только придется заплатить.
— Сколько?
— Тысячу двести цяней.
— Почему так много?
— Курица, рыба, баранья голова, курительные свечи да жертвенные деньги — все это, по-твоему, дешевле стоит?
Пришлось У Нэну раскошелиться, но стоило ему увидеть на носу лодки три блюда: одно с облупленной бараньей головой, второе с курицей, объеденной со всех сторон, и, наконец, третье с высохшей рыбешкой, как он сердито закричал:
— И за это тысячу двести цяней?!
— Совершенно верно, — спокойно подтвердил Вэн Эр. — И еще триста цяней за вино.
— Нечего меня морочить! — вышел из себя У Нэн.
— Не желаешь платить, тогда сам иди задабривай духов! — сказав это, Вэн Да сбросил У Нэна за борт.
Услыхав шум, кормилица выглянула из каюты, увидела, что дело плохо, и стала звать на помощь. Но к
