ни в городах, о которых пекутся спартиаты, не увидишь ты нигде пиршеств и всего, что после них так сильно тянет к всяким удовольствиям. Каждый, кто встретит пьяного гуляку, (156) тотчас налагает на него такое наказание, которое уже не снять под предлогом Дионисийских празднеств. А у вас я видел целые повозки с такими гуляками, да и в Таранте у наших поселенцев во время Дионисий весь город я видел пьяным. У нас же в Лакедемоне ничего подобного не бывает'.
[Чечевичная похлебка]
44. И тут Кинульк [заревел]: 'Да чтоб ты сам удавился за этой фракийской забавой! Ты совсем нас вывел из терпения: мы постимся до звезды, как те славные философы, {51} которые утверждают, что до ее восхода [b] грех коснуться пищи. 'А я, несчастный', - как говорит комик Дифил [Коск.II.558; cp.397f], -
{51 ...как те славные философы... — Вероятно, подразумевается иудейский или христианский обычай, хотя речь могла идти и об одной из сект, например неопифагорейского толка.}
из-за вас, постящихся
Наверно превращуся в рыбу-постника.
Никак позабыли вы прекрасные слова поэта [Од.ХVII.176]:
Знаете сами, что вовремя пища вдвое вкуснее.
И как дивный Аристофан пишет в 'Кокале' [Kock.I.484]:
Смотри, папаша: припекает солнышко,
[c] Нам, молодым, как раз пора пополдничать!
По мне же куда лучше подкрепиться на манер Пармениска в 'Попойке киников', чем, как в бреду, наблюдать кружащиеся вокруг тебя блюда'.
Все мы засмеялись и кто-то сказал: 'Однако, любезнейший, не откажись рассказать нам об этой парменисковой попойке'. И тот, поднявшись на нога и возвышаясь над нами, торжественно провозгласил:
''Клянусь вам, мужи', как говорит милейший Антифан в 'Фальшивой невесте' [Kock.II.88; cp.TGF2. 900]:
Клянусь вам, мужи, я тем самым божеством,
Что нам ниспосылает опьянение!
Гораздо лучше этот образ жизненный,
[d] Чем самого Селевка роскошь царская:
Приятней чечевица в безопасности,
Чем мягкая перина в страхе-трепете.
45. Пармениск начинает свое сочинение так: 'Пармениск Молпиду привет! Перекормив тебя описаниями пышных пиров, я уже опасаюсь, как бы, заработав несварение желудка, ты не стал сетовать на судьбу. [e] Поэтому прошу тебя разделить со мной трапезу, которую давали в доме Кебета из Кизика. Итак, отхлебни чабера {52} и берись за угощение.
{52 ...отхлебни чабера... — Здесь имеется в виду способность чабера (род Satureja L., по-немецки, кстати, так и называется Bohnenkraut — «бобовая трава») при сочетании с бобовыми смягчать обычные негативные побочные эффекты от их употребления: образование избыточных газов в кишечнике и пр.}
Попал я туда в то время, когда в Афинах праздновали Дионисии. Застал я там полдюжины уже улегшихся киников, вожаком их стаи был мегарец Карней. Начало обеда задерживалось, и затеялся спор, какая вода слаще? Одни хвалили лернейскую, другие - пиренскую, Карней же сказал, цитируя Филоксена [ср.147е]: 'омывальная'. {53} Но вот внесли стол, и мы приступили к трапезе: '...и не успевали мы покончить с одной чечевичной [f] похлебкой, как наливалась за нею другая'. {54} Затем нам вынесли чечевицу в уксусе. Запустив в нее руку, Диитреф возгласил:
{53 ...«омывалъная». — т. е. поданная перед началом или после окончания пира.}
{54 ...наливалась за нею другая. — Видоизмененная пословица про Данаид, обреченных вечно наполнять мгновенно пустеющий сосуд.}
Виновнику,
Не дай укрыться, боже, этих ... чечевиц. {55}
{55 ...этих... чечевиц. — Вместо «бед»; пародия на «Медею» Еврипида (332): игра слов ????? вместо ??????, как и в следующей цитате.}
Следом другой воскликнул [TGF2. 857]:
Злой рок пускай и демон чечевичные
Тебя настигнут!
(А я бы здесь процитировал комика Дифила, который говорит в 'Пелейядах' [Kock.II.562]:
- Обед был не обильный, но изысканный:
Пред каждым едоком была поставлена
Большая миска чечевиц.
(157) - Начало-то
Не столь уж пышное!
- За ней громадная,
Танцуя, в круг слетела наш сапердида,
Вонявшая довольно мерзко.
- Это же
Губан священный, {56} рядом с ним дрозды уже
{56 Это же губан священный... — Сапердида (???????? — рыба из мелких тунцовых или ставрид), как уже упоминалось раньше, — малоценная рыба: как правило, ее подают засоленной (отсюда и специфический запах), ср. цитату из Архестрата в третьей книге (116f). Губан священный (так как в море он распугивает все другую рыбу даже большей величины, чем он сам) — ??????? — до сих пор не идентифицированная рыба (возможно, осетр или один из тунцовых, но никак не губан), а вот дрозды — ????? — в действительности один из видов губанов. В результате игра слов: ставрида, конечно, не благородный ???????, но при ее появлении губаны или дрозды (а значит и надежды на более роскошные блюда) исчезают.}
Не лезут в горло.)
Под смех, покрывший эти слова, в комнату вошли известные гетеры, театральная мешалка Мелисса и песья муха Никион. С изумлением посмотрев на угощение, стоявшее перед нами, они тоже покатились с хохоту. Наконец [b] Никион сказала: 'Что же это такое, бородоносцы вы этакие! Рыбу не хотите есть? Не то ли с вами случилось, что пишет о Гомере ваш предок Мелеагр из Гадары в своих 'Харитах': Гомер-де был сирийцем и по этим-то отеческим обычаям ахейцы у него не едят рыбы, {57} хотя Геллеспонт кишел ею? Или вы прочли только то его сочинение, в котором он сравнивает гороховую кашу с чечевичной похлебкой? Столько всего у вас приготовлено для варки чечевицы, что посмотришь и скажешь как сократик Антисфен: лучше покончить самоубийством, чем съесть такое!'
{57 ...ахейцы у него не едят рыбы... — Излюбленный философский вопрос античности — почему герои Гомера не едят рыбу; об этом же см.: Платон. «Государство». 404b~405а; Плутарх. «Застольные беседы». VIII. 8. На самом деле рыба была вне сакрального контекста, ее почти никогда не приносили в жертву и потому ее можно было есть в любое время, в зависимости от своих желаний, а не общественных норм. Рыба — предельно частное и индивидуальное угощение и потому не может открыто фигурировать в идеальном героическом контексте.}
[c] Ей ответствовал Карней: ' - Никион! Как пишет во второй книге 'Жизнеописаний' перипатетик Клеарх [FHG.II.303], пифагореец Эвксифей говорил, что даны людским душам тело и здешняя жизнь в наказание и что бог постановил: если они не останутся здесь до тех пор, пока он сам не освободит их, то будут ввергнуты в еще худшие напасти. Потому-то все опасаются господской угрозы и боятся самовольно уйти из жизни, и лишь [d] смерть в старости приемлют с радостью, веря, что освобождение души происходит по господской воле. Вот и мы того же держимся'.
' - Нет, но кто же мешает вам избрать один из трех законных способов? {58} Или вам не ведомо, дурни вы эдакие, что тяжелая пища воздвигает преграду вокруг водительствующей части души {59} и не дает разумению проникнуть в нее?' (46. Точно: и Феопомп пишет в пятой книге 'Истории Филиппа' [FHG.I.286]: 'Ведь обжорство и мясоедение отнимают рассудок и [e] обессиливают души, наполняя их
