85. Влюблялись в людей и бессловесные животные. В некоего Секунда, царского виночерпия, был влюблен петух по кличке Кентавр; [c] как пишет в восьмой книге 'Неожиданностей' Никандр [Халкедонский FHG.IV.462], Секунд этот был рабом вифинского царя Никомеда. Клеарх же рассказывает в первой книге 'Любовных историй' [FHG.II.314], {180} что в Эгии какой-то гусь любил мальчика. Об этом мальчике Феофраст [frag. 109 Wimmer] пишет в сочинении 'О любви', что звали его Амфилохом, а родом он был из Олена; {181} самосец Гермей, сын Гермодора, пишет, что гусем был любим также философ Лакид. Клеарх рассказывает [FHG.II.314], что на Левкадии павлин был до такой степени привязан к девушке, что после ее кончины издох. Дурид пишет в девятой книге [d] [FHG.II.473], что существует история о любви дельфина к мальчику в Иасе. В повествовании об Александре он пишет так: 'Было послано и за мальчиком из Иаса. Поблизости этого города жил некий мальчик по имени Дионисий, который однажды пошел со своими друзьями по палестре на берег моря и стал тонуть. Однако из моря к нему подплыл дельфин и подставил спину, далеко пронес его на себе, а потом вынес на сушу'. Дельфин - и впрямь самое умное и самое расположенное к человеку животное, и он умеет быть благодарным. Так, Филарх рассказывает в [е] двенадцатой книге [FHG.I.340]: 'Керан из Милета увидел однажды, что рыбаки поймали в сеть дельфина и хотят его зарезать; он дал им денег и упросил отпустить его в море. А потом Керан попал в крушение у мыса Миконос; все погибли, и только Керана спас дельфин. Когда в старости он скончался у себя в Милете, и похоронная процессия шла вдоль берега моря, то недалеко оттуда в гавани в этот день появилось большое стадо [f] дельфинов, как будто они тоже хоронили его и оплакивали'.
{180 Ср. Элиан. «История животных». V.29 со ссылкой на Феофраста.}
{181 из Олена... — Кород в Элиде.}
Тот же Филарх в двадцатой книге рассказывает, какую нежную любовь к человеческому ребенку проявила слониха. Вот что он пишет: 'При этом слоне была вскормлена слониха по кличке Никея. Жена индуса-надсмотрщика, умирая, подложила ей своего младенца тридцати дней от роду. И когда она умерла, слониха почувствовала удивительную любовь к дитяти: сердилась, когда его забирали, и тосковала, если не видела его рядом. Так что кормилица, покормив младенца, подвешивала его в (607) люльке между слоновых ног, иначе слониха ничего не ела. И целый день, если корм был рядом, а младенец спал, она тростинкой отгоняла от него мух. А когда он плакал, она хоботом качала колыбель, пока не заснет; нередко это делал и ее слон'.
86. Вы же, философы, нравом куда свирепей и неукрощенее слонов и дельфинов! Пусть Персей Китийский в 'Застольных записках' прямо-таки кричит: [b] 'О делах любовных свойственнее всего вести беседы за вином: когда мы пьем понемногу, душа сама к этому склоняется. Кто ведет себя при этом кротко и умеренно, - тот достоин похвалы, тот же, кто ненасытен и упивается до зверского состояния - порицания. А вот если бы диалектики, сойдясь на выпивку, стали обсуждать силлогизмы, [с] это следовало бы считать неуместным там, где даже порядочный человек в праве охмелеть. Даже тот, кто хочет сохранить здравый ум, способен на это лишь до некоторого предела, а когда вино одолевает его, тут и начинаются всякие безобразия. Так и получилось недавно со священными послами из Аркадии к Антигону. Сидели они за завтраком торжественно и мрачно, по своим понятиям, и не глядели не только на нас, но и друг на друга. Но когда подошло время выпивки, начались разные представления, и вышли фессалийские танцовщицы, как у них водится, в одних набедренниках, то эти важные мужи не могли больше усидеть, повскакивали [d] с лож и кричали, какое это чудное зрелище, и восхищались: 'Блажен царь, который может так наслаждаться!', и много делали подобных неуклюжестей. За той выпивкой был и один философ; когда вошла флейтистка и хотела сесть рядом с нами, где было место, он принял мрачный вид и прогнал ее; но потом, когда как водится на попойках, ее выставили для того, кто больше даст, философ шумно торговался и выразил свое [е] возмущение продавцу (который слишком быстро предложил ее другому), сказав, что такая сделка не имеет силы, а в конце концов прямо полез в драку. Вот каков оказался этот суровый философ, поначалу не желавший даже рядом сидеть с флейтисткой!' Может быть, это сам Персей и полез в такую драку: Антигон Карийстийский в книге 'О Зеноне' пишет [Wilamowitz 117]: 'Персей однажды купил на пирушке флейтисточку, [f] но побоялся привести ее домой, где он жил вдвоем с Зеноном. Но Зенон, прослышав об этом, ввел ее сам и запер вместе с Персеем'. Мне известно также, что афинянин Полистрат по прозвищу Тирренец, бывший учеником Феофраста, сам любил наряжаться в платье флейтисток.
87. Даже цари сходили с ума от флейтисток и арфисток - это Парменион в 'Письме к Александру' после взятия Дамаска, где в его руки (608) попало Дариево добро. Перечисляя пленников, он пишет: 'Царских наложниц, обученных музыке - триста двадцать девять, мужчин, плетущих венки - сорок шесть, кулинаров - двести семьдесят семь, горшечников -двадцать девять, молочников - тринадцать, буфетчиков - семнадцать, процеживателей вина - семьдесят, парфюмеров - четырнадцать'.
Право же, друзья мои, ничто так не радует глаз, как красота женщины. Вот и Эней (Ойней) у Хэремона в одноименной трагедии рассказывает, каких он видел девушек [TGF2. 786]: {182}
{182 Последние семь стихов, очевидно, помещены в конец по ошибке.}
[b] Одна с застежкой, на плече расстегнутой,
Лежала, обнажив две груди белые,
Подставив тело лунному сиянию;
Другая в пляске слева одеяние
Раскрыла и картину живописную
Явила небесам: сквозь тьму кромешную
Как белый снег блистала нагота ее.
Та, оголив свое плечо прекрасное,
Подруги обнимала шею нежную,
Та - из-под разорвавшегося плащика
[c] Бедро открыла взорам, между складками
Все прелести своей любви улыбчивой
Запечатлев, но не даря надежды мне.
Сном одоленные, лежали девушки
На ложах базиликовых, фиалковых,
К их темнолистью лепестков шафрановых
Добавив, расцветив узоры тканые
На одеяньях теплотою солнечной.
И сладкий майоран, росой усеянный,
Распространил по лугу стебли нежные.
88. Столь страстный к цветам, этот поэт и в своей 'Альфесибее' [d] пишет [TGF2. 781]:
И белоснежным отвечал сиянием
Ее телесный облик восхитительный;
Но блеск ее смягчался ослепительный
Румянцем нежным девичьей стыдливости;
А кудри, как у статуи {183} роскошные,
{183 ...как у статуи... — разумеется, восковой.}
Игривым ветерком вздымались в воздухе.
В 'Ио' он называет цветы детьми весны [TGF2. 784]:
Вокруг
[e] Детьми весны цветущей все усыпали.
В 'Кентавре', драме, написанной полиметрическими стихами, цветы названы детьми лугов [Ibid., см. Аристотель 'Поэтика' 1447b]:
Тогда одни из девушек набросились
На войско безоружное цветочное
И на детей лугов они охотились
Бесчисленных, срывая удовольствия.
Опять же в 'Дионисе' [TGF2. 783]:
Возлюбленный хоров, питомец года, плющ!
В 'Одиссее' он говорит о розах следующими словами [TGF2. 786]:
Цветущими сияли косы розами,
