[Kock.II.385]:
И у трибаллов так не полагается:
У них принесший жертву (как сказали мне)
Гостям сперва покажет угощение,
А завтра им, голодным, продает его'.
Такие же стихи повторяются и во 'Сне' Антифана [Kock.II. 104]. [e] Кинкльк на это: 'Раз уж пошел разговор о венках, то скажи-ка нам, Ульпиан, что это за навкратидский венок упоминается у милого Анакреонта! Этот медовый поэт говорит [PLG4. III.277; 675f]:
На моем пиру - три венка у каждого,
Два из роз, - третий навкратический.
И еще, почему у этого поэта кто-то надевает венок из ивовой лозы. {38} Во второй книге 'Песен' у него сказано [PLG4. ???.267]:
{38 ...венок из ивовой лозы. — Об agnus castus см. 515f; ниже 673d.}
[f] Десять месяцев прошло уж,
как Мегист наш благодушный,
Увенчав чело лозою,
тянет сусло слаще меда.
Нелепая вещь - венок из лозы, которая годится разве что связывать и пороть. Вот и скажи нам, любезный, что-нибудь об этих стоящих предметах, а не только о словах'.
12. Пока Ульпиан молчал, готовясь к ответу, заговорил Демокрит: (672) 'Друг мой, разъясняя это место, ученейший грамматик Аристарх пишет, что у древних-де были и ивовые венки. Тенар {39} - что ивовые венки были у крестьян. И другие толкователи тоже не сказали ничего толкового. Однако мне попалось сочинение Менодота под заглавием 'О самосских достопримечательностях' [FHG.III.103], в котором я нашел, что искал. Он пишет: Адмета, дочь Эврисфея, бежала из Аргоса, приплыла на Самос, и здесь в видении ей явилась Гера. В благодарность за спасение из Аргоса Адмета взяла на себя заботу о храме Геры, который стоит по сей [b] день, а был основан еще лелегами и нимфами. {40} Узнав об этом, аргивяне в гневе пообещали заплатить деньги тирренским морским разбойникам, чтобы те похитили из храма деревянный идол богини: они думали, что после этого самосские жители расправятся с Адметой. И вот тиррены причалили к пристани Геры, сошли на берег и взялись за дело. Дверей [с] в храме тогда не было, поэтому они быстро вынесли истукан, снесли к морю и подняли на корабль; но когда они отвязали канаты, подняли якоря и налегли на весла, то отплыть все равно не смогли. Решив, что это божья воля, они выгрузили истукан с корабля на берег, положили рядом с ним жертвенные ячменные лепешки (??????) и уплыли, полные страха. Утром Адмета узнала, что истукан исчез; его стали искать и нашли [d] на берегу, но оказалось, что карийские варвары решили, будто статуя убежала сама, а потому покрыли ее ивовой плетенкой, оплетя самыми длинными прутьями и опутав со всех сторон. Адмета развязала истукан и, совершив очистительные обряды, поставила на прежнее подножье. С тех пор ежегодно кумир выносят на берег моря, совершают очищение и подносят ему жертвенные ячменные лепешки; празднество это называется Тоней, {41} потому что так туго оплели его первые нашедшие.
{39 Тенар к имя этого автора более нигде не встречается.}
{40 ...еще лелегами и нимфами. — Гесихий (’???? ???????) пишет, что Анакреонт называет Самос «градом нимф». О поклонении Гере на Самосе см. 525е.}
{41 Тоней — букв, «натягивание».}
[e] 13. Далее он рассказывает, что в это самое время карийцы, по суеверию своему, пришли к оракулу божества в Гибле {42} и спросили, что бы это значило. Аполлон вещал, что они должны добровольно принести богине воздаяние, но ни для кого не тяжелое: такое воздаяние в прежние времена определил Зевс Прометею за похищение огня, после того как [f] освободил его от тягчайших оков. Прометей тогда сам пожелал принять наказание без мучения, и глава богов так и сделал. {43} С этих-то пор у Прометея и явился венок, а от него недолгое время спустя и у людей, облагодетельствованных дарением огня. Вот и карийцам Аполлон повелел завести венки из ивы: повязать головы теми же ветвями, какими они связывали (673) богиню, все остальные венки отменить, кроме лаврового, который он оставил только для тех, кто служит Гере. Кто послушается вещания, будет безопасен, если воздаст богине на ее празднествах назначенное воздаяние. И карийцы, желая быть послушными, упразднили бывшие до того у них в обиходе венки и по большей части пользовались ивовыми, и лишь [b] служителям Геры дозволили носить лавровые. Так и осталось в обычае до сего дня.
{42 Гибла. — Под этим именем в Сицилии существовало три города, однако по-видимому в них не было прорицалища. Весьма привлекательна конъектура Кайбеля Hyllouala, карийский город.}
{43 ...так и сделал. — ср. Гигин. «Поэтическая астрономия». I.15 р. 54 Bunte.}
14. О том, что из ивы плели венки, упоминает, как кажется, и эпический поэт Никенет в своих 'Эпиграммах'; жил он недалеко от Карий {44} и неоднократно проявлял интерес к местной истории. Пишет он так [Powell 3, Anth.app.ep.IV.40 Cougny]:
{44 ...недалеко от Карий... — см. 590b: Никенет Самосский или Абдерский.}
Любо не в городе мне пировать, Филофир мой, а в поле,
Где дуновеньем своим станет Зефир нас ласкать;
Ложем нам будет подстилка служить на земле под боками, -
[с] Там для того ведь везде лозы найдутся вблизи,
Ивы там есть, что ветвями издревле венчают карийцев.
Пусть принесут лишь вино да дорогую для Муз
Лиру, и весело мы станем пить и за чашей богиню,
Зевса жену, госпожу нашего острова петь.
Хотя Никенет здесь и двусмысленно выражается, нужна ли ему ива для подстилки или для плетения венков, однако говоря, что [d] 'ветвями издревле венчают карийцев', он достаточно ясно отвечает на наш вопрос. И получается, что венки из ивы на Самосе были в обычае еще при тиране Поликрате, {45} потому что Анакреонт говорит [выше, 671e-f]:
{45 ...еще при тиране Поликрате — То есть последней трети VI века до н.э. О связях Анакреонта с Поликратом см. 540е.}
Десять месяцев прошло уж,
как Мегист наш благодушный,
Увенчав чело лозою,
тянет сусло слаще меда.
15. Боги свидетели, это я первым отыскал решение этого вопроса [еще] в прекрасной Александрии, приобретя книжечку Менодота и многим [e] показав в ней то, что мы сейчас ищем для Анакреонта. Однако Гефестион, который любит всех обвинять в плагиате, сам присвоил себе это мое объяснение и выпустил книжку 'Об ивовом венке у Анакреонта', которую я обнаружил недавно в Риме [в лавке издателя] Деметрия. Таким же образом обокрал Гефестион и нашего доброго Адраста: {46} Адраст написал пять книг 'О вопросах истории и стиля в 'Моралиях' Феофраста' [f] и шестую ''О Никомаховой этике' Аристотеля', подробно изложив там свое мнение о характере Плексиппа {47} в трагедии Антифонта, {48} а также о самом Антифонте; а Гефестион присвоил и это, выпустив книгу 'Об Антифонте {49} в 'Воспоминаниях' Ксенофонта', также не прибавив в ней ничего своего, как и в книге 'Об ивовом венке [у Анакреонта]'. Точнее, там есть лишь одна его собственная мысль: что Филарх (674) в седьмой книге 'Истории' знает историю об ивах, но не знает ни стихов Никенета, ни стихов Анакреонта, и в мелочах расходится с рассказом Менодота. Или, говоря короче: будто Мегист стягивал виски ивовым венком оттого, что она росла в изобилии там, где он пировал. Так и лакедемоняне делали себе тростниковые венки для праздника Промахий, как пишет Сосибий в книге 'О жертвоприношениях в Лакедемоне' [FHG. ??.626]: {50} 'бывает, что на этом празднестве мужикам присуждают тростниковые [b] венки и гребни, {51} а обученные юноши шествуют без венков'.
{46 ...Адрастд — Философ-перипатетик эпохи Антонинов; возможно, учитель Афинея.}
{47 Плексипп — дядя Мелеагра по матери, персонаж трагедии Антифонта «Мелеагр»; TGF2. 792. Аристотель упоминает его не в «Никомаховой этике», а в «Риторике». II.2.19, когда, обсуждая гнев, говорит: «Мы сердимся и на друзей... как, например, Плексипп в трагедии Антифонта сердился на
