волосы выглядят хуже седых. Но они понимают, что юность их умерла, и красят волосы в черный цвет, оплакивая потерю».
Предаваясь таким размышлениям, Саладин осведомился у визиря, сколько дней постов он пропустил из-за военных обстоятельств. Теперь султан хотел выполнить свои обязательства.
Однажды его очень позабавил визит делегации крестоносцев. Их «голые», выбритые лица и нелепые, по восточным понятиям, одеяния очень напугали маленьких детей, которые спрятались за занавесями и не выходили, пока чужестранцы не ушли. «Хорошо еще, — заметил Саладин, — что с ними не было Мелика Рич». В то время в Палестине матери пугали непослушных детей именем грозного английского короля: «Сейчас же убери свои игрушки, а то придет Мелик Рич и заберет тебя!»
Зимой, в сезон сильных обложных дождей, когда на дорогах началась распутица, Саладин, казалось, впал в спячку. Он по неделям не устраивал пиров и приемов и почти не проявлял интереса к еде, питаясь лишь рисовой кашей. Гостей он почти не принимал и уже не заводил речь о паломничестве в Мекку. При этих первых признаках недуга из Иерусалима вызвали Бега аль-Дина, верного друга и секретаря султана, но из-за распутицы дорога в Дамаск заняла девятнадцать дней. Когда секретарь явился в покои Саладина, султан был слаб, истошен и страдал от несварения желудка.
Бега аль-Дин постарался поднять дух своего друга и государя. Они вдвоем вышли на проезжую дорогу, чтобы приветствовать паломников, возвращающихся с хаджа, но тут аль-Дин заметил, что султан вопреки обыкновению не носит под одеждой кольчуги. Последние годы он делал это постоянно, опасаясь кинжала ассасинов. Когда секретарь указал Саладину на это упущение, тот, словно проснувшись, велел послать за хранителем своих одежд, которого, конечно, не было поблизости. «Султан забыл о том, без чего он не привык обходиться, и не смог получить то, что ему требовалось», — с тревогой отметил про себя аль-Дин. Он счел это дурным знаком и настоял на поспешном возвращении домой.
«У меня на сердце лежала тяжесть, я тревожился о его здоровье», — писал Бега аль-Дин позднее.
С конца февраля султан серьезно захворал и лежал в постели в своей летней дамасской резиденции. В случае необходимости он беседовал со своими советниками, но почти ничего не ел и очень мало пил. Однажды слуга принес ему слегка подогретую воду, но Саладину она показалась слишком горячей. Слуга принес новый бокал, но на этот раз вода показалась султану слишком холодной. Он воскликнул: «О Аллах, неужели никто на земле не может мне принести нормальной воды?»
Потом вдруг главный врач Саладина покинул его, словно уже не мог ничего поделать. Слухи об этом поползли по городу, и были приняты меры, чтобы предотвратить возможную смуту. Купцы на базаре припрятывали товары, опасаясь грабежей. Старший сын Саладина Мелик-аль-Афдаль уселся на трон и стал уговаривать эмиров принести ему присягу на верность, вызвав недовольство и огорчение многих, которые сочли такое поведение непочтительным и оскорбительным для султана. Однако правитель Дамаска согласился на это требование, и его примеру последовали несколько других эмиров, включая аль-Маштуба. Правда, последний взамен выторговал себе обширные земельные пожалования.
Пока Саладин был прикован к постели и пил ячменный отвар, эмиры клялись в верности его старшему сыну, повторяя принятую формулу: «И если я нарушу клятву, то мои жены будут считаться разведенными, мои рабы получат свободу, а я сам пешим отправлюсь в Мекку».
На десятый день болезни Саладину сделали промывание желудка, и это принесло облегчение. Он стал пить больше ячменного отвара и начал потеть, что было очень хорошим признаком. Врачи в изумлении сообщили, что потоотделение стало столь обильным, что матрас на постели промок.
Но на двенадцатый день султану снова стало хуже, и он начал впадать в забытье. Один из шейхов, посетивший владыку, стал читать ему Коран, особенно стих 22 Суры 59: «Ибо Аллах один ведает все, скрытое и явное».
«Это правда», — пробормотал больной.
Согласно преданию, в этот момент Саладин вызвал знаменосца, который сопровождал его во многих больших сражениях, и сказал: «Тебе, пронесшему мое знамя через все войны, я поручаю теперь нести знамя, возвещающее кончину твоего султана. Пронеси по городу на копье какую-нибудь жалкую тряпицу и говори всем: „Смотрите, это единственное, что царь Востока, умирая, может взять с собой“».
4 марта 1193 года Саладин скончался. Один из мусульманских историков писал: «Пусть Аллах будет милостив к нему и возвеличит его дух, ибо этот человек был украшением и отрадой мира».
Похоронная церемония была скромной, потому что правитель Сирии и Египта не оставил после себя почти никакой собственности — ни поместий, ни домов, ни садов и почти никакого золота и серебра, если не считать сорока шести дирхемов (менее одного фунта стерлингов). Поэтому приближенным султана пришлось занимать деньги на все, включая постройку стен из саманных кирпичей вокруг его гробницы.
«Замок султана, вся столица и весь мир были охвачены горем, глубину которого может измерить один Аллах», — писал преданный Саладину Бега аль-Дин.
Улицы Дамаска были заполнены толпами людей, оплакивающих султана. В первые сутки после его кончины в цитадель допускали только эмиров и «людей в особых тюрбанах», как тогда именовали законников. Между тем сыновья султана утешали людей, собравшихся на улицах, с которыми их объединило общее горе. На второй день Мелик-аль-Афдаль стал официально принимать соболезнования. Поэтам запретили писать элегии в честь своего повелителя, потому что одной из отличительных черт Саладина всегда была скромность. В Каире по его повелению были основаны три училища и больница, в Иерусалиме — училище и больница, в Дамаске — два училища, и при этом ни одно из этих заведений не назвали именем Саладина. В народе говорилось: «Благодаря тому, что он достойно избегал тщеславия, он снискал милость Аллаха». Как не похож был Саладин на короля Ричарда!
Убитому горем Бега аль-Дину, который посвятил жизнь описанию подвигов этого великого человека, наступившее время казалось нереальным. Он писал: «Так проходят годы и люди, и кажется, что все это было сном».
Конечно, появились и восторженные свидетельства современников.
«Хотя Саладин владел столь обширной империей, он всегда был чрезвычайно добр и милостив, — писал один из них. — Он дружелюбно относился ко всем людям, был терпелив и снисходителен. Он дружил с людьми добродетельными и образованными и оказывал им помощь. Он умел ценить всякого рода таланты, восхищался настоящей поэзией и не раз читал наизусть стихи своим гостям».
Наконец, и поэтам разрешили высказаться о Саладине в касыдах — очень сложной форме стихосложения, которая веками ограничивала возможности арабских стихотворцев. Один из них сказал о султане:
Саладин не покорил мир, но к концу жизни его земли простирались от Ливии до реки Тигра и от Индийского океана до Каспийского моря.
Через три года после кончины султана его тело перенесли в мавзолей к северу от Великой мечети Дамаска. Мавзолей этот украшен куполом, и его решетчатое окно выходит на училище, основанное Саладином. В этом святилище, именуемом «кубба», в 1195 г. был установлен гроб Саладина. На мраморе выгравировали надпись: «Всемогущий Аллах, прими его душу и открой перед ним, совершившим свое последнее странствие, двери рая».
Глава 33
УЗНАЕТЕ ИХ ПО ПЛОДАМ ИХ
