И вдруг из высокого окна одной из башен он услышал могучий бас короля, подхватившего песню:
Менестрель, по словам создателей легенды, был несказанно рад, услышав голос своего короля и друга. А вот насчет того, что произошло, когда этот дуэт отзвучал, существуют разные версии. Согласно одной, Блондель был приглашен в замок и находился там несколько недель, развлекая охрану, пока его не отпустили. По другой версии, стражам это пение показалось подозрительным, и они натравили на менестреля сторожевых псов. В любом случае, по преданию, именно этот менестрель обнаружил место заточения короля Ричарда и сообщил об этом в Англию.
2. В блестящем заключении
К весне 1193 г. то, что произошло с королем Ричардом, стало известно при всех королевских дворах Европы. Император пленил короля! Это было нешуточное обстоятельство, достаточное для того, чтобы вызвать континентальный кризис. Дипломаты начали интенсивную работу, и сам папа Целестин III в Риме имел отношение ко многим инициативам, тем более что его до этого (и даже в это время) многие критиковали за бездействие.
Королю Ричарду разрешили писать письма на родину: это было в интересах императора. 26 марта он написал архиепископу Кентерберийскому, назвав условия своего заточения терпимыми, но одновременно сообщив потрясающую новость: император требовал за его свободу сто тысяч марок серебром!
То были огромные деньги, половина всей английской казны. Выкуп за Ричарда был достоин короля, а его решение — нет. Фактически он готов был пойти на банкротство Англии, передав ее национальное богатство в Европу, с тем чтобы потом оно досталось Германии.
Пока англичане искали выход из этого тяжелого кризиса, Элеонора Аквитанская приняла свои меры. Она находилась в Лондоне, чтобы контролировать склонного к авантюрам принца Джона. В трех письмах к Целестину III Элеонора выглядела и величественной дамой (она перечислила свои титулы — королева Англии, герцогиня Нормандская и графиня Анжуйская), и простой матерью, которая горюет о своем сыне, ставшем жертвой трусливого и подлого заговора против Англии и церкви. Она писала: «Его нынешнее положение, как и упадок его державы, — следствие злонравия нашего времени, как и жестокость тирана (то есть императора. —
Элеонора вопрошала, отчего папа до сих пор не послал к императору ни одного легата («хотя бы простого дьякона»), и, подобно нормандским прелатам, изумлялась, отчего его святейшество не обнажил меча апостола Петра против наглого императора и «этой его собачонки», короля Франции. «Короли и принцы земные, — писала она, — гневят Господа, творя беззаконие против моего сына. Один из них заточил его, а другой в это время грабит его владения. И в это время меч апостола Петра остается в ножнах. Увы, мне известно, что сегодня обещания Ваших кардиналов — пустые слова. Не по листьям и не по цветам, а по плодам их узнают деревья».
Далее королева-мать пугала Рим призраком нового раскола в сообществе католических стран: «Близится роковое время, когда снова распадутся узы святого Петра и разрушится единство католического мира».
Перед Пасхой группа английских епископов, включая достопочтенного Вильяма, архиепископа Илийского, и его ближайшего советника Губерта Вальтера, отправилась в Европу, чтобы разыскать короля Ричарда и узнать, в каком он положении. Они наткнулись на него в Швабии. После того как герцог Леопольд продал Ричарда, словно раба, императору Генриху, тот перевел его из Дюрнштейна в мрачный замок Трифельс. Внутри его находилась подземная тюрьма, пользовавшаяся дурной славой. Рассказывали, что из нее редко кто выходил на свободу.
Тем не менее епископы засвидетельствовали, что король Англии не потерял присутствия духа и не был сломлен заточением. Он держался бодро и выглядел энергичным. Конечно, Ричард жадно слушал новости с родины. Когда ему сообщили, что интриги его брата не достигли полного успеха, Плантагенет с усмешкой заметил: «Мой брат Джон не сможет покорить страну, пока останется хоть один человек, способный оказывать ему малейшее сопротивление».
Епископы, сопровождаемые императорской охраной, отправились с королем в церковную столицу Баварии Шпейер на левом берегу Рейна. Здесь находился великолепный собор, куда император обычно приезжал на пасхальную службу. Примерно за сто лет до заточения Ричарда, перед началом Первого Крестового похода, здесь, как и в пяти других германских городах, была устроена резня иудеев. Здесь же полвека спустя Бернар Клервоский выступал со страстными проповедями в пользу Второго Крестового похода. Теперь император Генрих вписал в историю Крестовых походов новую «славную» страницу, поместив здесь под арест короля Ричарда.
Но сам король был в приподнятом настроении. Вырвавшись из прежней мрачной тюрьмы, он почувствовал новый прилив сил. Дипломатическая машина по его освобождению заработала, и лучшее будущее для него не было иллюзией. Хронист Роджер Ховеденский писал об этом времени: «Все восхищались тем, как мужественно и достойно он держался».
Наконец, в день Вербного Воскресенья, король Ричард предстал перед Генрихом VI. Конечно, главными для императора, совершившего беззаконие, были политические и коммерческие цели, но он питал к английскому королю и личную неприязнь, раздуваемую Филиппом Августом, всегда готовым клеветать на Ричарда. Теперь он изложил свои претензии царственному пленнику. Разве не по вине короля Ричарда он, император, потерял Сицилию? А как безобразно обошелся Ричард с родственником императора, бывшим правителем Кипра! Верно ли, что его, по приказу английского короля, до сих пор держат в серебряных цепях? Более того, разве Ричард не подстроил злодейское убийство наследника императора Конрада Монферратского? Разве он не нанял восточных ассасинов, пытаясь убить и Филиппа Французского? Наконец, не он ли велел бросить в грязь священное знамя Австрии?
За всем этим была заметна грубая работа короля Франции. Тем не менее Ричард возражал императору спокойно и терпеливо. Он по порядку отвечал на все пункты обвинения императору и собранию немецких баронов и делал это, по словам очевидца, «ясно и убедительно».
Он объяснил, что и на Сицилии, и на Кипре действовал, как действовал бы любой вождь Крестового
