сомнений, что это дуб. «Откуда в наших краях дубы? – удивился Александр. – Не может этого быть!» И сразу же, словно опомнившись, дерево начало превращаться в привычную для взора лиственницу. «Галлюцинация, – понял Александр. – Ладно! Психическое здоровье буду поправлять, когда вернусь домой, сейчас некогда». Достав из рюкзака старый дедов дымарь, Александр разжег его и поставил под дерево. «А как я туда заберусь?» – задумался он, припоминая, не говорила ли Пелагея о каком-нибудь приспособлении для лазанья по деревьям. Внимательно оглядев ствол, он заметил ряд зарубок, как раз подходящих для того, чтобы упираться в них ногами. Но этого было недостаточно, чтобы залезть. Подумав немного, Александр срубил ножом длинную толстую ветку ракиты и обогнул ее вокруг ствола. Потом развязал пояс, поддерживающий штаны, и привязал его к концам ветки. Проверив конструкцию на прочность, поставил ногу в первую зарубку. Потом ловким движением закинул обруч выше и поставил ногу во вторую зарубку. И таким образом, шаг за шагом добрался до борти, как будто бы делал это не первый раз в жизни. Умелым движением отодвинул доску, закрывающую борть, и впустил внутрь порцию дыма. Пчелы обиженно вжикнули, но сопротивляться и защищаться не стали. Александр осмотрел внутренность борти, нашел запечатанные соты и вырезал несколько аппетитных языков. Сложив их в специально приготовленную берестяную торбочку, Александр вернул доску на место и так же ловко спустился на землю. Уложив торбу и дымарь в рюкзак, он уже собрался было возвращаться, но вдруг обратил внимание на длинную тень, лежащую у его ног. Поглядев на солнце, он понял, что не успеет до заката пересечь болото, а идти во тьме он не сможет хотя бы даже потому, что не будут видны метки безопасной тропы. Было очевидно, что заночевать здесь ему все-таки придется. Смирившись с этим, он решил обойти остров в поисках какого-нибудь подходящего для ночлега места. Поглядев на вершину лиственницы, Александр понял, что заблудиться ему не удастся, потому что эту могучую красавицу он увидит издалека среди чахлой болотной растительности. Оставив рюкзак возле дерева, он пошел на разведку.
Вереск цвел везде. Но Александр обратил внимание, что на разных полянках у него были немного разные цветы: где-то светло-розовые, гдето темно-вишневые, где-то малиновые. Такое ощущение, что это не дикое болото, а грамотно продуманный ландшафтным дизайнером сад с коллекцией различных сортов вереска. Александр залюбовался восхитительным раскидистым кустом с серебристо-серыми листьями и крупными нежно-розовыми цветами.
– Это «Серебряная королева», – услышал он голос деда. – Я с таким трудом вырастил ее. Никак не приживалась, капризная. А теперь, гляди, как цветет!
Александр оглянулся и увидел деда. Он был точно такой же, как запомнился с детства, даже онучи и лапти на ногах были в розовых пятнах – это дед нечаянно пролил вишневый сок себе на ноги, когда они варили варенье во дворе.
– Я посадил ее, когда тебя еще не было, – продолжил он рассказ о своей любимице. – То есть, ты уже был, – поправился дед, – но я еще не знал о твоем существовании.
Александр удивился не тому, что дед во плоти стоит рядом с ним, а тому, что он этому совсем не удивляется. Как будто бы каждый день ему доводится видеть такие реальные галлюцинации. Александр задумался: развеять эту иллюзию или воспользоваться случаем и поговорить с дедом?
Дед улыбнулся, как будто бы услышал этот мысленный вопрос Александра.
– Да ты не суетись! – спокойно сказал он. – Все будет нормально. Переночуешь здесь, а завтра с утра спокойно возьмешь мед и пойдешь домой.
– Но Пелагея сказала...
– Пелагея сказала, потому что я ей так сказал. Не хотелось мне, чтобы она по этому саду гуляла. Ревность, знаешь ли... – И дед нежно погладил серебристые листочки королевы. – А пойдем, я покажу тебе еще кое-что.
Картина вокруг задрожала, расплылась, и декорации поменялись. Они стояли возле небольшой тенистой поляны, густо заросшей низкой травкой. Ее цветы чем-то напоминали ландыши розоватого цвета.
– Это лавандовый вереск! – сказал дед, присев на корточки и погладив нежный цветок. – А если по-научному, то андромеда. Именно ее нектар делает вересковый мед целебнонаркотическим. Цветет она два раза: ранней весной и сейчас. В наших краях не растет – я привез ее с ленинградских болот. – Дед грустно улыбнулся, вспомнив что-то, и поднялся.
Картинка снова расплылась.
– Ну а багульник ты уже видел, – махнул рукой дед. – Он тоже из вересковых, но слишком уж его много! Поначалу-то я его прямо выкашивал целыми полянами, чтобы освободить место для благородных вересков.
– Дед, скажи честно, – попросил Александр, – как получается, что я тебя вижу и слышу? Я сплю? Или я умер?
Дед засмеялся.
– Не спишь и не умер. У тебя обычная галлюцинация. Так люди называют способность переводить информационные волны в визуальные образы.
– Информационные волны? – переспросил Александр.
– Это не совсем точное определение, но точнее я пока не могу тебе сказать, потому что нет единого языка... единых понятий, чтобы объяснить.
– Дед, но у нас ведь впереди вся ночь! – умоляюще сказал Александр.
– Продолжительность не имеет значения, – улыбнулся дед. – Можно сказать, что у нас впереди вся жизнь. И точно так же будет справедливо, если скажем, что вся жизнь – это мгновение.
– Между прошлым и будущим? – улыбнулся Александр.
– А прошлое и будущее – это просто различные интерпретации мгновения.
– Как это?
– Понимаешь, Александр, твое обычное сознание, для того чтобы воспринять информацию, нуждается в том, чтобы разложить ее на события, размазать по времени и перевести в слова. Поэтому людям кажется, что событийный ряд – это нечто незыблемое. На самом деле нет ничего более иллюзорного, чем события.
– Как ты и предполагал, я ничего не понял, – вздохнул Александр.
– Это потому, что ты пытаешься понять слова. И тут происходит великая путаница, потому что за каждым словом у разных людей стоят разные смыслы. А за некоторыми словами вообще нет никаких смыслов, только энциклопедическое определение. Вот что, например, ты понимаешь под словом «событие»?
– Ну, – Александр неуверенно пожал плечами, – это когда что-то происходит.
– Верно, – кивнул дед. – Сейчас во вселенной много чего про-ис-ходит. Это слово объединяет два понятия: исходит и проходит. Зажигаются и гаснут звезды, рождаются и умирают люди, собираются и распадаются молекулы. Скажи, это все события для тебя?
– Для меня, пожалуй, нет, – согласился Александр. – Значит, со-бытие – это то, что происходит со мной в одном ритме и в одном информационном пространстве, то есть воспринимается моим сознанием?
– Правильно, – кивнул дед. – Если, конечно, у нас одинаковый смысл стоит за словом «сознание». Что такое для тебя сознание?
Александр задумался.
– Да ладно, не мучайся, – остановил его размышления дед, – все равно, что бы ты не сказал, всегда будут слова, требующие дополнительной трактовки. Поэтому подобные вещи проще понять в виде образов, чем разложенными на слова. Но тут возникает проблемка: не хватает памяти, чтобы взять образ целиком. Арбуз, порезанный на кусочки и пережеванный, перестает быть арбузом. Понимаешь? Поэтому ты никогда не сможешь съесть арбуз.
– Никогда? – испуганно переспросил Александр.
– Через рот – никогда, – уточнил дед. – Но ты можешь взять арбуз руками, глазами. По аналогии: для того, чтобы взять информацию целиком, у нас существует образное сознание. Оно намного быстрее и эффективнее, но у большинства людей оно включается лишь в критических ситуациях, потому что для него требуется намного больше энергии. А когда образное сознание выключается, обычное сознание не понимает, как оно обо всем узнало, и думает, что им кто-то управлял «под гипнозом», – засмеялся дед. – И в какой-то степени оно право.
