возле коня Тибара и троих только что подъехавших и спешившихся мужчин Танва почему-то чувствовала себя в безопасности.
Звеня цепями и извергая проклятия в адрес жестокого мучителя, из кареты выкатилось и шлепнулось на мостовую маленькое ничтожество, почему-то получившее прозвище Великолепный. Выкатилось, потому что уставший ждать, когда же крохотные ножки перенесут жирное тельце через подножку кареты, палач ускорил процесс спуска, отвесив пленнику довольно сильного пинка по заднице.
– Еще раз так сделаешь, и я те все брюхо выгрызу! – завопил разбивший при падении в кровь губы и нос Арторис еще до того, как поднялся на ноги, за что и получил второй пинок, но на этот раз в дряблый с виду, но очень упругий живот.
Лишь оторвавшись от созерцания этой, бесспорно, комичной сцены (хоть маленький «флейтист», конечно же, придерживался иного мнения), Танва с ужасом поняла, что они на площади одни. Весь кортеж куда-то делся, а быть может, и вовсе не приезжал сюда. Сердце девушки учащенно забилось в груди. Их было слишком мало, чтобы в случае нападения оказать сопротивление разбойничьей шайке, а из снискавшего дурную славу скверика уже вышла и направилась в их сторону дюжина довольно сомнительных с виду личностей. Еще было не поздно, у графа и его людей еще оставалось время, чтобы, запрыгнув на лошадей и сев в карету, умчаться прочь от этого места и приехать сюда позже, днем, однако спокойно беседующий с охранниками Тибар не обращал внимания на приближающуюся опасность, даже не смотрел в ту сторону.
Разговор наконец-то закончился, Танва надеялась, что граф спохватится хоть сейчас, но вместо того, чтобы забить тревогу, один из слуг вскочил на коня и, взяв под уздцы всех остальных лошадей, не спеша поехал в сторону Гервальдской площади. Через миг тронулась в путь и карета, а маленькая группка беспечных глупцов, которую и отрядом-то назвать было грешно, осталась на растерзание ускорившей шаг разбойничьей шайке.
Увидев, что экипаж вместе с лошадьми покидает площадь, лиходеи заметно повеселели и, выхватив оружие, перешли на бег, однако, когда они приблизились на расстояние примерно в двадцать шагов, то почему-то отказались от своих злодейских намерений и, развернувшись на бегу, еще быстрее понеслись в обратную сторону.
– Слышь, комок жира, это они рожи твоей испужались! – расхохотался Вернард, легко, одной рукою приподняв Арториса на цепях.
– Опусти, скотина! Слышь, немедля на землю поставь! – будя жителей окрестных домов истошным криком, завизжал пленник, усиленно размахивая руками и ногами в воздухе.
– Ну, ты уж потерпи, милашка! – издевательски просюсюкал палач. – Не все ж тебе из честного люда «марионеток» делать, дай и мне чуток покукловодить! Слышь, Тиб, – обратился Вернард к хозяину, – похож наш дружок на базарного петрушку?!
Действительно, со стороны зрелище выглядело довольно смешным, и барахтающийся в воздухе толстячок очень напоминал куклу-марионетку. Танва даже улыбнулась, однако, быстро вспомнив, что на месте Арториса в любой миг может оказаться и она, стерла улыбку с лица и, чтобы не рассмеяться, потупила взор.
– Хватит спектаклю устраивать! – приказал молодой граф, всего на долю секунды позволив улыбке озарить свое волевое лицо. – Опусти негодника! Пусть покажет, где у него встреча с гаржей была?
– Там, там и была! – выкрикнул толстяк, как только шлепнулся на мостовую, а его жирный указательный палец затыкал в сторону сквера, места сборища разбойников и воров.
– А ты случайно ничего не путаешь?! – сурово посмотрев на «флейтиста», спросил Вернард и поддернул цепь, отчего его пленник подпрыгнул в воздух и с чмоканьем шлепнулся на упругий зад.
– Это матушка-природа попутала! – только приземлившись, тут же прокричал разозленный Арторис. – Бегемота с макакой в блуде свела, вот Вернард и вышел!
Танва не знала, что именно означали слова, слетевшие со слюнявых губ толстяка. Если это были названия животных, то явно диковинных, которые в окрестностях Висварда не водились и которых она ни разу в жизни не видела. Девушка не оценила шутки, а вот граф и его охранники, наоборот, смеялись долго и от всей души.
– Еще раз язык свой поганый из хлебала высунешь и во!.. – согнувшись над пленником, раскрасневшийся, как только что сваренный рак, Вернард подсунул под его нос внушительных размеров кулак.
– Еще раз за цепь дернешь, за полупопицу укушу! – храбро ответил на угрозу Арторис и при этом вызывающе посмотрел жестокому истязателю в глаза. – Хоть что угодно со мной сделай, а все одно зубами вопьюсь и слюну особую выделю… Ты меня знаешь, я даже в кандалах можу!.. Недели три, а то и четыре зад подволакивать при ходьбе будешь и как стадо быков зловонить! Представляешь, какая милая слава о те пойдет, какая душевная кличка вмиг образуется?!
– Хватит! – всего одним словом, но произнесенным весомо, прекратил перепалку Тибар. – Ты, Танва, и ты… – граф кивнул палачу – …вместе со своим подопечным на всякий случай позади держитесь, мало ли что!..
Не сговариваясь, трое мужчин достали из ножен мечи и направились в сторону сквера. Вернард пошел за ними следом, ведя за собой на поводу хромавшего сразу на две ноги Арториса. Видимо, палач все же испугался угрозы толстяка, поскольку ослабил цепь и больше ее не поддергивал. Одна лишь Танва несколько мгновений простояла в замешательстве, а затем, хоть и неуверенно, но все же побрела за отрядом. Заминка произошла не из-за страха девушки перед предстоящей встречей, если уж не с разбойничьей бандой, то с убийцами в зеркальных масках; и даже не потому, что вроде бы настал неплохой момент, чтобы незаметно сбежать, а по совершенно иной причине. Девушка была поражена и буквально повержена в шок, ведь Его Сиятельство впервые удосужился назвать ее по имени.
Мечи обнажались напрасно, сквер оказался совершенно пустым, хоть на земле и было много отпечатков башмаков, а также иных следов недавнего и довольно многочисленного сборища. Как оказалось, Ортанов боялись не только добропорядочные горожане, но и вольный разбойный люд, вечно бахвалившийся своей независимостью и кичащийся отсутствием страха перед стражей, войсками и уж тем более какими-то слугами вельмож. Слава недолговечна, и она проживает на кончике меча. Если шайка разбежалась, значит, Ортаны еще в силе, а недавние события, свидетельницей которых Танва невольно была, не дошли до широких масс в виде сплетен и прочих россказней. Продали ли представители городских властей вместе с висварскими священниками души дьяволу, или они помогали Ортанам по иным причинам? Танве некогда было гадать об этом, ведь события вокруг развивались ошеломляюще быстро.
Едва войдя в сквер, Тибар и оба его соратника зарыскали, забегали, засуетились, вороша сапогами пожухлую листву и ища в море следов, оставленных разбойниками, что-то особенное, что-то представлявшее для них интерес и не укладывавшееся в понимание простой белошвейки.
– Во рыщут, во рыщут, чуть землюку носами не роют! – ехидно рассмеялся толстяк Арторис, довольно комфортно чувствовавший себя на ослабленной цепи. – Эй, Сиятельство, я ж твоему громиле сразу сказал, четыре ночи назад встреча была… Что вы найтить пытаетесь, наивняк висвардский?! Ну, ройтесь, родимые, ройтесь всласть! Акромя пустых бутылок да собачьего дерьмеца все равно ничего не сыщете!
Злорадное брюзжание толстяка почему-то раздражало лишь Танву. Тибар с подручными продолжали поиски возле деревьев, не обращая на противный голосок за их спинами никакого внимания, да и Вернард почему-то бездействовал и даже ни разу не попытался призвать распоясавшегося пленника к порядку. Пугающе огромный человечище застыл, воздев голову к небесам и, закрыв глаза, очень ровно дышал, с шумом вбирая и выпуская из легких воздух. «Или молится своим нечестивым создателям, или спит», – подумала белошвейка, даже не представляя, насколько она ошибалась, ведь именно в этот момент Вернард видел гораздо больше других. Его закрытые глаза зрели прошлое, воссоздавали по крупицам картинки ушедшей поры, видели то, что произошло на этом месте, но уже было сокрыто временем…
– Нет, не могу, – вместе с тяжким вздохом изрек палач, резко замотав из стороны в сторону головой и еще не решаясь открыть глаза. – Тиб, прости, глубже чем на две ночи назад погрузиться не удается! Слишком много событий, слишком много побывало здесь людей, и судьбы у всех непростые… Голова трещит, если продолжу, лопнет!
Тибар ничего не ответил, лишь с еще большим рвением заворошил опавшую листву, перемешанную с отбросами, а вот остальные следопыты на грубые выражения не поскупились, хотя их возмущение было
