направления. О характере его творчества может дать нам представление т.н. Левкофея в Мюнхене, копия его статуи богини мира с мла­денцем Плутосом, воздвигнутой в Афинах в 374 г. по слу­чаю заключения мира. Его сыном или братом был великий Пракситель, рядом с Фидием, Поликлетом и Лисиппом са­мый знаменитый из греческих ваятелей (около 350 г.). Из многочисленных произведений, созданных им, преимущест­венно из мрамора, одно дошло до нас в подлиннике, именно та статуя Гермеса из Гереона в Олимпии, нахождение кото­рой уже одно вознаградило бы за труды и издержки по рас­копке святилища на Алфее. Мы удивляемся совершенству мраморной техники, какого не достигал ни один из извест­ных нам ваятелей древности или позднейшего времени, нас неодолимо влечет к себе мечтательный взор, который впе­рил в пространство молодой бог, машинально играя с сидя­щим у него на руке младенцем Дионисом. Между тем эта группа вовсе не принадлежит к числу лучших произведений Праксителя. Поэтому мы можем понять восторг, который возбуждала его Афродита Книдская, можем понять — поче­му любители отовсюду стекались в Феспии только для того, чтобы взглянуть на праксителева Эроса, которого подруга ваятеля, гетера Фрина, поставила там, в своем родном горо­де, в храме бога любви.

Кроме упомянутых, Афины произвели в этот период еще немало замечательных ваятелей, как, например, Тимо­фея, изготовившего рельефы для храма Асклепия в Эпидавре, Бриаксиса и Леохареса. Все трое работали вместе со Скопасом в галикарнасском Мавсолейоне; изображения войны амазонок, украшавшие этот памятник, и теперь составляют одну из главных драгоценностей Британского музея, дают нам представление об их художественных приемах. Кроме того, до нас дошла копия одного из знаменитых произведе­ний Jleoxapeсa — группа, изображающая похищение Ганимеда, которая теперь находится в Ватиканском музее. В Афинах работали и иностранные художники, как Эвфранор, который славился столько же в качестве живописца, как в качестве скульптора, и, по преданию, достиг большого со­вершенства особенно в изображении героев.

Наряду с этими знаменитыми художниками в Афинах подвизалось большое количество менее выдающихся скульпторов, имена которых большею частью забыты и из которых многие были, вероятно, простыми каменотесами; но им мы обязаны почти всем, что дошло до нас из оригиналь­ных произведений греческой скульптуры этого времени. Их работы часто были, разумеется, весьма посредственными художественными произведениями, как раз по карману со­стоятельным частным людям, которые давали заказы таким мастерам. Но отблеск несравненной прелести и красоты, ко­торыми дышали создания великих художников, озаряет и эти скромные произведения и сообщает им то обаяние, кото­рого лишены претенциозные произведения позднейших эпох. Многие из этих памятников возвышаются даже до сте­пени истинно художественных созданий. До нас дошли пре­имущественно рельефы, служившие для украшения гробниц; мертвый изображен обыкновенно в кругу своей семьи или занятый исполнением какой-нибудь повседневной работы; если он пал на войне, то его изображали также вооруженным или в схватке с врагом. Все дороги, ведшие от ворот Афин, были на далеком протяжении окаймлены такими памятни­ками, и ни один человек, посетивший Афины, не забудет той несравненной улицы гробниц перед Дипилоном, где памят­ники до сих пор или теперь снова стоят на своих старых местах.

Однако средоточием плодотворного развития пластики суждено было стать Пелопоннесу; творцом нового направ­ления является Лисипп из Сикиона. По профессии простой ремесленник, он стал художником благодаря силе собствен­ного таланта. Разумеется, он находился под влиянием гос­ подствовавшей в его отечестве арголидской школы; он сам любил называть своим учителем поликлетова Копьеносца. Но благодаря непосредственному изучению природы и стремлению к реалистической правде он вскоре далеко опе­редил своего учителя. Он изобрел новую систему пропор­ций: он делал голову меньше и туловище стройнее, чем до тех пор было принято; он говорил, что его предшественники изображали людей такими, каковы они есть в действитель­ности, он же — какими они кажутся зрителю. Сюда присое­ динялась необыкновенно тщательная отделка деталей, осо­бенно более свободное изображение волос. Благодаря этому фигуры Лисиппа приобретали такую легкость и изящество, каких до сих пор еще не достигало греческое искусство. Статуя молодого атлета, счищающего с себя пыль палестры, т.н. Апоксименос в Ватиканском музее, мраморная копия бронзового оригинала Лисиппа, лучше всего другого знако­мит нас с характером его творчества; трудно представить себе большую противоположность, чем та, которая сущест­вует между этим произведением и дюжим Копьеносцем Поликлета.

Начав свою деятельность литейным мастером, Лисипп всю жизнь работал почти исключительно в бронзе. Его пло­довитость изумительна: из его мастерской вышло, по преда­нию, 1500 статуй, в том числе колоссальная, в 40 локтей вышиною, статуя Зевса, поставленная в Таренте. Женских фигур он не создал почти ни одной, зато особенно охотно изображал Геракла; идеальный образ этого героя, сделав­шийся типическим для позднейшего искусства, был создан Лисиппом. Его реалистическое направление должно было привести его к портретному ваянию, и в этой области он достиг, может быть, наибольшего совершенства и во всяком случае далеко превзошел всех своих предшественников и современников. Так, Александр позволял изображать себя только Лисиппу, и последний создал целый ряд статуй вели­кого царя, всех возрастов, от ребенка до владыки мира. Ли­сиппу же было поручено и изготовление памятника, который Александр воздвиг в Дионе лосле победы при Гранике; он изображает тех 25 всадников македонской лейб-гвардии, ко­торые пали в этой битве, и представляет собою самую боль­шую композицию Лисиппа и вместе с тем, вероятно, первую скульптурную группу исторического содержания. И в этой области Лисипп наметил путь для искусства позднейшего времени.

Но еще несравненно большие успехи, чем пластика, сделала в это же время живопись. И это искусство, благода­ря великим художникам эпохи Пелопоннесской войны, вла­дело теперь, если еще и не вполне совершенной, то все же очень замечательной техникой, и гораздо более, чем скульп­тура, было в состоянии дать то, чего прежде всего требовала эта эпоха, — естественность и тонкость психологической характеристики. Особенное внимание обращали теперь на колорит. Была создана или по крайней мере разработана особенная техника, энкавстика, состоявшая в том, что воско­вые краски растоплялись и смешивались раскаленной метал­лической палочкой: благодаря этому краска получала такой блеск, какого невозможно было достигнуть другим спосо­бом, так как древность не знала масляных красок. Но живо­пись восковыми красками была очень кропотливой работой, отнимавшей много времени, и потому этим способом можно было писать только небольшие картины. Да и вообще фре­сковая живопись теперь все более вытеснялась живописью на досках, допускавшею более тщательную отделку деталей. Такие картины часто употреблялись как жертвенные дары, и таким образом при многих знаменитых храмах начали воз­никать картинные галереи. Но и богатые частные лица начи­нают теперь собирать картины, вследствие чего цены под­нимаются все выше. Так, Зевксис за свои фрески во дворце Пеллы получил от царя Архелая, по преданию, 400 мин; об Аристиде рассказывают, что он за каждую фигуру на своих дощатых картинах брал по 10 мин, так что одна его картина, изображавшая сражение из цикла греко-персидских войн и содержавшая 100 фигур, обошлась покупателю в тысячу мин, а Апеллес за портрет Александра получил от города Эфеса, по преданию, даже 20 талантов золотом или более двухсот серебряных талантов. Эти и подобные им показания, несомненно, сильно преувеличены, но все-таки они показы­вают, как высоко уже в эту эпоху ценились картины лучших художников.

Ряд великих живописцев этого времени открывается Аристидом из Фив (ок. 380—340 гг.). Он был, по преданию, первым живописцем, которому удалось сообщить живое вы­ражение лицам своих фигур. Его называют и в числе основа­телей энкавстической живописи; правда, его колорит отли­чается еще некоторой жесткостью. Его сын Никомах также был выдающимся живописцем, хотя его и затмила слава от­ ца. Учеником Аристида называют коринфянина Эвфранора, о котором мы уже говорили как о ваятеле. Местом его дея­тельности были Афины; здесь, в стоа Зевса Освободителя, он нарисовал знаменитый цикл фресок: собрание двенадцати богов, Тесея между Демократией и Демосом, и конное сра­жение перед битвою при Мантинее (выше, с. 195), в котором пал сын Ксенофонта Грилл. Его лучшим учеником был афи­нянин Никий, живший во время Александра; он славился мастерством в изображении световых эффектов и пластиче­ской рельефностью своих фигур; наибольшей известностью пользовались его женские фигуры — Ио, Калипсо, Андро­меда.

Другим центром греческой живописи в эту эпоху был цветущий промышленный город Сикион. Здесь Эвпомп в начале IV века основал нечто вроде академии живописи, благодаря его ученику Памфилу из Амфиполя (около 360 г.) эта школа приобрела известность во всей Греции. Особенное внимание обращали здесь на правильность рисунка, и с этой целью от учеников требовали математической подготовки; но при этом не оставляли в пренебрежении и колорит — на­против, именно в этой школе была усовершенствована

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату