финансистом; он организовал финансовое управление Второго Афинского морского союз[6], и податная реформа, произведенная в Аттике в архонтство Навсиника, также, по всей вероятности, была в значительной степени делом его рук; даже как изгнанник он обнаружил в Македонии замечательные финансовые способности. Но величайшим финансовым гением, какого произвели Афины, был, без сомнения, Эвбул, который после союзнической войны спас Афины от банкротства и снова привел финансы в цветущее состояние. Исключительно эти заслуги и доставили ему первое место в государстве, потому что он не был ни выдающимся оратором, ни знатоком военного дела, так что никогда не занимал должности стратега. Достойным его преемником был Ликург, который после Херонейской битвы пре образовал финансовое управление государства, причем ему, впрочем, далеко не пришлось бороться с такими трудностями, как некогда Эвбулу. Наконец, ученик Аристотеля Деметрий из Фалер замыкает собою ряд великих финансистов Афин.
В этот же период начинается и теоретическая разработка финансового дела, хотя в большинстве случаев она остается крайне дилетантской. Таков особенно сохранившийся под именем Ксенофонта трактат „О государственных доходах', написанный около середины IV столетия; он не содержит ни одной мысли, которая могла бы быть осуществлена на практике. Правда, еще гораздо ниже стоит 2-я книга псев доаристотелевой „Ойкономии', составленная приблизительно в начале III века; она не содержит ничего более, кроме описания всевозможных, подчас очень насильственных, мер к устранению финансовых кризисов. По вложенному в нее духовному содержанию она немногим отличается от „Стратегем' Полиэна или от тех сборников чудесных историй, которые приписывались Аристотелю и Антигону из Кариста.
В области военного дела произошли еще более коренные перемены, чем в области финансового управления. Эти реформы были обусловлены опытом, приобретенным в Пелопоннесской войне. Здесь впервые обнаружилось, что старый способ ведения войны тяжеловооруженными отрядами, который некогда доставил грекам победу над персами, более не удовлетворяет требованиям нового времени. При Спартоле афинские гоплиты были разбиты легковооруженными отрядами халкидцев; на Сфактерии спартанские гоплиты, считавшиеся непобедимыми, принуждены были сдаться легким войскам Клеона и Демосфена. Перед Сиракузами Гилипп достиг такого успеха, каким до него не мог гордиться ни один греческий полководец: он принудил к сдаче целое войско без настоящей битвы, только искусно маневрируя своими конными и легковооруженными отрядами и пользуясь выгодами, какие представляла местность.
Поэтому наряду с гоплитами стали уделять больше внимания и другим родам оружия. Уже при Перикле Афины сознали необходимость организовать у себя конное войско, на первых порах, впрочем, лишь для того, чтобы в случае неприятельского нападения иметь в своем распоряжении легкоподвижный отряд для защиты страны. Во время Пелопоннесской войны, когда аттический флот беспрестанно грозил берегам Лаконии, Спарта последовала этому примеру, поданному ее врагом; в течение IV века уже почти все госу дарства греческого полуострова организовали у себя конные отряды. Около этого же времени начали убеждаться в бесполезности тех полчищ недисциплинированной легкой пехоты, которые до сих пор сопровождали на войну регулярное войско и, не принося никакой пользы в битвах, ложились лишним бременем на продовольствие армии. Теперь к гоплитам присоединяли только небольшие отряды хорошо обученных стрелков из лука, копейщиков и пращников. Но вскоре убедились, что одного этого еще недостаточно и что следует саму линейную пехоту сделать более подвижной, облегчив ее вооружение. Эту реформу впервые провел Ификрат в своем наемном войске во время Коринфской войны. Он заменил металлический панцирь холщевым, обитый медью щит — легким кожаным, какой употреблялся во Фракии и в Северной Греции; зато копье было удлинено наполовину и введен более длинный меч. Кроме того, для боя на расстоянии воины были снабжены дротиками. Эти так называемые пелтасты, обученные для битвы как в строю, так и врассыпную, благодаря своей легкости в маневрировании вскоре сделались грозою для тяжеловооруженных армий, особенно после того, как Ификрату удалось со своими наемниками разбить лакедемонский отряд и большую часть его уничтожить (выше, с. 144 и след.). Ввиду этого введенное Ификратом вооружение вскоре было усвоено всеми наемными войсками. Но гражданские ополчения обыкновенно не были достаточно обучены и дисциплинированы, чтобы иметь возможность пользоваться преимуществами нового вооружения; притом, едва ли можно было обучить ополченцев, которые большею частью были, разумеется, уже людьми зрелого возраста, тем новым приемам борьбы, какие обусловливались изменившимся характером вооружения. Правда, Спарта могла бы сделать этот шаг, но легко понять, что как раз она должна была особенно остерегаться вносить изменения в старую испытанную тактику, которой государство было обязано своим могуществом. Поэтому греческие гражданские ополчения и теперь продолжали держаться старого тяжелого вооружения. Только македонские цари — быть может, уже Аминта, быть может, только его сыновья — начали вооружать всю свою линейную пехоту по образцу, созданному Ификратом. Здесь реформам не мешали, как в Южной Греции, военные традиции; напротив, исконное вооружение македонской дружины представляло большое сходство с новым вооружением; оставалось только преобразовать иррегулярную пехоту в правильную линейную инфантерию. Введенное Ификратом вооружение было вначале принято, по-видимому, без изменений, и в одной части пехоты — в отряде т.н. гипаспистов гетайров — оно удержалось до конца. Но большая часть пехоты была снабжена копьями в пять метров длиною, т.н. сариссами, так что копья первых шести рядов при нападении выступали за линию фронта и образовали несокрушимую преграду. При этом, правда, пришлось по жертвовать другим преимуществом — большей подвижностью; вооруженные таким образом полки могли действовать лишь сомкнутой массой в открытой местности; зато здесь никто не мог устоять перед ними. Лучшие войска Греции, фиванцы при Херонее и лакедемоняне при Мегалополе, были сокрушены их натиском, и еще Эмилий Павел сказал, что никогда в жизни он не видел ничего более страшного, чем македонская фаланга.
При всем том тактика в общем развивалась, конечно, медленно. Великие сражения Пелопоннесской и Коринфской войн носят еще всецело старый характер. Войска выстраивались длинной линией, большею частью в восемь рядов, и затем наступали друг на друга; до рукопашной дело доходило редко, так как обе стороны ставили свои лучшие отряды на правом крыле, вследствие чего левое крыло врага при при ближении неприятеля обыкновенно без боя обращалось в бегство. Тогда оба победоносных правых крыла еще раз сходились, чтобы решить участь битвы; победа доставалась той стороне, которая при преследовании разбитого врага наилучше сохраняла порядок. Исход сражения зависел при этом ис ключительно от тяжеловооруженной пехоты; легкие отряды и конница, если она вообще была налицо, схватывались с легкими отрядами и конницей врага, но не принимали никакого участия в борьбе с неприятельскими гоплитами и служили в общем лишь для преследования побежденного неприятеля, которое, впрочем, редко отличалось настойчивостью.
Если недостатки этой тактики обнаружились уже и в Пелопоннесской войне, то ввиду задач, которые пришлось разрешить наемному войску Кира при его отступлении из Вавилонии, она оказалась совершенно непригодной. Здесь тяжеловооруженная фаланга не могла по своей воле выбирать удобные места для сражений, а принуждена была вступать в битву с неприятельской конницей и легкими отрядами на полях, пересеченных горами и реками, когда этого хотелось врагу. Ввиду этого Ксенофонт, руководивший этим отступлением, уничтожил старую сомкнутую боевую линию и разбил свою пехоту на небольшие батальоны по 100 человек, которые выстраивались настолько близко один к другому, что могли взаимно поддерживать друг друга, но в общем должны были действовать самостоятельно. Это был по существу тот же манипулярный строй, который позднее так много содействовал покорению мира римлянами. Но если этот батальонный строй оказался вполне пригодным в борьбе с азиатскими варварами, то против натиска сомкнутой тяжеловооруженной греческой фаланги подобное войско не могло устоять, вследствие чего эта система, которой предстояла блестящая будущность, в ближайшее время не оказала глубокого влияния на характер войны.
Гораздо большее значение имели реформы, произведенные в области тактики Эпаминондом. Вместо того чтобы нападать всем фронтом, как делалось до сих пор, он выдвигал против неприятеля только одно крыло, удерживая другое позади; при этом в наступление он посылал свое левое крыло, чтобы направить натиск против лучших войск врага и тем сразу решить участь битвы. Ввиду этого левое крыло должно было, разумеется, быть возможно более многолюдным; далее, чтобы достигнуть большой силы натиска, Эпаминонд располагал войска, предназначенные для наступления, глубокой колонной, что, впрочем, практиковалось у фиванцев уже задолго до его времени. Этому т.н. „косому боевому строю' Эпаминонд