признавать заслуги своих помощников. Он сам, при своей мужественной красоте, тонкой образованности и незаурядном даре красноречия, имел в себе нечто величественное. По дипломатическому таланту у него не было соперников; но те, кто в переговорах с ним терпел неудачу, конечно, негодовали на вероломство царя, вместо того чтобы обвинять самих себя в неспособности; между тем Филипп добросовестно исполнял все обязательства, какие ему приходилось брать на себя. Своих соотечественников-эллинов он знал насквозь и умел пользоваться их слабостями; полной горстью разбрасывал он золото, и эта система подкупов немало способствовала его успехам. Притом он душой и телом был воин; полжизни он провел в походах, деля со своими солдатами все труды и лишения и в случае надобности бесстрашно рискуя жизнью; это доказывают многочисленные раны, полученные им в сражениях. Правда, его едва ли можно назвать великим полководцем, и если его военная деятельность была почти непрерывным рядом побед, то не следует забывать, что он располагал войском, какого до тех пор не видел свет, и что ему помогали первоклассные полководцы, как Антипатр и Парменион.
Таким образом, Филиппу удалось спасти Македонию от анархии, которая воцарилась в ней после смерти его брата Пердикки. Далее, он сумел, искусно пользуясь политическим положением, вытеснить афинян из страны, хотя большая часть побережья по-прежнему оставалась во власти Халкидского союза. Его попытка вмешаться в фессалийские дела привела, как мы видели, к кровавому поражению (выше, с.219). Но Филипп принадлежал к числу тех людей, которые, раз начав дело, во что бы то ни стало доводят его до конца, а ресурсы Македонии далеко еще не были исчерпаны. Он воспользовался зимою, чтобы преобразовать свое войско; с наступлением весны он снова мог вторгнуться в Фессалию (352 г.). Здесь он присоединил к своей армии контингента Ларисы и остальных союзных с ним городов и двинулся затем в Пагасы, все еще занятые македонским гарнизоном. Теперь и Ономарх выступил в поход со всеми своими боевыми силами, поддерживаемый афинской эскадрой под начальством Хареса, присланной для того, чтобы принять участие в осаде Пагас. Филипп должен был во что бы то ни стало помешать соединению Ономарха с его союзниками, тиранами Фер; с этой целью он двинулся навстречу врагу и в ожидании его расположился на Крокусовом поле — на той обширной равнине, которая между фтиотийскими Фивами и Галосом открывается к Пагаситскому заливу. По количеству войска — около 20 тыс. человек на каждой стороне — оба противника были почти равны; но македонская и фессалийская конница Филиппа — 3000 всадников — далеко превосходила фокейскую, и выбранное Филиппом поле битвы было отлично приспособлено для того, чтобы дать возможность этому преимуществу проявиться в сражении. А Ономарх не мог уклониться от битвы, если хотел освободить Феры; и вот, полагаясь на свое испытанное войско, полный самоуверенности ввиду блестящих побед, одержанных им в предшествовавшем году, он решился принять сражение и в неудобной местности. Он сам вел правое крыло, опиравшееся на море, — левым командовал его брат Фаилл. Против этого крыла, которое стояло без всякого прикрытия среди обширной равнины, Филипп и направил свою атаку; под натиском его превосходной конницы войска Фаилла обратились в бегство, и тут Филипп напал на Ономарха с боку и с тыла и оттеснил его к берегу, где отчасти перебил, отчасти принудил к сдаче его войско. Сам Ономарх с 6 тыс. своих наемников легли на поле битвы; пленных, числом 3000, победитель велел бросить в море как святотатцев, ограбивших храм. Остатки разбитой армии Фаилл отвел назад к Фермопилам.
Ближайшим результатом победы была капитуляция Фер; Ликофрон и Пифолай передали город Филиппу, выговорив себе свободное отступление. Так было достигнуто то, что не удалось Эпаминонду на вершине его могущества: тирания, тяготевшая над Фессалией в течение полувека, была низвергнута. Сколько крови было пролито с тех пор, как первый Ликофрон в 404 г. одержал победу над гражданами Ларисы! С того дня гражданская война в Фессалии, собственно, никогда не прекращалась. Теперь страна могла, наконец, вздохнуть свободно; перед ней открывалась эра мирного развития. Фессалийцы никогда не забыли благодеяния, оказанного им Филиппом; отныне он пользовался среди них такою же беспредельной популярностью, как в Македонии, и они оставались непоколебимо верны не только самому Филиппу до его смерти, но и позднее его сыну Александру.
Но чтобы упрочить свои приобретения, он должен был окончательно сломить силы фокейцев, а в Фессалии, разумеется, никто не думал о том, чтобы отнять у Филиппа начальство над армией, которою он командовал с таким успехом. Итак, он остался главнокомандующим фессалийского союзного войска; для покрытия военных издержек ему был предоставлен доход с рыночных и портовых пошлин; в Пагасах и в укреплениях Магнесии остались македонские гарнизоны для защиты этих пунктов на случай, если бы тираны сделали попытку вернуть себе власть. Затем Филипп двинулся к Фермопилам, чтобы нанести врагу решительный удар. Но Фаилл успел тем временем оправиться от поражения и снова сделать свое войско пригодным к бою; повышение платы, для которого нужные средства предоставила ему дельфийская храмовая казна, привлекло к Фаиллу новых наемников и удержало в строю старых солдат. Государства, находившиеся в союзе с Фокидой, также сознали необходимость всеми силами остановить дальнейшее наступление Филиппа. Спарта прислала отряд в тысячу человек, ахейцы — в 2000; Афины, которым грозила ближайшая опасность, выставили почти все свое гражданское ополчение — 5000 гоплитов и 400 всадников под начальством стратега Навсикла. Изгнанные тираны Фер также привели на помощь Фаиллу своих 200 наемников. Таким образом, у Фермопил собралось войско, по количеству не уступавшее тому, которое Ономарх весною привел в Фессалию. Этих боевых сил было более чем достаточно, чтобы защитить против всякого нападения проходы, ведущие из Фессалии в Фокиду. Действительно, Филипп даже не сделал попытки атаковать крепкую позицию врага; он хорошо понимал, что неудача подвергла бы величайшей опасности плоды всех достигнутых успехов. Даже Фтиотида была далеко не вполне покорена, и особенно Галос твердо держался, опираясь на афинский флот. У Филиппа были более важные дела, чем тратить время на осады, которые и в лучшем случае могли принести ему лишь незначительную выгоду; а новых наступательных действий в Фессалии со стороны фокейцев нечего было опасаться после страшных поражений, понесенных ими в предыдущую кампанию.
Итак, Фокида была спасена, и Фаилл мог обратиться против фиванцев, которые, по-видимому, после поражения Ономарха сделали попытку вернуть к покорности отпавшие союзные города Беотии. Однако фокейское войско было еще слишком расстроено, чтобы с успехом действовать в открытом поле; в целом ряде стычек — при Орхомене, на Кефисе, у Коронеи — победа досталась беотийцам, но Фаиллу все-таки удалось достигнуть своей главной цели — обеспечить против нападений те укрепленные пункты, которыми он владел в Беотии.
Между тем и Пелопоннес был вовлечен в войну. Здесь Спарта, как мы знаем, никогда не признала порядка, установленного Эпаминондом; когда остальные греки после битвы при Мантинее заключили мир на условии сохранения каждым государством его наличных владений, она отказалась присоединиться к этому договору и своевольно стала продолжать пограничную войну с Мегалополем и Мессеною, причем ей, впрочем, не удалось достигнуть сколько-нибудь важных успехов (выше, с. 196). Но когда Ономарх одержал в Фессалии свои блестящие победы над Филиппом и затем отнял у фиванцев Орхомен и Коронею, — спартанская партия в Пелопоннесе снова подняла голову. Мантинея, Элида, Ахея, Флиунт снова примкнули к Спарте, и это дало последней возможность перейти к энергичным наступательным действиям против фиванских союзников, прежде всего — против Мегалополя. Стесненный город обратился за помощью в Афины; но афиняне, разумеется, не имели охоты во время войны с Филиппом и при своих натянутых отношениях с Фивами ссориться еще и со Спартою, единственным союзником, которым Афины еще располагали, исключая Фокиды. Таким образом, вначале Мегалополю приходилось довольствоваться поддержкой своих пелопоннесских союзников, Аргоса, Мессены и Сикиона; но вскоре и Фивы, которым победа Филиппа над Ономархом развязала руки, прислали в Пелопоннес войско в 3000 гоплитов и 500 всадников под начальством Кефисиона. В свою очередь и Фаилл прислал на помощь лакедемонянам 3000 наемников. Теперь спартанцы перешли в наступление; в то время, как враги для защиты области Мегалополя сосредоточили свои войска у истоков Алфея, царь Архидам III двинулся к союзной Мантинее и оттуда вторгся в Арголиду, где занял Орнеи и наголову разбил аргосское ополчение, явившееся на выручку города. Другое сражение — против соединенных боевых сил фиванцев и их союзников — осталось нерешенным; после нескольких дальнейших битв военные действия были, наконец, прекращены перемирием. Замыслы Спарты о восстановлении ее старой гегемонии в Пелопоннесе потерпели крушение, и беотийские войска могли вернуться на родину. Здесь Фивы в последний раз деятельно вмешались в пелопоннесские дела.
В это время, когда значительная часть боевых сил Беотии была занята войной в Пелопоннесе, Фаилл
