существовать. Но мне было нисколько его не жаль. Наоборот, я был рад, что теперь лишен этой оболочки, причиняющей столько неудобств и страданий.
В этой темноте не было ни времени, ни пространства. Даже и темноты не было, просто это единственное слово, с помощью которого я мог как-то определить то, что окружало меня. Ведь сама по себе темнота существовать не может. Для того, чтобы она появилась нужен свет. А уж света там, где я находился, точно не было. А значит, не было и темноты. Но что-то было? Пожалуй, только мое сознание. Похоже, оно и заполняло собой все пространство, расширившись вдруг до бесконечности.
'Я мертв, — подумал я. — Мое окровавленное истерзанное камнями тело лежит на дне пропасти, и кровь быстро уносится стремительным ручьем, чтобы где-то там внизу оросить поля. А сам я здесь. В пустоте. Или пустота во мне…' Такие вот вычурные слова приходили мне на ум. Наверное, после смерти все становятся поэтами…
Но мысль о смерти не огорчила меня. Чего огорчаться, если так хорошо здесь? Так мирно, тихо, спокойно. Никаких волнений и тревог, обманутых надежд и огорчений, разочарований и боли… Мне определенно тут нравилось.
Не знаю, сколько я наслаждался этим состоянием. Ведь времени как такового здесь не было. Миг был равен вечности, а вечность — мигу. Но постепенно чувство умиротворения, какого я не испытывал ни разу, вспугнул какой-то посторонний звук. Хотя, откуда могли взяться здесь звуки?
Настойчивый, тревожный, он был похож на гулкие далекие удары огромного барабана.
Барабан постепенно приближался. И чем ближе он становился, тем более странными, неуместными здесь, казались его удары.
А потом словно кто-то выдернул у меня из ушей затычки. И то, что я принимал за глухое «бам-бам- бам», оказалось на самом деле человеческим голосом. Голос обращался ко мне. Вскоре я разобрал слова:
— Ну хватит уже! Не собрался же ты проспать весь день!
Глаза открылись сами собой, и в них ударил свет…
Я сидел на камне перед входом в до боли знакомую пещеру отшельника. Сам старик сидел рядом на земле, скрестив ноги, и кормил чем-то с ладони белку.
— Ну, наконец-то! — воскликнул он, увидев, что я бестолково верчу головой, силясь понять, как оказался здесь. — Я уж думал, что до вечера с тобой тут проторчу.
— Как? — прохрипел я, с трудом разлепив пересохшие губы. — А разве… Разве я не умер?
Старик что-то буркнул белке, и та стремительно прыгнув мне на плечо, тяпнула меня своими острыми зубками за ухо. Я вскрикнул и закрыл уши. Поднес ладонь к лицу. На ней алели капельки крови. Довольная собой белка уже пристроилась у ноги старика и вернулась к прерванной трапезе.
— Ну как? Жив?
— Кажется, да… Но я ничего не понимаю. Я же упал… Мост, пропасть… Я что, удачно приземлился?
— Ну, можно сказать и так. Аккурат своим костлявым задом на этот камень. Причем сразу после того, как выпил отвар.
— Не понял?
— Разумеется. Ты вообще ничего не можешь понять с первого раза, я это уже заметил, — проворчал старик.
— Хочешь сказать, что я никуда не падал?
— Вот-вот. Хотя, с какой стороны посмотреть… Если с моей — то ты просидел истуканом всю ночь и половину дня на этом самом камне. А если с твоей — ты был у той пропасти и шагал по мосту.
— Ничего не понимаю, — растерянно оглядел себя. Целехонек.
— Еще бы! Таких тупых как ты еще поискать… Ну да ладно. Испытание ты прошел, как ни удивительно. А значит, я должен сдержать свое обещание.
Он сунул руку за пазуху, вытащил оттуда небольшой сверток и бросил мне:
— Держи.
Мне на колени упало что-то очень тяжелое, несмотря на свой малый размер, завернутое в грязную засаленную тряпку. Старик не обращая больше на меня внимания, заговорил о чем-то с белкой. Та кивала головой, словно понимала его.
Я осторожно размотал тряпицу и застыл с выпученными глазами.
На моей ладони лежал полупрозрачный, гладкий как яйцо камень. Внутри, в самой его глубине, трепыхался, как пойманный мотылек, крошечный ярко-красный огонек. Время от времени огонек вспыхивал особенно ярко, словно кто-то раздувал его, и тогда камень заливался целиком ровным красноватым светом. Зрелище было настолько необычным и красивым, что я забыл обо всем на свете. Казалось, можно всю жизнь смотреть на этот камень и ни разу не заскучать…
Я глубоко вздохнул и заставил себя оторваться от камня:
— Это… Это и есть Сердце Леса?
— Оно, — кивнул старик. — Занятная штука, да? А если сунуть его в огонь, пламя приобретает золотистый оттенок. Потом покажу. И в реке он не тонет…
— Ты бросал его в реку?!
— Ну да, а что такого?
— Зачем?
— Интересно было. Мне тут, знаешь ли, иногда бывает скучновато. А так все какое-то развлечение… Да ты не бойся. Я его даже не поцарапал.
— Но это же такой могущественный талисман… Как он вообще попал к тебе?
— Да ты и сам знаешь. Мне принес его твой отец.
— Отец? Он был здесь?
— Слушай, тебе что, доставляет удовольствие слушать собственный голос? Сам подумай, если твой отец принес мне этот камень, как он мог не побывать здесь? Ну что за тупость! — старик раздраженно пнул камешек.
— Извини, извини… Так вот выходит зачем он отправился в земли германцев… Откуда же он узнал о тебе?
— От хранителя камня. Там, в священной роще кельтов, где хранился амулет, ваши солдаты натворили бед. Офицер, который командовал тем отрядом страшными пытками вырвал у хранителя секрет камня… Ну и присвоил его. Твой отец должен был сжечь тела замученных друидов… Но один из них, самый старший, оказался еще жив и шепнул твоему старику кое-что. Гней Валерй, дождавшись подходящего момента, силой отнял у своего командира этот камень. В лагере солдаты не выдали старого центуриона, но нарушение присяги легло на него темным пятном. Он ушел в отставку при первой же возможности. И направился сюда, ко мне, чтобы отдать на хранение камень, как и завещал ему хранитель… Во всяком случае, так он мне все рассказал, когда был здесь. Кстати, он был куда сообразительнее тебя. Не переспрашивал по десять раз очевидные вещи. Теперь камень твой. Раз уж ты справился…
— И что я теперь должен с ним делать?
— А что хочешь.
— То есть как?
— Да вот так. Друиды владеют этим камнем многие сотни лет. И за это время его подлинная история обросла таким количеством небылиц, что сейчас уже никто не знает правды. Разве что я. Да и то потому что вовремя ушел от людей… Благодаря этому я смог, наконец, увидеть вещи такими, какие они есть, а не такими, какими их делают слова и мысли людей. Этот амулет — просто красивый камень. Другие верят в его могущество лишь потому, что легче поверить в силу какого-то камня, чем в свою собственную. И рассчитывать на что-то проще, чем на самого себя. Красивая сказка для слабых духом. Только слабый ищет поддержку. Волшебный амулет, единомышленников, оружие, веру, учителя… Сильному вся эта чепуха без надобности. Он сам себе и волшебный амулет, и единомышленник, и вера, и учитель. Понимаешь?
— Не очень… Что же, он совершенно никакой силой не обладает?
— Не совсем так. Это вроде того моста, на котором ты чуть в штаны не наложил. Поверил в то, что мост существует, пошел по нему и грохнулся. Не поверил бы — понял, что сидишь в полной безопасности на камешке. Так и камень. Тому, кто в него верит, он и правда, способен помочь достигнуть какой-то цели. Но
