первое впечатление. Орлов был интересный собеседник, живой, остроумный человек, далеко выходивший в своих беседах за пределы чисто книговедческих и библиофильских тем. Следующая наша встреча произошла более чем через 25 лет, в Москве у Б. С. Боднарского. В нем, — и по внешнему, и по внутреннему облику, — трудно было узнать прежнего Н. Н. Орлова. Но встреча была сердечной, она была подготовлена дружеской перепиской, установившейся между нами еще до этой встречи и продолжавшейся после нее.
Свое последнее письмо, написанное 27 февраля 1965 г., Н. Н. Орлов завершил следующими словами: «Заканчиваю письмо хорошим четверостишием А. А. Ахматовой: „А вы, друзья! Осталось вас немного, — мне оттого вы с каждым днем милей… Какой короткой сделалась дорога, которая казалась всех длинней“ (1964)».
Н. Н. не знал, как коротка его дорога. На следующий день он был отправлен в больницу на операцию. Операция состоялась 6 марта, а 8 он скончался (у него был обнаружен рак кишечника). Его слова о неизлечимости библиофильства и рака оказались пророческими.
Удивительную силу приобретают иногда голоса ушедших от нас друзей, звучащие в их письмах, произведениях, в нашей памяти!..
На библиофильской биографии Н. Н. Орлова мы закончим рассмотрение «портретной галереи» РОДК.
Нам приходилось уже говорить, что одни печатные источники по истории библиофильских организаций дают слишком бледное, «протокольное» представление о их деятельности. Поэтому нам, как и всякому историку, особенно ценны сведения мемуарного характера, дополняющие сухую материю печатных документов. Этим, главным образом, объясняются наши частые обращения к «поэзии РОДК» и «Воспоминаниям» С. Г. Кара-Мурзы. Правда, мы отдавали себе отчет в неровности поэтической продукции членов РОДК, среди которых, кроме А. А. Сидорова, настоящих поэтов не было, — все это были «домашние» стихи «доморощенных» Гомеров и Пиндаров. Нам была также ясна несомненная «фельетонность» отдельных характеристик в «Воспоминаниях» С. Г. Кара-Мурзы. Наша настороженность по отношению к этим группам материалов получила подтверждение в письме А. А. Сидорова от 12 сентября 1965 г.: «… „Родковская поэзия“, которой последний плод — стихотворный перечень московских библиофилов, составленный также уже покойным И. Н. Жучковым, право, Вашего особого внимания не заслуживает. РОДК был более серьезным научным и историко-литературным обществом. Воспоминания весьма милого человека С. Г. Кара-Мурзы в этом отношении также не вполне характеризуют Русское общество друзей книги…»
Замечания А. А. Сидорова вполне достойны того, чтобы историк русского библиофильства не прошел мимо них. Но, отлично сознавая, что история РОДК, вклад его в советскую культуру, неизгладимый след в истории русского библиофильства не исчерпываются только тем, что отразилось в «Воспоминаниях» С. Г. Кара-Мурзы, мы в то же время с удовольствием и благодарностью черпали из его рукописи яркие бытовые подробности и интересные характеристики отдельных членов РОДК, подтверждавшиеся другими печатными, письменными и устными источниками или даже не подтверждавшиеся — за отсутствием этих подтверждений. Мы обращались к этим мемуарам потому, что в них чувствуется дыхание эпохи — и той, которая описывается, и той, когда, — конец 1944 — начало 1945 г., — они писались и с дополнениями читались. Поздний греческий филолог говорил: «Старец и юноша разное берут у Гомера». «Воспоминания» С. Г. Кара-Мурзы и сведения, почерпнутые нами из писем и устных сообщений А. А. Сидорова, Б. С. Боднарского, А. М. Макарова, Н. Н. Орлова и других лиц, позволяют создать картину деятельности РОДК, более или менее точную, приближающуюся к действительности.
РОДК внес большой и ценный вклад в изучение истории русского и западного искусства книги и в исследование современной графики; его авторитет поддержал молодых художников-графиков и способствовал развитию советской художественной книжной культуры. Немалые заслуги имеет РОДК и перед советской литературной наукой. Отсутствие в Москве в 20-е годы серьезных и прочных литературоведческих объединений имело следствием то, что в РОДК был сделан ряд ценных докладов и сообщений по истории русской и западной литературы.
Естественно возникает вопрос, был ли РОДК действительно «продолжателем славных традиций Кружка любителей русских изящных изданий», каким хотел его видеть В. Я. Адарюков? На этот вопрос дал отрицательный ответ один из активных членов М. С. Базыкин, в ненапечатанном докладе «Издания русских библиофильских обществ за революционное десятилетие», сделанном на заседании Библиотечного отдела Государственной Академии художественных наук 16 февраля 1928 г. Докладчик изложил историю петербургского Кружка любителей русских изящных изданий, отдал должное техническому совершенству его изданий, но отказал ему в наличии творческого замысла, новаторства, даже каких-либо элементов новизны. Переходя к рассмотрению деятельности Русского общества друзей книги, М. С. Базыкин признал, что «младенческий период жизни Общества, конечно, крепчайшими нитями связан с традициями старого дореволюционного библиофильского мира», что «первые издания общества (их было очень и очень немного) по своему эстетическому уклону в значительной мере напоминают издания эпохи, предшествовавшей революции», но в то же время подчеркнул, что даже в скромных повестках, программах и брошюрах РОДК есть «конечно, известная новизна». Сопоставляя деятельность обеих библиофильских организаций, докладчик усмотрел главное различие в их направлении, ретроспективистском в Кружке любителей русских изящных изданий и в новаторском Русском обществе друзей книги.
Наблюдения М. С. Базыкина справедливы, но их можно с полным правом отнести только к объекту его доклада — изданиям РОДК. В научно-исследовательской же деятельности Общества никакого уклона в какую-либо одну область, — старой книги, современной, искусства книги, истории литературы, — как уже отмечалось выше, мы не могли обнаружить, и в этом была его сила и его культурное значение.
Что же было причиной такого разумного, гармоничного пути развития РОДК? По нашему мнению, атмосфера дружелюбия и уважения к библиофильским интересам и личности каждого члена Общества, будь это почетный член акад. Н. П. Лихачев, действительный член И. В. Калашников, член-сотрудник В. И. Вольпин или даже какой-нибудь гость; эта атмосфера как-то сама собой установилась в Обществе с самого его возникновения. М. С. Базыкин писал о составе РОДК: «Люди самых различных профессий, люди различного имущественного и общественного положения объединились в дружную, идейно спаянную семью на основе беспримерной, подлинно глубокой любви к книге и всему, с книгой связанному. К тому же революция, порвавшая экономические и социальные преграды, немало помогла объединению лиц, которые в дореволюционное время едва ли находились бы между собой в близком общении» (11).
Изучение материалов убеждает нас, что в словах М. С. Базыкина нет преувеличений. Но, излагая и характеризуя факты, он, как нам кажется, не сумел сформулировать главного вывода: РОДК помог выработке нового типа книголюба, непохожего на членов замкнутого Кружка любителей русских изящных изданий и на галерею буржуазных коллекционеров, так чудесно изображенных А. П. Бахрушиным в книге «Кто что собирает» (М., 1916).
Как уже указывалось, деятельность РОДК была прекращена в начале января 1930 г. Несомненно, он мог бы сделать еще много полезного для советской культуры вообще и для советской книги в частности. Но и то, что было выполнено Русским обществом друзей книги, обеспечивает ему самое почетное место в истории русского библиофильства.
Глава пятая
1920-е годы
(окончание)
Ленинградское общество библиофилов. — Казанские книголюбы 20-х годов. — Украинское библиологическое общество. — Белорусское общество библиофилов. — Демьян Бедный — библиофил.
В связи с бездеятельностью Общества друзей книги в 1919–1920 гг. В. Я. Адарюков незадолго до
