– Наподобие вас? – Патриун сам удивился, что вдруг проникся уважением к собеседнику и снова обращался к нему на «вы».
– Точно, – кивнул маркиз, – хотя я поселился в колонии гораздо позже, когда и Марсола возникла, и приличных людей здесь уже достаточно много было. Но в первые годы освоения новых земель, представляете, преподобный, какие здесь порядки и нравы царили? Убийство было столь же привычным делом, как карманная кража. Закон держался лишь на мечах солдат, а это, как известно, очень шаткая опора. Наш король знал, какова жизнь на правобережье, но бездействовал. А почему? Да потому, что всех при дворе устраивало такое положение дел. Колония – не провинция, она придаток королевства, а не его часть, богатый источник сырья, вот Филания до сих пор и выкачивает из «Дикарии» все, что только возможно: редкие породы древесины, пушнину, руду и, естественно, золото с приисков. О разбое спекулянтов, гордо именующихся коммерсантами, говорить не будем! До недавних пор живущие здесь работали денно и нощно и все равно не могли свести концы с концами. Их грабили, грабили нахально, и ханжески прикрывали творимые злодеяния проповедями ваших ныне покойных собратьев-священников: «…Терпите, и вам воздастся!» Притом благодать должна была наступить когда-нибудь потом, а не сейчас и не здесь, а где-нибудь там, на Небесах… Это нарочно так хитро придумано, чтобы денег у короля никто просить не смел, заметьте, просить, а не требовать! – Маркиз был прав, назвав себя небожителем, уважение к всевышним силам и к земным властям в его юной душе абсолютно отсутствовало.
– Выходит так, что Индорианская Церковь – корень Зла?
– Не утрируйте, преподобный, священники для меня существа неодушевленные, как вещи, инструменты, – Маркиз говорил спокойно, без ненависти. – Они не имеют собственного мнения, а всего лишь несут в народ идеи, которые проповедует Церковь, они рупор властей, громко кричащий: «Терпи!» и еще обзывающий несогласных с их цинизмом людей еретиками, бесовским отродьем и грешниками. Хоть о покойниках плохо говорить не принято, а думать тем более, но вы все же поразмыслите о том, чем занимались ваши предшественники!
– Проповедовали, естественно, несли слово божье, – без запинки ответил отец Патриун, хотя прекрасно понимал, что юноша имеет в виду нечто другое.
– Конечно, поначалу было именно так, да вот только… – маркиз замолчал, осознав, что немного увлекся и перескочил в своем повествовании через парочку весьма важных пунктов. – Дело в том, что пять лет назад ситуация в филанийской колонии изменилась, здесь появился я и еще несколько человек, которых я с гордостью могу назвать единомышленниками. Не буду слишком долго распространяться о себе, скажу лишь, что раньше часто бывал при дворе, служил в королевской гвардии и довольно успешно делал карьеру. Потом война, ранение, после которого я чудом выжил, кстати, тогда-то ваш покорный слуга и получил прозвище «Живчик». Могу рассказать множество забавных историй, подтверждающих обоснованность этого имени, – на лице маркиза мельком появилась улыбка, но тут же погасла. – Но об этой стороне моей жизни побеседуем как-нибудь потом, эти подробности ни в коей мере не относятся к нашему с вами делу. Поймите лишь одно, когда я прибыл в эти края, то мне стало жалко прозябавших в нищете людей, обидно взирать на то, какое омерзительно недостойное существование они влачат, и мы задались целью изменить положение дел.
– Конкретные шаги можете не объяснять, милостивый государь, они просты и понятны! Установить жесткий контроль над властью, всеми правдами и неправдами расставив на ключевые посты преданных вам людей. Пресечь взяточничество и свести на «нет» преступный мир, мешающий осуществлению ваших грандиозных планов. Затем изменить торговую политику, ограничив до минимума прибыль алчных спекулянтов, привлекать в Марсолу ремесленников, создав условия, благоприятствующие их труду. Одним словом, захватить власть, стать фактическим правителем колонии и насадить порядки, соответствующие интересам проживающих здесь, а не по ту сторону Удмиры, в далекой Филании! – выпалил священник на одном дыхании, понимая, что если не скажет этого сам, то юноша будет ходить вокруг да около до самого утра, пытаясь объяснить ему то свои благородные помыслы, то азы мироздания. Позвольте, сударь, лишь два вопроса: чем вам не угодили священники и зачем вы рассказываете это мне? Почему признаетесь первому встречному, да еще обладателю ненавистной вам сутаны, фактически в измене Короне? Вы еще не вывесили собственный флаг, но, чую, уже недалек тот день, когда колония объявит о своей независимости.
– Браво, я в вас не ошибся! Всего-то ничего в колонии полтора дня и одну ночь, а уже прониклись смыслом происходящего. Сразу видно, человек старой закалки! – Радость облегчения и одновременно восхищение проницательностью собеседника были написаны на расплывшемся в широкой улыбке лице маркиза. – Покорно благодарю, вы сэкономили мои силы и наше время. Что же касается интересующих вас вопросов, отвечу так, – маркиз немного замялся, но затем начал говорить быстро и уверенно: – Вначале служители Индорианской Церкви играли исключительно положительную роль. Их проповеди не только вселяли надежду в сердца отчаявшихся людей, но и обращали преступников лицом к Добру, не позволяли колеблющимся совершать дурные поступки. Однако затем, когда я и мои соратники потихоньку начали осуществлять наши планы, ваши коллеги почувствовали конкуренцию на поприще завоевания душ и непосредственную угрозу своему хозяину, филанийскому королю. Не смотрите на меня с таким укором, преподобный! Я только называю вещи своими именами. Индорианство исповедует лишь филанийский народ, и стоит королю обратить свой взор к Единой Церкви, вы канете в Лету. Так кем же мне назвать короля, если не хозяином? – Сидевший на кровати старик не ответил, и маркиз продолжил: – Нам мешали не только и не столько их одухотворенные речи о вечном смирении, сколько та мирская и ужасно грязная игра, в которую они добровольно ввязались. Служители Индория превратились в безнаказанно действующих шпионов короля, и могу поклясться памятью предков, что они многократно нарушали священное таинство исповеди, подробно излагая содержание задушевных бесед с прихожанами в отчетах своему мирскому начальству. Напакостили они много, но я их не убивал и не отдавал такого приказа.
– Тогда кто? Только не надо рассказывать сказку о проклятии древних богов, – лицо преподобного отца не выражало недоверия, как, впрочем, и иных чувств, оно было бледно и неподвижно, словно восковая маска.
– Они сами подписали себе смертный приговор, сами вызвались взойти на плаху, – произнес маркиз так просто и искренне, что ему нельзя было не поверить. – Таков удел всех нерешительных, пугливых людей с убогими душонками трусов. Священники согласились быть безвольными инструментами в чужих руках, а, как известно, испортившийся инвентарь редко чинят, в основном выбрасывают. Аббат Курвэ регулярно отправлял отчеты в Альмиру, информируя Высшее Духовенство и Двор о положении дел в колонии. И вот однажды кто-то из сильных мира сего решил, что ситуация на правобережье Удмиры опасно обострилась. Результат налицо, начальник филанийской разведки посылает в Марсолу своего лучшего агента. Ни я, ни мои сподвижники не знают о нем ничего, кроме того, что его называют «полковником». Звание это или просто кличка, нам неведомо? – Маркиз пожал плечами. – Меня сия подробность не интересовала, а вот то, что эта бестия умна и хитра, часто заставляет ворочаться по ночам. Два года мы терпим его происки, но за это время так и не смогли напасть на его след, хотя паутина его козней опутала и городскую управу, и офицерский состав марсольского гарнизона. Думаю, он смог проникнуть даже в совет общины вольных охотников. Он разрушает изнутри наш… – маркиз призадумался, какое бы определение подобрать для точного названия своих планов, но, так и не справившись с этой задачей, махнул рукой, – … заговор. Не будем ханжами, назовем вещи своими именами.
– Так вы хотите меня убедить, что он избавился от людей, которые были ему всецело преданы и к тому же имели прочное положение, ведь даже вы, убежденный противник Веры, вынуждены считаться с
