Берлинз грел воду. В поисках чая он открывал все полки подряд, но все они оказывались пустыми. Профессор остановился и попытался бросить взгляд через плечо на Ломакса, затем решил обернуться.
— Ломакс, вы же сказали, что получили мое письмо.
— Я сказал, что не получил.
Берлинз неуверенно моргнул. После событий нынешней весны они уже не до конца доверяли друг другу.
— Стало быть, просто решили позвонить?
— Я все время звонил.
— Правда?
— Но миссис Берлинз всегда вешала трубку.
Берлинз откашлялся и продолжил поиски чая.
— Женщины, - заметил он. - Видит Бог, от них все беды.
Ломакс испытал тревожное чувство, что это замечание относится и к Джулии.
— Это письмо? - спросил он.
Конверт с маркой, адресованный ему, лежал на столе. Лицо Берлинза расплылось в довольной улыбке.
— Это! Разумеется, это! Неудивительно, что вы его не получили.
— Могу я распечатать его?
— Почему нет? Оно ведь вам. В нем я пишу, что мы с Сарой уезжаем.
Ломакс развернул письмо.
— В Миссури, - закончил он.
— У нашей дочери трое детей, и Сара решила, что там мы нужнее.
В письме Берлинз просил Ломакса перезвонить. Ломакс боролся с собой. Наконец он спросил:
— А как же обсерватория?
— Я ушел на пенсию. Формально. Вы любите крепкий? - Да.
— Садитесь. Садитесь, кладите ноги на табурет, пейте чай, читайте ваше письмо, чувствуйте себя как дома. По крайней мере до тех пор, пока Сара не вернется из супермаркета. А она вернется скоро - не любит оставлять меня одного.
— Но я не понимаю… - начал Ломакс, садясь.
Профессор осторожно перенес свой чай на стол. Он держал чашку обеими руками, словно маленький ребенок. Спина сгорбилась. Глядя на Берлинза, Ломакс расстроился.
— Я все время что-нибудь роняю или проливаю, а Сара злится, - объяснил Берлинз.
— Профессор, - промолвил Ломакс, - вы не должны уходить сейчас.
— Почему?
— Из-за этого комитета по этике Диксона Драйвера.
— Я уже все обсудил с Диксоном. Когда он смог уделить мне часть своего бесценного времени - сами знаете, подготовка к этому, как его там… Большому уходу, - медленно выговорил Берлинз и со значением посмотрел на Ломакса сквозь стекла очков. - Таким образом, мой уход никак не связан с комитетом по этике, но я не хочу, чтобы он выглядел как побег от неблагоприятного решения.
— И что теперь?
— Диксон напишет вам. Вряд ли он способен оставить письмо на кухонном столе. Хотя вполне может забыть о марке, если вы ему не угодите… О чем это я?
— О чем он должен написать мне?
— Ах да. Я так понимаю, что вы уже были на заседании их комитета?
— Был.
Ломакс хотел рассказать профессору о заседании, но оказалось, что Берлинзу известно больше, чем ему.
— Хорошо. Значит, так. В начале лета вы выдвинули обвинения. Теперь Диксон хочет, чтобы вы сняли их.
— Чтобы все закончилось?
— Комитет будет просить вас снять обвинения. Вот это самое слово. Снять обвинения.
— Я не выдвигал никаких обвинений.
— Видимо, они хотят вернуть вас, Ломакс. Хотя мне показалось, что Добермен не изменил своего отношения.
Ломакс ощутил ярость и одновременно облегчение.
— Ради Бога! - воскликнул он. - Зачем тогда Драйвер устроил все это?
— Для меня все сложилось хорошо. Научил внука ловить рыбу. Построил телескоп. Подождите, я покажу…
Ломакс разозлился. Каждый волосок на его руках зудел от гнева.
— Я хочу сказать, - прокричал он Берлинзу, который возился в соседней комнате, - что все это можно было выяснить в течение недели! А он разбирался месяцы.
Берлинз вернулся.
— Ну, мы ведь с вами все лето получали половину жалованья, поэтому Драйвер и смог заплатить специалистам по затмению.
Ломакс застонал:
— Чертово затмение!..
— Когда состоится затмение? Уверен, вы вернетесь в обсер-ваторию в следующий же понедельник после него.
Профессор поставил коробку на стол.
— Драйвер сделал из мухи слона с этими письмами и чертовым комитетом, - мрачно заметил Ломакс. - Наверное, хотел нас обоих сжить со света.
На коробке было написано: 'Вот они - вкусные, богатые протеином ореховые батончики!' - Моя карьера завершена, но это не поможет вашей.
— Я всегда гордился тем, что не делаю карьеры.
— Для меня всегда было важно мнение только одного из моих коллег, - сказал Берлинз.
— Драйвера?
— Ваше, Ломакс, ваше.
Ломакс молча повесил голову. Берлинз пытался открыть коробку. Руки тряслись.
— И вы, именно вы обвинили меня, я… я просто не мог поверить в это.
Берлинз сражался с крышкой, пальцы не слушались.
— Профессор, - начал Ломакс, - кто-то изменил данные. Я не хотел верить, что это сделали вы. Я просто не мог представить себе такого. И я ничего не предпринимал - только рассказал Ким.
Берлинз поднял бровь.
— Согласен, - добавил Ломакс, - я не должен был так поступать.
Наконец Берлинз открыл коробку. С чрезвычайной осторожностью он вытащил телескоп.
— Я даже не считал, сколько часов провел, прилаживая зеркала, - сказал он.
Ломакс разглядывал гладкий металл телескопа, его простоту и изысканность.
— Он великолепен.
— Он ваш.
Ломакс чуть не выронил телескоп.
— Я не могу взять его.
— Он ваш.
— Но… но вы же собирали его все лето!
— Я буду только рад. Я хочу, чтобы вы взяли его себе. Кто знает, может быть, это чему-то вас научит.
Ломакс не знал, что сказать. Он хотел поговорить о Джулии, но теперь это казалось немыслимым. Вскоре он ушел, радуясь, что не встретился с Сарой Берлинз.
Они с профессором пожали друг другу руки.
— Вы дадите мне свой новый адрес? - спросил Ломакс.
