Он слушает… еще мгновенье — Слетает на прямых крылах… Тревожный крик из гнезд соседних, Печальный писк птенцов последних, Пух нежный по́ ветру летит — Он жертву бедную когтит… И вновь, взмахнув крылом огромным, Взлетел — чертить за кругом круг, Несытым оком и бездомным Осматривать пустынный луг… Когда ни взглянешь, — кружит, кружит… Россия-мать, как птица, тужит О детях; но — ее судьба, Чтоб их терзали ястреба. На вечерах у Анны Вревской Был общества отборный цвет. Больной и грустный Достоевский Ходил сюда на склоне лет Суровой жизни скрасить бремя, Набраться сведений и сил Для «Дневника». (Он в это время С Победоносцевым дружил). С простертой дланью вдохновенно Полонский здесь читал стихи. Какой-то экс-министр смиренно Здесь исповедывал грехи. И ректор университета Бывал ботаник здесь Бекетов, И многие профессора, И слуги кисти и пера, И также — слуги царской власти, И недруги ее отчасти, Ну, словом, можно встретить здесь Различных состояний смесь. В салоне этом без утайки, Под обаянием хозяйки, Славянофил и либерал Взаимно руку пожимал (Как, впрочем, водится издавна У нас, в России православной: Всем, слава богу, руку жмут). И всех — не столько разговором, Сколь оживленностью и взором, — Хозяйка в несколько минут К себе привлечь могла на диво. Она, действительно, слыла Обворожительно-красивой, И вместе — добрая была. Кто с Анной Павловной был связан, — Всяк помянет ее добром (Пока еще молчать обязан Язык писателей о том). Вмещал немало молодежи Ее общественный салон: Иные — в убежденьях схожи, Тот — попросту в нее влюблен, Иной — с конспиративным делом… И всем нужна она была, Все приходили к ней, — и смело Она участие брала Во всех вопросах без изъятья, Как и в опасных предприятьях… К ней также из семьи моей Всех трех возили дочерей. Средь пожилых людей и чинных, Среди зеленых и невинных — В салоне Вревской был как свой Один ученый молодой. Непринужденный гость, привычный — Он был со многими на «ты». Его отмечены черты Печатью не совсем обычной. Раз (он гостиной проходил) Его заметил Достоевский. «Кто сей красавец? — он спросил Негромко, наклонившись к Вревской: — Похож на Байрона». — Словцо Крылатое все подхватили, И все на новое лицо Свое вниманье обратили. На сей раз милостив был свет, Обыкновенно — столь упрямый; «Красив, умен» — твердили дамы, Мужчины морщились: «поэт»… Но, если морщатся мужчины, Должно быть, зависть их берет… А чувств прекрасной половины Никто, сам чорт, не разберет… И дамы были в восхищеньи: «Он — Байрон, значит — демон…» — Что ж? Он впрямь был с гордым лордом схож Лица надменным выраженьем И чем-то, что хочу назвать
