Левиафан

голова свешивалась между колен и костяшки пальцев покоились на полу. Ещё девятеро располагались в спальне, а один в туалете — смерть застигла его на унитазе со спущенными трусами. Это был именно тот престарелый джентльмен с седыми усами и непокорной прядью волос на лбу, который накануне вечером обругал Джорджа в холле отеля.

Гауптманн покачал головой.

— Боюсь, нам будет нелегко выяснить, что произошло с этими людьми. Создаётся впечатление, что все они умерли примерно в одно и то же время. Нет видимых признаков отравления, нет следов борьбы или насилия, но у них на лицах застыл ужас. У всех открыты глаза, и кажется, что они смотрят на нечто невообразимо ужасное.

— А кто они вообще такие? И почему вы сказали, что я мог бы вам помочь, если бы был иудеем?

— Мы нашли их паспорта. Все они — граждане Израиля. Это само по себе довольно странно. Как правило, евреи такого возраста по вполне понятным причинам не горят желанием посещать нашу страну. Впрочем, существовала одна организация, связанная с сионистским движением, которая была создана здесь, в Ингольштадте, 1 мая 1776 года. Эти сионские мудрецы могли собраться тут, чтобы отпраздновать годовщину её создания.

— Да-да, — сказал Хагбард. — Баварские иллюминаты, кажется? Помнится, я что-то слышал о них, когда мы прибыли сюда.

— Эта организация была создана лишённым духовного сана иезуитом, а входили в неё франкмасоны, вольнодумцы-атеисты и евреи. Среди них было несколько знаменитостей — король Леопольд, Гёте, Бетховен.

— И вы считаете, что эта организация стояла за сионистским движением?

Гауптманн отмахнулся от этого предположения.

— Я не говорил, что она за чем-то стояла. Всегда находятся люди, утверждающие, будто за каждым политическим и криминальным событием кто-то стоит. Это ненаучный подход. Если вы хотите понять подоплёку событий, анализируйте положение народных масс — экономические, культурные и социальные условия, в которых живут люди. Сионизм был логическим следствием положения евреев на протяжении последнего столетия. Вовсе не нужно представлять себе какую-то группу людей, которая придумала это движение и способствовала его распространению по каким- то особым и известным только им причинам. Во многих странах евреи находились в ужасном положении, им нужно было где-то приткнуться. И ребёнку ясно, что они считали Палестину самым привлекательным местом.

— Странно, — сказал Хагбард, — если иллюминаты не играли никакой роли в истории Израиля, тогда что тут, в день годовщины этой организации, делали двадцать три старых еврея?

— Возможно, они как раз признавали особую роль иллюминатов или даже сами были членами этой организации. Я направлю запрос в Израиль, чтобы установить их личности. Вероятно, родственники потребуют выдачи тел. В противном случае правительство Германии позаботится, чтобы они были похоронены на еврейском кладбище Ингольштадта с соответствующими иудейскими церемониями. В наше время правительство очень внимательно относится к евреям.

— А вдруг они были атеистами-вольнодумцами и не хотели, чтобы их хоронили согласно религиозным обычаям? — предположил Хагбард.

— Это риторический и, по-моему, несущественный вопрос, — ответил Гауптманн. — Мы посоветуемся с израильскими властями и поступим в соответствии с их рекомендациями.

В дверь постучали, и люди Гауптманн впустили в номер престарелого официанта, толкавшего перед собой сервировочный столик на колёсиках, на котором стояли роскошный серебряный кофейник, чашки и блюдо с пирожными и печеньем. Первым делом он покатил столик по толстому ковру в тот конец гостиной, где сидели Гауптманн и Хагбард. Приблизившись, официант стал наливать им кофе, старательно отводя слезящиеся глаза от трупов.

— Побольше сливок и сахара, — попросил Хагбард.

— Мне чёрный, — сказал Гауптманн и, взяв с блюда пирожное с вишнёвой начинкой, с наслаждением откусил от него.

— Вы уверены, что никто не подмешал ЛСД в кофе или пирожные? — с озорной улыбкой спросил Хагбард.

Гауптманн пригладил рукой волосы и улыбнулся ему в ответ:

— Если в еду, которую мне здесь подают, будет хоть что-то подмешано, я уничтожу весь их отельный бизнес, и им это хорошо известно. Поверьте, они принимают максимальные меры предосторожности.

— Сейчас, когда мы немного познакомились и пьём вместе кофе, — сказал Хагбард, — разрешите мне попросить вас об одолжении. Отпустите меня сегодня. Видите ли, у меня есть кое-какие интересы в США, о которых мне следует позаботиться. Именно поэтому я и хотел бы уехать.

— Но ведь первоначально вы планировали пробыть здесь целую неделю. А теперь вдруг должны немедленно ехать. Не понимаю.

— Я строил подобные планы до того, как уничтожили большую часть американского правительства. И, кстати, поскольку фестивальная программа отменена, у меня вообще нет причин здесь оставаться. Однако мне до сих пор не все ясно. Почему отменён фестиваль? Чья это идея?

Гауптманн важно взглянул на Хагбарда и откусил ещё один кусочек. Хагбард не смог бы лакомиться пирожными в такой вонище. Разумеется, он понимал, что детектива не беспокоит присутствие трупов, но рыбная вонь…

— Начнём с того, Freiherr Хагбард, что исчезли — возможно, утонули — четыре брата и сестра Зауре, известные всем как группа «Американская Медицинская Ассоциация». Сообщения о том, что с ними произошло, запутанны, фантастичны и противоречивы, как и остальные сведения обо всем, что случилось этой ночью. Насколько мне удалось восстановить картину событий, они въехали на машине прямо в озеро.

— С какой стороны?

Гауптманн пожал плечами.

— Вряд ли это имеет значение. Озеро бездонно. Если они там, я сомневаюсь, что мы когда-нибудь их найдём. Должно быть, они наглотались ЛСД, хотя никогда прежде наркотиками не баловались. — Он смерил Хагбарда осуждающим взглядом. — Они подавали большие надежды. А их машина вообще была нашей национальной реликвией. Огромная потеря.

— Из числа знаменитостей погибли только они?

— Кто знает? У нас нет точных данных о всех, кто присутствовал на фестивале. Никто не регистрировал людей, покупавших билеты, хотя это следовало делать. Тысячи юношей и девушек могли утонуть в этом озере. Вам, возможно, не известно, что именно Зауре были душой ингольштадтского фестиваля. Большие патриоты. Они хотели привлечь туристов в Германию, особенно в Баварию, ведь они и сами были баварцами по рождению.

— Да, — отозвался Хагбард, — я читал, что Ингольштадт — их родной город.

Гауптманн покачал головой.

— Этот слух пустил их пресс-агент, когда фестиваль ещё только задумывался. На самом деде они родились в северной Баварии, в Вольфраме-Эшенбахе. Кстати, это родина другого знаменитого немецкого музыканта, миннезингера Вольфрама фон Эшенбаха, который написал «Парсифаля». Итак, теперь, если не случится чуда, их можно считать погибшими, а отвечать за их смерть, судя по всему, некому. Без них фестиваль попросту обречён — это все равно что тело оставить без головы. Более того, правительство настаивает на закрытии фестиваля, потому что мы не хотим повторения событий этой ночи. В отличие от США, в Западной Германии препарат ЛСД все ещё запрещён.

— В некоторых американских штатах он тоже запрещён, — заметил Хагбард. — Он не запрещён в Экваториальной Гвинее, где никогда не было проблемы наркомании.

— Поскольку вы преданный гражданин и восторженный почитатель Экваториальной Гвинеи, я уверен, что вам это приятно, — сказал Гауптманн. — Что ж, Freiherr Челине, я бы с радостью немедленно вас отпустил, однако по ходу расследования у меня могут возникнуть к вам