император, заливший эту землю голубой кровью, обративший оружие альвов против их самих же, не тронул их богов и сам же принёс им богатые жертвы в благодарность за победу!? Скорее всего, это была просто слабость. И все его потомки отличались беззаботностью и мягкотелостью… Как только эта династия до сих пор удержалась у власти? Всё должно когда-нибудь кончиться – и даже эта вопиющая несправедливость, которая продолжается уже несколько веков.
Но великая мечта – пока лишь сладкий сон, который может так сном и остаться, если совершить хотя бы одну ошибку, недооценить врага, оказаться однажды слишком доверчивым или недостаточно щедрым, проявить излишнюю жестокость или милосердие… Тропинка, ведущая к вершинам власти, слишком узка, и любой шаг в сторону приведёт к падению в бездонную пропасть. Чем ближе вершина, тем меньше доверяй тропе.
Хенрик нетерпеливо считал дни, оставшиеся до отъезда, и каждый новый день казался ему длиннее предыдущего. Раньше, чем государь возложит на его голову венец лорда, уезжать было нельзя, а церемония почему-то откладывалась, и не в первый раз – императору то приспичивало внезапно отправиться на соколиную охоту, то придворный гадатель сообщал ему, что выбранный день неблагоприятен для каких-либо торжеств, то внезапно приходил обоз от какого-то наместника провинции с дарами государю, и Лайя Доргон был слишком увлечён рассматриванием свежедобытых самоцветов, дорогих тканей, а в последний раз какие-то доброхоты прислали ему новую наложницу… За всеми этими проволочками чувствовалась рука дяди Иеронима, но Хенрик прекрасно понимал, что, стоит ему хоть раз открыто выразить недовольство, всё может пойти прахом – и замыслы, и надежды, и даже то, чего он уже сумел достичь.
Время шло, одна за другой отправлялись повозки, гружённые скарбом и утварью, какой-то старый перечник, дальний родственник, седьмая вода на киселе, принятый на должность мажордома, потихоньку приводил в порядок поместье на границе Литта и Горландии… Кстати, это поместье, по сути небольшой замок, воздвигнутый как пограничная крепость ещё во времена императора Гиго, когда-нибудь может стать законным предметом территориального спора между лордом Литта и эрцогом Горландским, форпостом будущего наступления на обломки империи…
Хенрик тряхнул головой, чтобы изгнать мысли, время для которых ещё не пришло. Лучше было заняться насущными делами – среди них было одно такое, что нельзя было доверить никому, но и справиться в одиночку тоже было невозможно. Доставленные накануне два огромных дубовых ящика из толстых досок, скреплённых массивными бронзовыми скобами, нужно было перетащить в подвал, а потом загрузить в них мраморные саркофаги с мумиями альвов. Теперь Хенрик каждый день навещал эти два скелета, обтянутые синей сморщенной кожей. Подавляя брезгливость, он подолгу всматривался в надписи, высеченные на мраморных гробах, пытаясь понять их смысл. «Агор Вианни» и «Ойя Вианна» – так, скорее всего, звучали имена покойников, а вот что означало остальное, понять было невозможно, а произнести – страшно. Любые сочетания альвийских слов могли быть заклинаниями, и что последует после их произнесения, едва ли даже Тронну известно, владыке времени и судьбы…
Когда-то эти гробы были найдены среди руин одного из предместий легендарного Альванго, разрушенного Гиго Доргоном до основания. Начальнику тамошнего гарнизона спьяну захотелось испытать новые метательные машины, и здоровенное чугунное ядро обрушилось сверху на отёсанный ветрами гигантский булыжник, испокон веков лежавший у развилки дорог. Камень неожиданно оказался пустотелым, а внутри оказалось древнее альвийское захоронение. Золото и прочие драгоценности растащили солдаты и охранники проезжавшего мимо обоза, с которым ехал один из посланных Раимом Драем скупщиков древностей.
В отдельном кодексе Раим Драй составлял список всех находок, подробно описывая каждую, и, когда Хенрик обнаружил этот толстый том в кожаном переплёте с серебряной застёжкой, оказалось, что в доме не хватает полутора дюжин вещиц – в основном, сделанных из золота. С этим тоже ещё предстояло разобраться…
Хенрик вышел из кабинета, заперев за собой дверь, и, минуя гостиную, двинулся к спуску в подвал. Желание немедленно разобраться с мумиями возникло у него внезапно – если в них нет никакой магии, то и тащить такую тяжесть за тридевять земель не стоило. Наверняка за такую диковину можно было содрать с кого-нибудь из столичных собирателей древностей неплохие деньги. Магию золотых кругляшков, способных превращаться во что угодно, Хенрик ценил не меньше, чем бывший хозяин этого дома.
В подвал вела длинная крутая лестница – полсотни ступеней, высеченных из природной гранитной плиты, на которой стоял весь квартал, и всё подземелье было вырублено в этом гранитном монолите. Скорее всего, этот дом был построен на месте древнего строения альвов, и три подземных камеры – всё, что осталось от него.
Два грузчика, тяжело дыша, тащили по коридору короб с серебряной посудой. Поравнявшись с Хенриком, они поставили свою ношу, как положено, поклонились и двинулись дальше, к чёрному ходу, откуда доносились крики Геркуса и Толстой Греты, которые отчаянно спорили, что грузить на повозку сначала – тюки с простынями или ящики с канделябрами. Эти крики вернули Хенрику чувство реальности, и он даже на мгновение задумался, а стоит ли рисковать неизвестно чего ради… Но, в конце концов, мертвецов бояться – в склеп не ходить, а рисковать всё равно придётся – не сейчас, так потом.
Он решительно двинулся вниз, перешагивая через ступеньку. Двойная дверь, два замка, и ещё нужно нащупать в полумраке два нужных ключа. Древние замки открываются почти бесшумно, а в конце мелодичным звоном сообщают, что можно войти внутрь – ничего подобного теперь не делают, секрет утерян после того, как не стало альвов… Первая створка отворяется наружу, вторая – вовнутрь. Главное – не перепутать, замки чувствуют хозяина. Любое неверное или просто неуклюжее движение, и тонкий механизм вновь вставит стальной язык в массивную скобу.
В этом подземелье не стоял дух затхлости, и сыростью здесь не пахло. Наоборот, когда последняя дверь отворилась, снизу повеяло свежим ветерком, полным ароматом цветов – тоже, наверное, какая-то магия…
Хенрик произнёс вполголоса нужное заклинание, и под потолком холодным пламенем вспыхнули зеленоватые шары. Их было три, но один пришлось отдать императорскому пажу, чтобы тот доставил государю донос на мону Кулину… Но и двух хватает для того, чтобы здесь было почти как при свете дня.
Так, Агора Вианни можно пока оставить в покое. Лучше уж посмотреть, как поведёт себя мумия по имени Ойя Вианна. А почему, собственно, лучше? – наверное, всё равно, но надо же с чего-то начать.
Он стал в ногах женского скелета, обтянутого синей сморщенной кожей, произнёс имя мёртвой альвийки и начал медленно, каждый звук в отдельности, читать дальше надпись, высеченную на задней стенке саркофага. Внезапно стало холодней, а гранитный пол под ногами едва заметно дрогнул. Хенрик оторвал глаза от надписи и посмотрел на мумию.
Её глаза открылись, и на дне зрачков вспыхнули тусклые изумрудные огоньки.
– Человек… – Альвийка Ойя Вианна едва заметно раздвигала щёлку рта, но в её голосе не было ни хрипа, ни шепелявости. – Человек, дай мне воды.
Её тело оставалось неподвижным, и Хенрик сообразил, что успел вовремя остановиться. Мгновенный страх сменился радостным возбуждением – вот кто откроет ему смысл книги, которую так старательно и так долго переписывал Раим Драй, вот кто поможет понять суть альвийской магии и воистину овладеть силами, которые в ней заключены! Но, конечно, не сейчас… Всякое заклинание имеет свой срок действия, если его не закрепить огненным знаком, и скоро эта старуха снова успокоится – до тех пор, пока Хенрик ди Остор, лорд Литта не пожелает с ней снова побеседовать. Перед тем как уложить саркофаги в ящики, надо накрыть их простынями, чтобы грузчики не могли видеть, что они упаковывают. А если кто-то что-то заметит, то ему же хуже.
– Человек, дай мне воды, и ты увидишь, как я прекрасна. – Мумия постаралась улыбнуться, и обнаружился ровный ряд ослепительно белых зубов.
Хенрик решил не отвечать. Он пошёл прочь. Сейчас разговоры ни к чему – довольно и иных забот. Но когда замок Литт будет восстановлен, можно будет и поговорить. Он захлопнул за собой вторую дверь и только после этого сообразил, что забыл погасить светящиеся шары. Что ж, пусть светят. Пусть эта тварь думает, что он просто ушёл за водой и скоро вернётся. Он ждала, может быть, тысячу лет, и теперь ей, наверное, всё равно, сколько времени придётся ждать живительной влаги…
