с сантиметрами и булавками!»), миссис М. решила доставить мне удовольствие походом в кинотеатр, который она заметила на узкой улочке рядом с чайной.
Поскольку миссис Мюллет видела «Человека-невидимку» несколько лет назад, она проболтала весь фильм напролет, толкая меня локтем в ребра и ежеминутно объясняя: «Он их видит, а они его нет».
Хотя меня позабавила идея безумного ученого сделать укол сильного отбеливателя, чтобы сделать себя невидимым, что меня действительно шокировало, так это то, как он обращался с лабораторным оборудованием.
«Это ж просто фильм, дорогуша», — сказала миссис Мюллет, когда я вцепилась ей в руку: в тот момент он крушил стекло.
Но в общем, подумала я, оглядываясь назад, развлечение оказалось неудачным. Невидимость не была мне в новинку. Это искусство, которое я была вынуждена изучить с того дня, как сделала первый шаг.
Видимая и невидимая: трюк в том, чтобы одновременно присутствовать и отсутствовать.
— При-и-ве-е-ет! — завопила я, ни к кому конкретно не обращаясь, когда с брызгами проносилась мимо Святого Танкреда на центральную улицу.
В дальнем конце деревни я повернула на юг. Сквозь пелену дождя я могла разглядеть на расстоянии только Джека О'Лантерна, черепообразную скалу, нависавшую над моим пунктом назначения, Рукс- Эндом.
Сейчас я ехала параллельно и в полумиле от Канавы, и прошло немного времени, как я уже скользила по краю одной из огромных лужаек, протянувшихся в трех направлениях.
Я уже была в Рукс-Энде один раз, навещала старого школьного директора доктора Киссинга. Тогда я нашла его на обветшавшей застекленной террасе в доме престарелых и не особенно хотела снова входить в этот частный мавзолей.
Но, к моему удивлению, когда я соскочила с «Глэдис» перед входной дверью, в кресле-каталке под большим весело разрисованным зонтиком, установленным на лужайке, сидел старый джентльмен собственной персоной.
Он помахал, когда я пошлепала к нему по мокрой траве.
— Ха! Флавия! — сказал он. — «День не может считаться плохим, если он приводит юного гостя к моей калитке». Гораций, разумеется, или это Катулл?
Я улыбнулась, как будто знала, но забыла.
— Здравствуйте, доктор Киссинг, — сказала я, протягивая ему пакетик «Плейерс»,[57] который я утащила из бельевого ящика Фели. Фели купила его, чтобы произвести впечатление на Дитера. Но Дитер высмеял ее. «Нет, спасибо, — сказал он, когда она предложила ему сигарету. — Это губит грудь», — и она отложила пачку неоткрытой. Фели необычайно гордится своей грудью.
— А, — произнес доктор Киссинг, извлекая коробок спичек как будто ниоткуда и умело зажигая одну, одновременно открывая пачку сигарет. — Как мило с твоей стороны подумать о моей большой слабости.
Он глубоко вдохнул, задерживая дым в легких чуть ли не целую вечность. Затем выпустил дым и заговорил, глядя куда-то вдаль, как будто обращался к кому-то другому:
«Столкнется с оружием, которым будет убит»?
Кровь застыла в жилах, когда он продекламировал последнюю строчку. Он подразумевал курение — или странную смерть Бруки Хейрвуда?
Беседа с доктором Киссингом, я знаю, — это шахматная игра. Никаких легких путей.
— Хромцы, — сказала я, делая первый шаг.
— Ах да. — Он улыбнулся. — Хромцы. Я знал, что ты меня спросишь о хромцах. В противном случае я был бы разочарован.
Могли мистер или миссис Петтибоун рассказать ему о моем интересе? Как-то это маловероятно.
— Разумеется, ты не подозреваешь, что я один из них?
— Нет, — сказала я, стараясь держаться наравне с ним. — Но я знаю, что ваша племянница…
До этого момента у меня совсем вылетело из головы, что доктор Киссинг — дядя мисс Маунтджой.
— Моя племянница? Ты думаешь, что Тильда информировала меня о твоих… Бог мой, нет! Она ничего не говорит — ни мне, ни кому-то еще. Даже Господь Бог не ведает, что творит ее левая рука в эти дни.
Он заметил мое замешательство.
— Не надо далеко заглядывать, — сказал он.
— Миссис Мюллет?
Доктор Киссинг издал хриплый кашель, неприятно напомнивший мне о Фенелле, и утешил себя очередной сигаретой.
— Общеизвестно, что ты обитаешь, так сказать, в непосредственной близости от достойной миссис Мюллет. Остальное — просто догадка. — Он продолжил: — Я не общался лично с доброй женщиной. Но я полагаю, что она широко и далеко известна своей склонностью… э-э…
— …стирать грязное белье на людях, — закончила я.
Он слегка поклонился верхней частью туловища.
— Твои описательные способности повергают меня в трепет, — сказал он.
Я легко могла бы полюбить этого человека.
— Я знаю о Никодимусе Флетче, — поведала я ему, — и о том, что он принес свою веру в Бишоп- Лейси. Я знаю, что в окрестностях еще остались несколько практикующих хромцов и что они временами собираются в Изгородях.
— Чтобы проводить крещения.
— Да, — сказала я. — Крещения.
— Раньше это был привычный обряд, — сказал он. — Сейчас осталось мало хромцов детородного возраста.
Я попыталась сообразить, кто они. Наверняка не Тильда Маунтджой и не миссис Петтибоун.
— Полагаю, бедная миссис Булл была последней, — заметил он, и я обратила внимание, что он наблюдает за мной краешком глаза.
— Миссис Булл?
Миссис Булл — хромец?
— Миссис Булл, которая живет в Канаве? — уточнила я. — Та, чьего ребенка украли цыгане?
Я не могла удержаться. Пусть я в это не верила, но ужасные слова вырвались у меня, не успела я подумать.
Доктор Киссинг кивнул.
— Так говорят.
— Но вы в это не верите.
Теперь я была в хорошей форме и улавливала все оттенки значений в словах старика.
— Должен сознаться, что не верю, — сказал он. — И полагаю, ты захочешь, чтобы я объяснил тебе почему.
Я смогла только выдавить глупую улыбку.
Хотя дождь еще колотил по зонтику монотонной барабанной дробью, в укрытии царили удивительные покой и тепло. На противоположной стороне лужайки жуткое строение под названием Рукс-Энд прижалось к земле, словно гигантская каменная жаба. В высоком окне комнаты, которая когда-то, наверное, была бальным залом, две старые дамы в нелепых старомодных нарядах танцевали величавый менуэт. Я видела
